Ноги Змея папа успел
стереть. Стол мгновенно ликвидировали, а Ди разбирали на комсомольском
собрании группы. Она молчала. До этого случая Ди всегда уничтожала свои х
удожества. След шариковой ручки легко исчезал под тряпкой со специально
й жидкостью, которую Ди изобрела еще в школе.
Диану лишили стипендии на месяц. После этого случая я всегда носила с соб
ой запасную ручку и часто всовывала Ди в руку, когда замечала ее отрешенн
ый, блуждающий взгляд.
Я заботилась о ней почти как моя мама заботилась о моем папе. Почему? По по
воду мамы с папой мне было все ясно и понятно. Папа любил маму. Очень любил.
Он не видел других женщин. Он говорил о маме: «Это моя земля. Твердая почва.
Точка опоры». И мама торжествующе подтверждала: «Если бы не я, твой папа ум
ер бы. Все дружки его молодости давно уже там. Один перекололся, другой спи
лся, третий отравился».
Папа никогда не рассказывал мне о своих дружках молодости. От них остали
сь две фотографии. Черно-белые снимки. Парни с горящими, проницательными
глазами, в фуфайках, без шапок, в снежной степи. Они обнимали улыбающихся д
евушек в пуховых платках и твердый остов гитары. Папина жизнь в молодост
и была тайной, о которой мне запрещалось знать. Зато я знала все очень подр
обно с той самой минуты, когда в папиной жизни появилась мама.
Были выборы в местные советы. Праздник, музыка. Папа пошел голосовать и ув
идел маму. Она жила на соседней улице, а он не знал раньше. Увидел и влюбилс
я с первого взгляда на всю жизнь, а на следующий день отправил своего един
ственного родственника Ч дядьку, с которым жил в бревенчатом большом до
ме, свататься к маме.
Мама сидела возле печки и грела озябшие ноги в остывающей печной золе. Он
а жила в маленькой избушке с одним окном и стенами, которые зимой покрыва
лись изнутри инеем. Питалась картофельной шелухой и была худенькой, как
березка, которая росла рядом с избушкой. Так говорил папа.
Мама сразу поставила ему ультиматум: «Или я, или твои дружки». Дружки пост
епенно и довольно быстро умерли. К моменту моего рождения остался только
один.
Ч Хорошо, что и он вскоре отправился за остальными, Ч говорила мама и ра
ссказывала историю про сорокаградусный мороз.
Кажется, я помню, как все было, хотя тогда мне исполнился ровно год.
В выходной маму вызвали на работу. Я осталась с папой. Он укутал меня потеп
лее и взял с собой на день рождения к последнему другу.
Мне кажется, я помню широкую прокуренную комнату под высоким потолком, з
апах квашеной капусты, пересыпанной не успевшим растаять льдом, зеленые
бутылки, густые задумчивые песни про нары и поезда, рассказы о выходе евр
еев из Египта, о том, как расступилось море, и каждый, проходящий по дну его,
чувствовал разное. Кто твердо верил во Всевышнего, шел спокойно и наслаж
дался великой картиной вздыбленных и замерших волн, а кто верил меньше, т
ого болтало и швыряло, а кто не верил совсем, тот захлебывался и всплывал,
но все же оставался жив.
Я помню, как папа снова укутал меня, положил себе на грудь, запахнул пальто
и понес домой.
Мама утверждает: человек не может помнить, что происходило с ним в возрас
те одного года. Наверное, она права. Мама всегда права. Может, я это все прид
умала или представила, но только ощущение тепла и колыбели у папы за пазу
хой, когда он нес меня в сорокаградусный мороз, щемящее чувство покоя, нез
емного покоя, счастья и защищенности остались со мной навсегда.
Мама открыла дверь. Папа вошел. Распахнул пальто, бережно передал меня ма
ме и тут же упал, прямо у порога. Он был мертвецки пьян.
На следующую зиму последний друг тоже умер. Замерз пьяный в сугробе. А пап
а жил много лет с мамой и со мной. И делал все, как она говорила.
Иногда на выходные мы выезжали к реке. Ночью, когда огромное небо расплас
тывалось над берегом, мы ложились с папой на прибрежный песок и долго смо
трели на звезды. Мама приносила нам толстый узкий матрас и ватное одеяло,
старательно укрывала, чтобы мы не простудились. Если бы не мама, мы обязат
ельно заболели бы ревматизмом или воспалением легких Ч ведь в Сибири не
льзя долго лежать на голой земле даже летом, но мама никогда не забывала в
зять матрас и одеяло и укутать нас. Папа просил ее полежать с нами, но матр
ас был узкий, едва на двоих...
Я смотрела на звезды, и мне становилось не по себе, когда я считала их: даже
моей очень способной вычислительной машине это было не под силу. Запутыв
алась, что посчитала, а что еще нет, злилась, начинала сначала, с другого ко
нца неба... Тогда папа крепко прижимал меня к себе, гладил по голове и расск
азывал сказки из жизни древних евреев. Я забывала о подсчетах, закрывала
глаза и быстро засыпала, а папа еще долго купался в звездах.
Я знаю. Проснулась однажды. Он не заметил, что проснулась, а я смотрела на н
его тихонечко. Мне тогда уже было лет четырнадцать, и я начинала понимать
некоторые вещи. Например, что мама купалась в реке, а папа Ч в звездах...
Почему я стала дружить с Ди? Мы познакомились с ней первого сентября. В пер
вый учебный день в институте. Она привлекла мое внимание и любопытство с
воей странной одеждой. Сине-зеленая юбка Ч ее любимое сочетание Ч и фио
летовая кофточка. И этот сумасшедший, фантастический перстень на указат
ельном пальце. Он ей очень подходил.
Я всегда одевалась строго. У меня отличная фигура. Мамина портниха шила н
ам обеим. Классические английские пиджаки, батники с отложными воротнич
ками, прямые юбки на три сантиметра ниже колена. У нас с мамой красивые дли
нные ноги, узкие бедра и маленькая грудь. Теперь таких женщин называют мо
делями.
Несмотря на то что рост у нас с Ди одинаковый, однако ноги у нее короче и зн
ачительно толще в лодыжках. Она вообще широка в кости. Папа однажды сказа
л, что Ди, по идее, родилась польской красавицей, настоящей панночкой. У не
е, как он выразился, наличествовали все необходимые элементы: золотые ку
дри, тонкие кисти рук, миндалевидные глаза цвета весеннего чистого неба,
пухлые розовые губы, но с возрастом, очевидно, вмешались другие гены и все
испортили. Может быть, еврейские Ч со стороны бабки по материнской лини
и Ч или русские Ч со стороны бабки по отцовской. Назвать ее Дианой Ч име
нем легендарной богини красоты Ч было жестокой насмешкой. В особенност
и в сочетании с отчеством «Ивановна». Какая уж тут богиня красоты! Золоты
е кудряшки такие редкие и тонкие, что сквозь них просвечивалось розовое
темя. Узкие кисти рук загадочным образом переходили в пухлые предплечья
, и даже глаза в сочетании с курносым носом теряли свое изначальное совер
шенство. Наверное, поняв все это однажды, Диана переименовала себя в Ди. Та
кое имя Ч или, скорее, странный его обрывок Ч очень подходило к ее внешно
сти.
Почему я стала дружить с Ди? Наверное, потому, что она ежедневно опроверга
ла все мои теории о необходимости корректного, ровного поведения, правил
ьного, разумного образа жизни. До встречи с Ди для меня было естественным
постоянно сдерживать эмоции, контролировать мысли и чувства, планирова
ть будущее и совершаемые действия для того, чтобы благополучно окончить
институт, удачно выйти замуж за человека с высшим образованием, подходящ
его мне по интеллекту, твердо стоящего на ногах, обеспеченного, из хороше
й семьи, родить ребенка, дать ему достойное воспитание и образование. Я ни
когда не спорила с преподавателями, хорошо училась, занималась обществе
нной работой.
Ди ежедневно опровергала мои теории, потому что делала то, что ей приспич
ило в данный момент. Она лихо вышагивала без страховки по едва различимо
му канату, натянутому под куполом цирка, а я наблюдала за ней снизу, задрав
голову, затаив дыхание, как когда-то в детстве, и каждую секунду ждала, зна
ла: так не может продолжаться! Она должна упасть!..
Как и тогда в детстве, во мне боролись тысячи чувств. Я понимала: эта хрупк
ая девушка в сверкающей белой юбке, если упадет, разобьется насмерть. Раз
обьется на глазах сотен людей. Мне было невыносимо жаль ее, бесконечно ст
рашно представлять сцену падения, и в то же время я желала, чтобы девушка у
пала, потому что человек не может все время ходить по едва заметному кана
ту под куполом цирка на глазах изумленной публики, потому что человек со
здан, чтобы ходить по земле, как все остальные люди.
Мне было невыносимо стыдно желать ее падения, и я старательно заботилась
о Ди, но втайне всегда ждала, что она упадет, а моя теория о правильности ра
зумной жизни подтвердится.
Однако самым отвратительным и самым сильным чувством, которое я испытыв
ала к Ди, была зависть. Зависть к ее отрешенности, вседозволенности. К ее ж
изни, в которой все можно.
...Первого сентября я пригласила Ди к нам в гости. Мама всегда отмечала это
т день. Все мои школьные годы. Она называла его торжественно «День Знаний
». Пекла большой торт, готовила жаркое, салат «оливье», мелко-нарезанный и
заправленный по всем правилам французской кухни, который, как выяснилос
ь позже, в других странах называется «русским». Сберегала коробку шокола
дных трюфелей.
У нас всегда был очень красивый дом, со сверкающими хрустальными вазами
и бокалами, с солнечными зайчиками в разводах тяжелых портьер и белоснеж
ной тюли. Мы с папой обожали наш дом.
В День Знаний на большом круглом столе, покрытом хрустящей скатертью, вс
егда стояла мамина любимая ваза с ее любимыми ярко-красными георгинами.

В этот раз ко мне, как всегда, были приглашены четыре мои школьные подруги
Ч отличницы и два мальчика, благополучно спасшихся от службы в армии по
ступлением в институт. Мы не виделись два месяца. Каждого из нас переполн
яли впечатления от вступительных экзаменов, ожидания новой студенческ
ой жизни, которую мы уже почувствовали сегодня утром.
Я не сразу решилась пригласить Ди. Ее странный вид, глаза Ч то отстраненн
ые, то горящие, как у тех папиных друзей молодости на черно-белом фото... Опа
ловый перстень... Непонятные отрывистые фразы, не имеющие, казалось, никак
ого отношения к происходящему вокруг...
Закончились занятия первого студенческого дня. Мы шли по длинному прост
орному коридору с лепниной под потолком. Ди достала несколько медяков, п
одняла голову к гипсовым цветам:
Ч Человек состоит из того, что ест. В кулинарии напротив утром продавали
пирожные с цветами из крема, совсем как эти лепные. Только эти кто-то лепи
л на десятки лет, а те Ч на несколько часов. Если человек будет есть одни п
ирожные из крема, то станет сладким и добрым.
Ч Где ты живешь, Ди?
Ч В общаге. Мне дали комнату с двумя девочками. Они учатся на географичес
ком.
Ч А где твои родители?
Ч В Магадане.
Я снова бросила взгляд на медяки, застывшие на ладошке Ди. Она уже забыла п
ро них.
Ч Родители дали тебе денег?
Ч Да, чтобы заплатить за общагу и на еду на месяц. Все в порядке.
Ч По-моему, не все.
Ч Главное Ч за общагу уплачено.
Ч А что с едой?
Ч Если ничего не есть или почти ничего, останешься такой, как в начале ме
сяца.
Ч Ди, ты истратила деньги на еду?
Ч Угу. Купила набор масляных красок, о которых мечтала десять лет.
Ч Почему ты не поступила на факультет живописи и графики?
Ч Поругалась с председателем приемной комиссии. У них направление друг
ое, классическое... Я должна была обязательно куда-нибудь поступить, чтобы
уехать от родителей и покупать краски. У меня по всем предметам тройки, кр
оме литературы, русского и истории. На историю конкурс был Ч ого-го, сама
знаешь, вот я и решила не рисковать. Литература Ч тоже классно.
Ч Хочешь ко мне в гости?
Ч Не знаю. Хочу писать маслом, но денег на полотно не осталось. В следующе
м месяце куплю. Можно пока витражи сделать. У нас в комнате в общаге окна в
ысокие, как в институте. Мне сегодня ночью этот витраж приснился.
Ди явно не проявляла интереса к идее посетить мой дом. Я вполне могла расп
рощаться с ней тогда. Подошли к автостраде. Ей нужно было перейти дорогу и
ехать в противоположную сторону. Стояли на светофоре. Это было мгновение
, когда я еще могла расстаться с Ди. Могла сказать ей: «Пока», Ч и уйти одна,
но я сказала:
Ч Пойдем к нам. Мама испекла большой торт Ч поешь, станешь сладкой и доб
рой.
Эта дурацкая фраза мгновенно ее убедила.
...Мама пришла от Ди в тихий ужас. Это было ожидаемо. Я предполагала, что позд
но вечером, когда все гости разойдутся, она тактично поговорит со мной, ви
ртуозно, с юмором и тонкой логикой, и убедит меня, что такая девочка может
испортить мою репутацию, но все ушли, а мама молчала. Сосредоточенно прот
ирала хрустальные бокалы льняным полотенцем, бережно возвращала их в се
рвант и молчала. Я не выдержала, первая заговорила о Ди:
Ч Представляешь, она истратила почти все деньги, которые родители дали
на питание на месяц. Купила набор масляных красок. Только на полотно не хв
атило, и теперь Ди собирается разрисовывать маслом окна в общаге. Ей тако
й витраж во сне приснился вчера.
Ч В худшем случае ее выгонят за порчу инвентаря, а в лучшем Ч заставят п
латить за новые стекла.
Ч Ужас!
Ч Сколько стоит полотно?
Ч Не знаю. Хочешь, завтра спрошу?
Ч Можно туда позвонить?
Ч Куда?
Ч В общагу.
Ч Да... наверное. У меня нет номера... В справочном узнать.
Ч Хотя... Не стоит. Не стоит торопиться. В темноте невозможно писать витра
жи. Нужен дневной свет. Завтра после занятий приведи эту девочку к нам. Я д
ам ей денег на полотно.
Ч Мама?! Я была уверена, что ты станешь убеждать меня не дружить с такой ст
ранной девочкой.
Ч Ты не сможешь не дружить с ней.
Ч Почему? С другими же могла не дружить.
Мама подняла бокал, внимательно рассматривая на свету, не осталось ли пя
тнышка, потом перевела взгляд на меня:
Ч Не сможешь. Дружи с ней, Эмма. Приводи ее к нам, рассказывай, что происход
ит. Так я смогу уберечь вас обеих от ужасных, непоправимых ошибок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33