Он посмотрел
мой паспорт.
Ч С днем рождения, Эсфирь Фиш. Не жаль начинать совершеннолетнюю жизнь в
тюрьме?
Ч Почему в тюрьме? Ч Дикий страх парализовал тело. Ноги и руки затрясли
сь. Ч Я ведь ничего не продавала.
Ч Кто же это может доказать? Оба сядете. Вместе с вашим напарником. Тольк
о в разные камеры.
Меня никогда не учили, что нужно делать в милиции и как разговаривать с ми
лиционерами. Я только часто слышала, что у них неограниченная власть и чт
о доказать ничего невозможно. Я молчала, не в силах выговорить ни слова. Об
лака и звезды вперемешку проплывали перед моими глазами Ч и четыре вызу
бренные строчки стихотворения, которые я начала сочинять для Олега. Но в
се это мгновенно исчезло, как только милиционер вновь обратился ко мне:
Ч Я отведу тебя сейчас в камеру предварительного заключения. Посидишь
там часок, поразмышляешь о своем аморальном поведении.
В камере сумрачно. Грязно. Пахнет плесенью и еще чем-то тошнотворным. Пьян
ая женщина в рваной юбке предлагает мне закурить. Я почти теряю сознание.
Она хохочет, тычет мне сигарету. Невыносимо хочется открыть глаза и прос
нуться в своем доме, чтобы рядом оказались мама с папой, а все это преврати
лось в страшный сон. Время останавливается...
Еще одна женщина разворачивает газетный сверток, достает яйцо и хлеб с м
аслом и колбасой. Старательно чистит яйцо, бросая скорлупу рядом с собой
на грязный пол.
Солнечный луч высвечивает белые треугольники, квадратики, кругляшки ск
орлупы. Что делать?
Милиционер возвращается, забирает меня из камеры, снова приводит в комна
ту с рваными газетами.
В комнате сидит Олег. Словно каменная глыба сваливается с меня. Бросаюсь
к нему, рыдаю, умоляю помочь, сказать, чтобы меня отпустили, что я ничем не т
орговала.
Олег гладит меня по голове. Кладет свою большую ладонь на мои трясущиеся
руки.
Ч Все просто, Фира. Этот мусорок тебя сейчас трахнет, а потом отпустит на
с с миром. Даже дела никакого не заведет. Ну понравилась ты ему очень. Дево
чки опять же у него никогда не было. Одни шалавы. Он попробовать хочет, как
это. Ну кто мог подумать, что ты у нас такая красавица писаная.
Ч Как Ч трахнет?
Ч Как, как? Ты что, из детсада?
Чайки, похожие на ворон, орут над моей головой, хочется убежать к реке и ос
таться там в тишине одной. Ч Я ведь никогда этого не делала...
Ч Ну так сделаешь. Тебе же восемнадцать сегодня. Сегодня можно.
Ч А вчера?
Ч Вчера нельзя. Несовершеннолетних нельзя трахать. Посодют. А сегодня т
ы уже хоть куда! Взрослая.
Внезапно страшная мысль больно прошибает moю голову.
Ч Откуда милиционер узнал, что мне восемнадцать именно сегодня? Он что, т
вой приятель? Может, ты с ним в паре торгуешь? Платишь ему мзду?
Олег смотрит на меня обалдело. Он не знает, что я, непредсказуемая, на этот
раз оказалась вдруг невероятно сообразительной. Но ему нечего терять. Он
давно все решил. Глаза его становятся отстраненными, злыми.
Ч Не согласишься, целкой в тюрягу отправишься. Обещаю. Показания дам, что
со мной в деле была. Я с мусорком этим давно завязан. Он тебя трахнет, а я ещ
е год буду торговать без проблем. Так что деваться тебе некуда. Или хочешь
к проституткам в камеру вернуться? Еще часок в говне посидеть? Они тебе тв
ою красивую физиономию быстро в такое состояние приведут, что не будешь
от них отличаться. Ч Он презрительно сплевывает на грязный пол. Уходит.

...Солнечный луч рассекает комнату пополам. Маленькие пылинки сверкают в
его золотистом столбике. Красные клешни милиционера расстегивают модн
ый комбинезон. Я лежу на столе, словно мумия.
Ч Какая красивая жидовочка...
Страх и стыд сковывают меня. Если бы я была в юбке... Может быть, он бы просто
поднял ее... А комбинезон... Его невозможно поднять... Его можно только целико
м снять. Весь...
Он аккуратно складывает свои милицейские брюки. Аккуратно вешает их на о
бшарпанный стул.
Я впервые вижу мужской член. Он попадает в луч солнца, в тысячи движущихся
сверкающих пылинок Милиционер раздвигает мои ноги. Входит. Резкая, невын
осимая боль разрывает мое тело на части... Мой крик парализует красные кле
шни. Я кричу дико. Безумно... Одна клешня зажимает мне рот, другая пытается о
становить кровь, но она хлещет из меня, образуя красную лужу на столе.
Кажется, милиционер перепуган не меньше, чем я. Слава Богу, он уже ничего н
е хочет, только поскорее избавиться от меня. От этой лужи крови.
Красные клешни перепачканы моей кровью и мелко трясутся.
Ч Не ори, жидовочка, я тебя больше не трону. Толку-то с тебя никакого. Кайф
у никакого! Одевайся и иди домой. Вот сумка твоя. Паспорт... Лужу только помо
ги убрать.
Поднимаем с пола старые газеты, промокаем лужу. Выливаем на стол воду из г
рафина. Милиционер бросает окровавленные клочья газеты в мусорное ведр
о.
Наконец поворачивает ключ в дверях комнаты. Выводит из отделения на улиц
у. Смотрит виновато:
Ч Доедешь до дому-то?
Ч Доеду.
Ч С совершеннолетием.
Ч Спасибо...
Вдруг больно сжимает мне запястье:
Ч Смотри... Если кому хоть слово...
Ч Понимаю. Не дура... Ч слышу сама свой глухой, неузнаваемый голос.
На пороге отделения появляется Олег. Нерешительно стоит в ожидании. В дв
ух метрах от здания бабушка в желтой вязаной шапке торгует семечками.
Рядом с ней стул с ее сумкой. Медленно, словно лунатик, подхожу к бабушке, у
бираю сумку со стула, поддаю его и резко швыряю Олегу в голову.
Попадаю. Как в детстве в баскетбольную корзину. Не целясь. Понимаю, что поп
ала. Иду не оборачиваясь. В след раздаются его крики:
Ч Тихоня! Божий одуванчик! Кто бы мог подумать!
Все же оборачиваюсь на мгновение. Кровь струится по лицу Олега. Милицион
ер дико ржет, вытирая красной клешней красную струю.
Ч Да вы меня сегодня оба задолбали своими кровотечениями! Я вам кровопи
йца, что ли? Вурдалак?! Не день рождения, а день кровения какой-то.
Ужасно жжет между ног. Небо затягивают облака. Папа! Ты можешь мной гордит
ься. Я все-таки сделала это! Швырнула стул в человека. Мне даже не пришлось
изображать ярость. Она наконец-то появилась сама... Говорят, Всевышний дае
т человеку ровно столько испытаний, сколько он может выдержать. И каждое
испытание имеет конкретное значение.
Пути Господни неисповедимы, но все же теперь, спустя много лет, анализиру
я то, что произошло в день моего совершеннолетия, я понимаю, что именно пос
ле этого впервые стала постепенно спускаться со своего волшебного неба,
робко осматриваясь в той жизни, в которой жили на земле миллионы людей. Я н
ачала изучать законы этой жизни и постепенно понимать, насколько они про
сты. Даже примитивны.
Очевидно, мое умение подняться над суетой и посмотреть на все сверху пом
огло мне постичь уязвимость и ущербность этих законов. Конечно, на это уш
ли годы. Годы учебы в университете, а затем работы в подростковом клубе. Я
научилась обдумывать свои поступки, а затем действовать в соответствии
с правилами, порой все же вызывающе нарушая их, и всегда выигрывать.
Моя карьера развивалась блестяще. Взрослый мир принимал меня уважитель
но и воздавал по заслугам, пять лет директорства в подростковом клубе я у
величила его раз в десять, и он был соответственно переименован во Дворе
ц культуры и спорта для рабочей молодежи.
Мне дали однокомнатную квартиру от завода. Обожающие меня юноши и девушк
и из бригад заводских краснодеревщиков и маляров превратили квартиру в
шикарные апартаменты с мебелью под старину. Я купила в рассрочку красные
«жигули» и гордо возила в них моих бывших непутевых одноклассников: про
давщиц, кассирш, рабочих промстройзоны и зэков, выходящих из тюрьмы на дв
а-три года, чтобы стабильно вновь в нее возвращаться.
Они все резко полюбили меня и зауважали невероятно. Я знала почему. Обычн
ый закон людской жизни. Я стала сильной, но с ними оставалась своей.
Я стала для них чем-то вроде их несбывшейся мечты, которую можно потрогат
ь: прокатиться в «жигулях», накрыть мой стол, разложить на нем селедку, пок
рошить салат в хрустальную вазу, выложить на блюдо горячую, дымящуюся ка
ртошку, щедро политую топленым маслом, поставить подернутую изморозью в
одку. Я обычно добавляла к этому несколько банок деликатесов. Мы садилис
ь за стол. После третьей рюмки кто-нибудь брал гитару, мучил струны и надр
ывным голосом исполнял популярные и лагерные песни. Его поддерживал воз
бужденный хор. Кто-то рассказывал анекдоты о супружеских изменах, о Чапа
еве, о чукчах. Про евреев не рассказывали...
Чувство гордости, которое я испытывала в первый час таких застолий, обыч
но вскоре улетучивалось, и мне становилось скучно, а потом и невыносимо т
оскливо в их пьяном кругу. Я смотрела на лица мужчин и женщин, уставших от
жизни, бодрящихся и веселящихся, и видела в каждом из них мальчика или дев
очку, которые когда-то дразнили и толкали меня, улюлюкали и гоготали, заст
авляя смеяться вместе с ними, потому что это был естественный способ выж
ить. И во время одного из таких застолий, когда глаза моих одноклассников
маслено скользили по декольтированным особям женского пола, а головы ра
змышляли, в какой угол затащить предполагаемый объект удовлетворения, я
вдруг с невыносимой отчетливостью увидела бледно-розовые дома и закатн
ое солнце над ними. Словно там, на моем небе, был еще один город, раскинувши
йся над нашим городом, и там тоже был закат. Этот сказочный неизвестный го
род я обязательно должна была найти, чтобы жить в нем. Чтобы жить в нем сча
стливо.
И я вернулась на свое детское небо. Почти стемнело, когда я затворила двер
ь квартиры, оставив в ней опьяневших одноклассников, и вышла в синий моро
зный вечер. Невыносимое желание немедленно сделать хоть что-то для реал
изации нахлынувшей мечты гнала меня вдоль сугробов, заставляла идти нев
едомо куда, потому что даже эта ходьба была действием. Щемящее чувство за
бытой детской боли и сладкое опьянение от близкого исполнения мечты зак
ружили меня горячей пургой. Реальность и мечты смешались.
Я не знала, что делать для реализации мечты, лишь понимала: город Ч это не
спортивный зал. Чтобы построить спортивный зал, достаточно провести нес
колько убедительных бесед с высоким начальством. Объединить их, потом ра
зъединить, потом вновь настроить всех на общий лад. Выложить убедительны
й проект на стол Георгию Михайловичу. Обворожить инспекторшу в райкоме п
артии. Устроить яркое выступление молодежной бригады маляров и краснод
еревщиков, короче говоря, произвести несколько конкретных действий, кот
орые через месяц-два обернутся ровными рядами красных кирпичей, а потом
появятся и спортивные снаряды, и сверкающие зеркала с деревянными кругл
ыми перилами для па-де-де. Дорогу в небесный город из розовых облаков я не
знала. Более того, я не знала ни одного конкретного действия для достижен
ия моей новой-старой мечты.
Я просто брела сквозь колючую вьюгу, обливалась от бессилия горючими сле
зами, вытирая их жесткими, обледеневшими варежками. Брела, не замечая дор
оги, до тех пор, пока не оказалась на берегу широкой реки, закрытой толстым
слоем льда и еще более толстым слоем снега с отпечатками лыжных трасс, сл
едов валенок, ботинок, собачьих и птичьих лап.
Пурга неожиданно утихла. Высокие звезды мерцали над рисунком ушедшего д
ня. Отчетливая, почти физически ощутимая тишина...
Я поняла, что единственный способ достичь чего-то на пути к моей мечте Ч
обратиться за помощью к Великому Создателю. Ведь если Он руководит мной
все эти годы, то только Он и может указать мне дорогу к настоящему городу.
Я встала на колени и стала молить Его указать мне дорогу.
А на следующий день вновь, как когда-то давно, проснулась в шесть утра и дв
а часа рисовала акварелью прозрачное райское небо над моим окном. Перед
этим я решительно отключила телефон, оборвав связь с цивилизацией. Немуд
рено, что, когда я вернулась в реальность, эта самая цивилизация и реально
сть звенела и гудела, призывая меня к ответу. Реальность в образе Светлан
ы Петровны, то есть Светы, сообщила, что меня срочно взывают в райком парти
и.
В райкоме мне предложили возглавить работу с подростками в целом городе
. Точнее, мне предложили возглавить отдел облисполкома Вышнеярска. Отдел
по работе с молодежью. Начальник этого отдела умер неделю назад. Мне дали
на раздумья три дня.
Не стоит говорить, что предложение отправиться в другой город, поступивш
ее наутро после ночной молитвы повергло меня в шок. Это была не примитивн
ая игра с людьми, в которую я научилась играть виртуозно, как когда-то мои
одноклассницы в классики. Это было что-то непостижимое. Страшное. Ошибка
равнялась смерти.
К вечеру, измученная раздумьями, я отправилась на завод. Светочка и Георг
ий Михайлович тут же торжественно открыли бутылку шампанского, разлили
ее по хрустальным бокалам и под их нежный звон принялись поздравлять мен
я с повышением. Они видели, что я практически не нахожусь с ними, что я вооб
ще не в себе, но давно уже привыкли к моим неадекватным реакциям и соверше
нно не обращали на них внимания, просто заботливо убрали подальше от мен
я все бьющиеся предметы. У моих обоих начальников не было сомнения, что я о
ставляю наш город и переезжаю в этот неизвестный мне Вышнеярск, потому ч
то «козе понятно», как сказал Георгий Михайлович, обеспечена отдельная д
вухкомнатная квартира, машина, зарплата в два раза больше, чем моя нынешн
яя, и еще чертова куча всяких обкомовских благ. То есть абсолютно ясно, как
ое перспективное, выигрышное предложение я получила. Просто удача сама л
етит мне навстречу и падает в ладони дрессированной синицей.
Первое, что я однозначно поняла, придя в себя после бокала шампанского: пр
идется расстаться с Герой. Даже если я не поеду в этот Вышнеярск, а поеду и
скать свой город из розовых облаков, то прежде всего должна буду расстат
ься с Георгием Михайловичем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33