Странно, почему же он не падает, почему парит в воздухе — словно кто-то подвесил его над рекой? И вдруг резкий зеленый огонь ударил опаляющей болью — все вновь приобрело нормальную скорость, словно он только что проснулся, вырвавшись из заколдованного сна.
Добкин услышал всплеск, и мутный Евфрат сомкнулся над ним.
* * *
Хоснер решил не возвращаться на израильские позиции. Место было слишком открытое, и арабский снайпер наверняка уже обнаружил его. Но оттуда, где он лежал, зарывшись в землю, ему никак не удавалось вести эффективный огонь по сторонам — доступной казалась только территория впереди. Прицел невозможно было использовать с достаточной эффективностью, а кроме того, боеприпасы подходили к концу.
Автоматная очередь сбила каблук с его ботинка, и нога непроизвольно, спазматически дернулась. Выругавшись, Хоснер поднял голову. Попытался прицелиться, но снайпер в своей норе оказался невидимкой. Пехотная группа переключилась на нетрассирующую стрельбу и начала стрелять наугад. Хоснер заметил, как напарник снайпера двинулся по склону, очевидно, чтобы доставить точные данные о местонахождении израильтянина. Хоснер, прицелившись, выстрелил, и враг, а это был Сафар, осел на землю, держась рукой за бок.
Мурад нажат на крючок, и Хоснер почувствовал, что его как будто ужалила пчела. Он развернулся в сторону снайпера и выстрелил по его неясному силуэту именно в тот момент, когда тот исчез в норе. Ухо стало теплым и влажным, и Хоснер прижался к стене тесного и неглубокого укрытия. Внезапно вспомнилась Мириам. Все, с него хватит. Хоснер ничего не понимал и в то же время не мог не чувствовать, что ашбалы по обе стороны от него приближаются к вершине. Обернувшись, Хоснер крикнул, пытаясь перекрыть стрельбу:
— Хабер!
Ответа не последовало. Он позвал снова:
— Хабер!
Наоми подняла глаза. Залитая кровью голова Брина все еще лежала у нее на коленях. Девушка вспомнила, что Хоснер был здесь несколько минут назад, но не знала, что же с ним случилось дальше. Услышала, что он зовет ее, но не ответила.
Хоснер сорвал с себя рубаху и обернул ею прибор ночного видения. Перевернул винтовку и схватился за раскаленный глушитель. Поднялся, размахнулся и изо всех сил подбросил винтовку в воздух. Она перелетела через разрушенную сторожевую башню и упала в мягкую пыль недалеко от Наоми Хабер. Девушка услышала звук падения, который словно вывел ее из оцепенения. Она поняла, что надо делать.
Наоми опустила голову и поцеловала Натана Брина в окровавленный лоб.
* * *
Приказ о начале финальной операции прошел по периметру оборонительной линии, и тщательно отрепетированная акция получила исходный импульс. Все уловки и самодельное вооружение, выглядевшие столь хитрыми и затейливыми при дневном свете, сейчас подвергались испытанию на прочность и надежность, и темнота порождала множество сомнений.
Метрах в ста от них прозвучал чужой голос:
— Сюда! Здесь брешь в укреплении! Сюда! За мной!
Два отряда ашбалов, всего восемнадцать человек, потянулись на призывный клич. Они наступали, поднимаясь вверх по холму, следуя команде повелительного голоса. Никто в них не стрелял. Ашбалы подошли на расстояние пятидесяти метров к явно покинутым людьми брустверам. Еще несколько секунд, и они окажутся внутри оборонительного периметра, за ограждениями — тогда бой можно считать законченным.
Голос скомандовал снова:
— Сюда! Быстро! Наверх!
Если арабы и заметили в горячке стрельбы, что голос имеет слегка металлическую окраску и что палестинский акцент не совсем точен, они все равно не осознали этого факта и не отреагировали на него. Очевидно, кто-то из командиров говорит в мегафон. Они продолжали двигаться по направлению к голосу, звучавшему так близко от израильской линии обороны.
Ибрагим Ариф лежал под прикрытием бруствера в крошечном окопе и кричал в микрофон:
— Быстро! Все наверх! Сюда!
А громкоговоритель, установленный в тридцати метрах перед насыпью, гнал арабов вперед:
— Быстро! Вверх и на ту сторону! Стреляйте! Стреляйте! Смерть Израилю!
Ашбалы выпрямились, подняли головы и с криком «Смерть Израилю!» бросились вперед.
Каплан, вырвавшийся наконец из лазарета, Маркус и Ребекка Ливни, молодая стенографистка, только что получившая «АК-47», открыли огонь. Каждый из них расстрелял по два тридцатизарядных магазина.
Ашбалы застыли как вкопанные, парализованные недоумением и страхом. Их ряды прошивали автоматные очереди. Люди падали один на другого, словно соломенные чучела. Эта потеря оказалась самой крупной с начала действий, и она оставила чрезвычайно заметную брешь в атаке.
* * *
Эсфирь Аронсон уговаривала каждого, кого встречала в темноте, выслушать ее. Берг приказал выклянчить, занять или украсть. Выклянчить не получалось. Все были слишком поглощены собственными проблемами, чтобы беспокоиться о стратегических замыслах атаки с тыла. Каждый, кто выслушивал ее, сочувствовал, но этим дело и ограничивалось. Она отчаянно искала глазами Хоснера. Хоснер мог дать простой приказ, и тогда бы она получила то, в чем так нуждалась. Но никто не знал, где командир. Пропал. Возможно, убит.
Эсфирь стала свидетельницей того, как успешно сработал трюк с мегафоном. На западном склоне ничего подобного не было. Ей нужно оружие. Девушка побежала туда, где Маркус и Ребекка Ливни осторожно пробирались через брустверы и завалы, чтобы подобрать оружие убитых врагов. Прикрывал их Каплан. Эсфирь Аронсон промчалась мимо Каплана, перепрыгнула через окоп и бруствер, проскользнула между зубьев засеки мимо удивленных Маркуса и Ливни.
— Простите! — закричала девушка. — Мне нужны винтовки на западный склон! Они там атакуют!
Она быстро продвигалась между мертвыми и еще живыми, проворно снимая патронташи и сумки, загруженные боеприпасами. Хватала в темноте автоматы, чаще попадая рукой не на приклад, а на еще горячий ствол. И руки, и все тело ее горели и уже не выдерживали тяжести — столько оружия навалила Эсфирь на свои плечи.
Маркус и Ливни подбежали к Аронсон и начали помогать ей. Маркус постоянно кричал, чтобы смотрели, нет ли живых, но Эсфирь, казалось, не слышала или не обращала внимания на его призывы. Маркус же застрелил человека, который протянул руку к своему оружию, когда почувствовал, что его пытаются отнять.
— Спасибо! — громко крикнула Аронсон и исчезла за насыпью вместе со своим невероятным грузом.
Маркус и Ливни под прикрытием огня Каплана быстро собрали оставшиеся автоматы. Микрофон продолжал кричать:
— Назад! Назад! Осторожно, товарищи! Евреи хорошо вооружены! Отступаем!
И арабы послушно исполняли приказ невидимого командира.
* * *
Наоми Хабер зарядила «М-14» и внимательно вгляделась в глазок прицела. Весь склон оказался покрытым ползущими фигурами. Девушка осмотрела склон чуть ниже своей позиции и увидела Хоснера — тот неподвижно лежал в укрытии. Убит? Определить трудно. Чтобы перекинуть винтовку на такое расстояние, ему наверняка пришлось подняться на ноги. И арабский снайпер, конечно, увидел его.
В это мгновение пуля зацепила запястье правой руки, и девушка вскрикнула и едва не выронила винтовку. Скорчилась, присев у земляной стены, пережидая самую острую боль. Лизнула рану, как это делают животные, и, казалось, это принесло некоторое облегчение и успокоение. Не оставалось сомнений, что тот самый снайпер, который сейчас едва не убил ее, совсем недавно убил человека, с которым она была близка. И только за это, не говоря обо всем прочем, он должен умереть. Девушка медленно поднялась и взглянула поверх земляной стены.
Мурад наконец осознал, что Сафар убит. Сафар, друг детства. Единственный настоящий друг. Любовник. Его убил этот еврей. Удалось ли ему подстрелить врага, когда тот подкинул в воздух свою винтовку? Пропали и винтовка, и ночной прицел. Кто их забрал? Снайпер осмотрел пространство между укрытием Хоснера и уступом. Да, сейчас опасность исходила оттуда, но эмоции не позволяли Мураду отвести взгляд от того места, где, он знал, прятался проклятый еврей.
Хабер глубоко вздохнула и внимательно оглядела склон. Она прекрасно видела снайпера — вот он лежит там ничком — примерно в восьмидесяти метрах ниже ее самой. Пуля в голову, возможно, в случае удачи разобьет одновременно и прицел, и голову, но выстрел в спину представлялся более надежным. Девушка навела сеточку прицела в область поясницы и дважды нажала на спусковой крючок.
* * *
По всему периметру укреплений израильтяне устанавливали чучела, что было совсем не легкой работой. Стоящие, он вызывали огонь на себя, падали, и их приходилось устанавливать снова.
Дюжина невооруженных мужчин и женщин высоко поднимали банки, содержащие аэрозоль, и, выпуская порцию спрея в воздух, поджигали ее, имитируя таким образом вспышки винтовочных выстрелов. Арабы палили по этим вспышкам, видимым по всей протяженности гребня. Число единиц стрелкового оружия, захваченного израильтянами, возросло, по оценкам врага, весьма значительно.
А тем временем открыли огонь реальные «АК-47», только что полученные и доставленные на позицию вместе с боеприпасами.
Две безоружные женщины, проведшие последние полчаса за записью звуков боя на две дюжины магнитофонов, начали расставлять эти магнитофоны в различных точках на склоне и нажимать кнопки «Пуск». Огонь, ведущийся с израильских позиций, сразу резко усилился. Что-то изменилось. Казалось, все снова пришло в движение, все вокруг затикало и закрутилось. Посыльные вновь бегали на командный пост с докладами Бергу, а возвращались от него с инструкциями и приказами. Берг отдавал приказы так, словно делал это всю свою жизнь. Оборонительная операция явно возымела успех, и дух воюющих воспарил чуть ли не до небес. Но Берг прекрасно понимал, что все происходящее сейчас равносильно прогулке по лезвию бритвы.
* * *
Эсфирь Аронсон, спотыкаясь, пробиралась в темноте к западному склону. Она звала людей, но, казалось, никто ее не слышал.
* * *
Ашбалы, временно озадаченные странной и неожиданной атакой Добкина, приостановили движение, но через некоторое время вновь начали подъем, ползком подбираясь к вершине стены. На фоне звездного неба эта вершина вырисовывалась довольно ясно, и до нее оставалось не более пятидесяти метров. Командир, Саид Талиб, боялся поверить в удачу. По ним стреляли из одного-единственного пистолета. Но так ведь не будет продолжаться всегда. Он торопил своих людей, призывая их двигаться быстрее. Сам Талиб считал эту операцию чистой воды самоубийством и для себя, и для сорока своих подчиненных, но Ахмед Риш успокоил его, рассказав историю о том как английский генерал поднял войско на скалу куда более опасную, чем эта, и завоевал Канаду для Великобритании. Это действительно когда-то произошло. Риш прав — атаки отсюда никто не ожидает.
Саид Талиб поднимался вверх, и кровь красила румянцем его щеки. Он не мог дождаться момента, когда окажется среди израильтян. Саид дотронулся до своего изувеченного лица. Когда он еще жил в Париже, то однажды получил письмо из французского министерства иммиграции. Открыв его, он обнаружил, что на самом деле письмо пришло от организации под названием «Мивцан Элохим». Неосторожность стоила Саиду правой половины лица, и жизнь с того момента потекла совсем по другому руслу. Женщины не могли сдержать возгласа ужаса, когда видели то, что осталось от некогда красивых черт, Даже мужчины быстро отводили взгляд.
Талиб молча молился, чтобы ему удалось найти живым Исаака Берга. Из всех страшных фантазий, которые рисовало воспаленное воображение, ему больше других нравилась одна картина: как он сдирает кожу с главы «Мивцан Элохим». В течение двадцати четырех часов, а может, и дольше, он будет свежевать его, резать на куски и скармливать кожу и мясо собакам на глазах у самого Берга. Он взглянул вверх. До вершины оставалось меньше двадцати пяти метров.
* * *
Макклюр заложил в свой пистолет последнюю обойму с шестью патронами и повернулся к неподвижно стоявшему Ричардсону:
— Как сказать по-арабски: «Отведите меня к американскому консулу»?
— Надо было вчера спросить у Хоснера.
— Так что, значит, вы не говорите по-арабски?
— Нет. А почему я должен говорить?
— Не знаю. Просто почему-то считал, что это так.
Он выглянул из укрытия и посмотрел вниз на склон. Увидел, как люди, словно ящерицы, выползают из темноты. Прицелился в одного из них и нажал на спуск.
* * *
Мириам Бернштейн и Ариэль Вейцман заметили Эсфирь Аронсон — она ползла по земле, таща за собой целую кучу оружия. Они без лишних формальностей расхватали восемь автоматов и патроны и разбежались вдоль всего полукилометрового периметра в противоположных направлениях. Бернштейн проскочила мимо Макклюра. На южном конце периметра она оказалась в одиночестве с последним автоматом в руках. И в этот момент с земли поднялась арабская девушка, что стояла всего в пяти метрах, держа на плече свою винтовку. Девушка увидела Бернштейн и медленно, неторопливо начала снимать с плеча оружие.
Бернштейн понятия не имела, как использовать «АК-47» по назначению, да и не знала вовсе, собирается ли она вообще использовать его. Снят ли предохранитель? Заряжено ли оружие? Нужно ли взводить курок? Прежний владелец, разумеется, держал автомат наготове, снятым с предохранителя и со взведенным курком, поскольку шел в атаку, но Мириам и не подумала об этом. Единственное, что она знала наверняка, так это то, что у оружия имеется спусковой крючок. Она нашла его и замешкалась в растерянности.
В этот момент арабская девушка выстрелила прямо в нее. Мириам Бернштейн увидела вспышки — они ослепили ее. Вспомнился рассказ одного солдата, услышанный в кафе в Иерусалиме. Молодой пехотинец рассказывал историю о том, как на Голанских высотах из дома внезапно выскочил араб и с расстояния нескольких метров открыл по нему огонь из автомата. Пехотинец стоял перед деревом, и в дерево непрестанно попадали пули — одна за другой. Кора, да и сама древесина разлетались в стороны щепками и осыпали молодого человека с ног до головы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61