- говорил верный Голос, - Ты не можешь вытащить человека из ада, на который он сам же себя обрек".
— Рад сообщить, что ваш развод утвержден окончательно, - чиновник в черном выдал Пите паспорт, - и вот что шен Эйтлин… вы не хотите подумать о вступлении в Систему?
— Но… моя работа меня устраивает, - ошеломленно сказал Пита.
— Да, но вам не придется менять работу! Вы смените только статус. Поступив на службу в Систему, вы получите бесплатный проезд, право на удвоенный оплачиваемый отпуск… а ваши обязанности сведутся к тому, что в случае необходимости вас могут призвать на службу - но ведь вы и так, кажется, резервист?
— Да, - подтвердил Пита. Чиновник интимно улыбнулся.
— Вступайте в НС, шен Эйтлин. Я вам очень советую. Очень скоро членство в Системе будет исключительно важным фактором.
— Арнис, - тихо сказала Иволга, касаясь его плеча. Он вздрогнул.
— Будьте вы прокляты… все…
— Арнис, перестань.
Иволга бросила взгляд на пустые бутылки, выстроившиеся на столе. Потом на рамку монитора в воздухе. Скрипнула зубами и чуть пошатнулась.
— Арнис.
Она взяла его за плечи, и развернула к себе.
— Дэцин ничего не говорил?
— Что?
— Дэцин…
— Иволга… ничего личного… но я хочу, чтобы вы все сдохли… особенно Дэцин… и вся эта война. И вся эта планета. И сам я тоже особенно.
— Слышишь, ладно, хрен с ним, с Дэцином. Арнис. Давай ты не будешь больше смотреть. Хорошо? Мы сделаем это с Анри. Если появится сагон, мы вызовем тебя.
Он перевел взгляд на монитор.
— Она спит, - поспешно сказала Иволга.
Изображение было нечетким и смазанным. Наносистема почему-то давала сбои. Может быть, повреждена сама матка, введенная в тело Ильгет. Но это и к лучшему, что плохо видно.
— Не думаю, - тихо и хрипло сказал Арнис, - ей слишком больно.
— Все равно, сейчас они ее не трогают. Серьезно, мы снимем тебя с дежурства. Брось это дело. Ты не выдержишь.
— А она?
Иволга промолчала.
— При чем здесь я?
— Сколько крови… - прошептала Иволга, - она раньше умрет, чем…
— Иволга, лучшее, что можно сейчас сделать - это пойти и ее убить. И я могу это сделать, мне это несложно. Я там работаю. Иволга, ты понимаешь, что мы делаем?
— Мы ждем сагона, - сказала она.
Да, мы не думали, что это будет так долго. И так страшно. Всему есть предел…
— Арнис, тебе нельзя пить, - сказала она.
— Я знаю.
— Ее предупредили. Она согласилась. Она знала, что так может быть. Арнис, она умирает как боец… не как червяк на крючке. Ты правильно сделал, что сказал ей. Ей есть что защищать.
— Иволга, ты не видела, что они делали сейчас… перед этим…
— Слушай, ты там работаешь уже три месяца, на этой фабрике. Ты не видел, что всегда делают с людьми в этом здании?
— Видел. Да.
— Я знаю, как ты относишься к ней. Но ты знал, что так будет.
Иволга помолчала, потом спросила тихо и жалобно.
— Что они с ней делали?
Арнис молчал. По его щекам катились слезы.
Измученный, раздавленный болью и ужасом, полуживой зверек. Уже не человек. Не надо меня бить, мне и так все время больно… не надо, не бейте меня. Я не могу.
Страшно смотреть и гадливо - как ползет недобитое насекомое, задние лапки оторваны, тело волочится по земле, и оно все еще живет, все еще трепещет, наверное, насекомое не чувствует муки так, как человек, но я всегда убивала полураздавленных мух, я не могу на это смотреть.
Ясный свет. Солнечный. Здесь очень светло. И кто-то склонился над ней. Он не из тех. Почему-то ясно, что он ничего ей не сделает. Он не касается истерзанного тела. И он очень, очень странный. Хочется снова закрыть глаза. Так проще терпеть.
— Теперь лучше? - высокий ясный голос. И вдруг боль исчезает.
Ильгет широко открыла глаза от удивления и радости. Боли нет. Совсем. И глаза - будто промыли, она видит все необыкновенно ясно и четко. И думать легко. Совсем легко. И теперь она поняла, что именно казалось ей таким странным - глаза.
У этого человека нет зрачков. Глаза слепые. Белые. Нет, кажется, зрачки есть, но слишком бледные и неподвижные. Нечеловеческие сияющие глаза.
— Ну вот и все, - говорит он. Его лицо рядом с лицом Ильгет. Нет, ничего больше не болит, но пошевелиться страшно.
— Это тебе не нужно, - он вытаскивает катетер капельницы из руки.
— Я ждал тебя, Ильгет.
Она открыла рот, чтобы спросить что-то, но звуки не выходили.
— Не беспокойся, тебе не надо говорить. Я слышу все, что ты думаешь.
Хозяин, думает она. Они именно его так называли.
— Да, они называли так меня.
Эти глаза… пронизывают… свет из них, такой ослепительный, он жжет, сжигает изнутри.
— Я ждал тебя. Ты нужна мне, Ильгет. Они больше не тронут тебя. Ты увидишь другой мир… светлый. Все будет иначе. Ты всегда будешь рядом со мной.
— Кто… ты? - губы совсем не шевелятся, но это и не нужно. Звук не нужен, он и так все слышит.
— Я твой друг. Я люблю тебя. Закрой глаза.
Он кладет ладонь на лоб Ильгет. Она послушно закрывает глаза.
И странным образом начинает ВИДЕТЬ.
Контраст слишком велик. После только что пережитого этот мир слишком светел… Свет слепит глаза. Словно взгляд Хозяина. Воздух полон света, и ей легко, так легко, а там, внизу раскрываются огромные чашечки живых радужных цветов, и они поют… И какие-то облака, нет, они взрываются шпилями и башнями, это облачные города.
Миг - и видение пропадает, и снова рядом Хозяин. Ильгет открывает глаза.
— Я покажу тебе другие миры. Твоя жизнь отныне принадлежит мне, и она станет иной. Ильгет… тебе было душно здесь. Они мучили тебя, мучили с самого детства, разве не так? Тебя втянули в эту игру, в грязную игру, и твой муж в итоге донес на тебя. Он и так достаточно выпил твоей крови. А теперь по его вине ты оказалась здесь, и посмотри, что они сделали с тобой. Знаешь, почему так происходит? Потому что ты чище и лучше других. Потому что они не могут перенести, если рядом оказывается кто-то лучше их… вестник иных миров. Ильгет… теперь все это кончилось. Ты будешь со мной. Ты рождена, чтобы быть со мной… Я дам тебе любовь, дам тебе счастье…
Ильгет не пыталась сказать что-нибудь - да и не могла. Губы и язык казались огромными и неподвижными (она знала, почему так - рот пересох и растрескался, а губы распухли, пить ей не давали, жидкость только через капельницу). Но и не нужно ничего говорить, ведь ОН и так все понимает…
И говорит именно те слова, которые… да, которые где-то в глубине души она сама себе говорила… давным-давно… испытывая ненависть и обиду по отношению ко всему миру. К маме. К Пите. К некоторым учителям. К свекрови.
Да, ведь именно такие мысли у нее и возникали…
Это ведь напрашивается само собой - когда тебя действительно все мучают, а ты не видишь своей вины ни в чем. Логично предположить, что это происходит именно потому, что ты выше и лучше других.
Только вот как-то давно она уже переросла эти мысли, и если лет в 15 они порой переполняли ее, то в последнее время… особенно после бесед с отцом Дэйном. После обращения… Нет, все это совсем не так. Приятно, конечно, слышать, но не так.
— Ну расслабься, Ильгет, отдохни, наконец… Конечно, они пытались тебя убедить, что все не так, внушали тебе чувство вины. Я не сомневаюсь в этом. Но мне-то ты можешь поверить… я знаю все. Я знаю тебя до последней клеточки, до глубины твоей души…
А ведь хочется поверить-то! Как не поверить… И еще предательское желаньице - полностью отдать себя воле этого могущественного… человека? Существа. Ведь именно этого ты всегда и хотела. Это так соответствует твоей натуре. Подчиняться. Плыть по течению. Пусть кто-то другой отвечает за тебя. Почему бы и нет… тем более, другой с такими приятными словами. Он такого высокого мнения о тебе. Он, наверное, и правда любит…
Она очень устала. Очень. Ей невыносимо. Да, сейчас в голове ясно, и боли нет. Она просто устала.
— Ты отдохнешь. Доверься мне…
Так она вроде бы уже и доверилась, разве нет?
— Нет. Ильгет, ты все еще сомневаешься во мне. Как только ты доверишься, ты вспомнишь - кто я.
Хозяин? Как же в самом деле его называют… Она действительно помнила что-то такое… когда-то.
Да ведь он прав, она не доверилась до конца. Не верит она его словам. И ничего с этим сделать нельзя. Почему - даже не потому, что он говорит вещи, из которых она давно выросла. Она могла бы поверить им… как знать, может, она была тогда права все-таки. И так заманчиво быть правой. Не предполагать, а знать точно, что ты лучше других, что другие тебя просто недостойны - отсюда все проблемы…
Она ему не может поверить. Именно ему. Что-то в нем есть такое… непонятно, что - но она не может до конца ему подчиниться. Отдать себя. Хотя казалось бы, он так привлекателен… боль снял. Она бы с удовольствием поверила, только чтобы не возвращалась боль, не дай Бог! Но поверить - это же не в нашей власти.
— Ты не хочешь ответить на мою любовь… Я мог бы подарить тебе столько счастья… а ты отвергаешь любовь.
Что ж, может, так и есть, и она в этом виновата? Со своим недоверием? Вспомнилось, что муж говорил ей что-то похожее. Ведь в ад попадают как раз те, кто не может поверить Богу… Но это не Бог… впрочем, здесь-то как раз очень легко все проверить… если бы она могла спросить. Но можно задать вопрос мысленно, и он поймет. Кто не исповедает Христа Сыном Божьим… Но с другой стороны, он может и соврать - недорого возьмет…
— Ты права, Ильгет, как видишь, исповедание ничего не даст. Я могу прочитать хоть Символ Веры, чем это тебе поможет? Ты должна почувствовать сердцем мою любовь. Только сердцем.
…Все это время, если только боль не заливала все сознание целиком, оставляя возможность лишь для крика, как только боль слегка отступала, она тут же начинала молиться, потому что - что же еще делать в такой ситуации, и на чью помощь надеяться… Собственно, ни одну молитву она не могла вспомнить до конца, остались лишь два слова - Господи, помилуй… Господи, помилуй… Ильгет стала повторять молитву. Помилуй меня, Господи. Помоги мне. И чем дольше она повторяла, тем яснее и гаже выглядело лицо существа, только что так льстившего ей.
Тем больше она понимала о нем, о себе и о Боге.
И белые глаза вспыхнули.
— Ты отвергаешь меня… того единственного, кто пришел помочь тебе.. спасти тебя от этого мира… Ильгет, мне жаль тебя. Остановись. Ты сама своим безумием отправляешь себя в ад… Ильгет, твоя жизнь была так ужасна, неужели смерть станет еще хуже… Только потому, что тебе вдолбили в голову какие-то догматы… остановись, подумай!
Господи, помилуй… Господи, я верю в Тебя, я знаю, что Ты не оставишь меня и не подведешь.
— Ильгет, ты так нужна мне…
Господи, помилуй… помилуй меня. Господи, помилуй нас!
— Остановись!
Ему не нравится молитва… Господи, помилуй нас, грешных! Господи Иисусе…
— Ильгет!
Иисус, Сын Божий…
Распятый за нас при Понтии Пилате…
И тогда боль вернулась. Ильгет захрипела, вздрогнув, и от толчка сломанные кости взвыли. Несколько секунд она не могла думать ни о чем, тихо хрипя - на горле все еще висела заглушка… Господи, помилуй! Господи Иисус, Сын Божий, помилуй нас…
— Ты не оставляешь мне другого выбора. Ты сама хотела этого. Ты отвергла мою любовь… мою нежность, я мог бы затопить тебя любовью… А ты предпочла свои фантазии…
Сколько горечи в его голосе. Может быть, он прав… не знаю… Господи, я ничего не знаю, я верю только Тебе. Сделай так, как правильнее… если я должна верить ему, то сделай так, чтобы я поверила… я не знаю ничего…
Городок Народной Системы был хорошо укреплен. И охранялся постоянно. Сейчас же охрана была усилена, войска стянуты из города.
Арнис сразу вызвал подкрепление, но оно подойдет не раньше, чем через час. Штурм начали с трех сторон. Ему достался левый край, как раз там, где расположено административное здание НС, с тюрьмой, где и находилась сейчас Ильгет. То, что он сейчас не на работе - даже удачнее, для штурма все равно пришлось надеть броню и взять оружие.
Арнис испытывал облегчение - впервые за много дней. Впервые можно было действовать. Убивать. То, что ему сейчас больше всего хотелось. Он замер, прижимая дессор и ожидая сигнала - штурм должен начаться с трех точек одновременно… Андорин уничтожит фабрику - попутная польза, зрелые дэггеры нам не нужны. Наконец сигнал был получен. Оседлав скарт, Арнис взмыл в воздух и перелетел через стену. Здание уничтожать нельзя. Ильгет где-то там. Маяк тихо пищал в ушах - она недалеко, она уже совсем рядом. И она все еще жива! Сигнал не сплошной. Ее сердце бьется.
Арниса встретила сплошная завеса огня. Стреляли из окон, из подвала, асфальт перед ним вскорежился и кусками полетел вверх, вместе с мелкой пылью, осколками, полностью закрыв здание. Арнис остановился - силовое поле пока держало, но пройти дальше было нельзя. Вскинув дессор, он расчистил место перед собой, затем дал очередь по окнам из лучеметов, закрепленных на плечах. Огневая завеса стала заметно меньше. Арнис продвигался маленькими шажками. У крыльца его задержали несколько охранников, непредусмотрительно укрывшихся в будке - Арнис поднял одной спикулой будку на воздух. И в этот миг сверху раздался грохот и легла тень - пикировали боевые вертолеты…
— Ты, видимо, еще не поняла, что такое страдание… чего ты лишаешься, на что ты обрекаешь себя, отвергнув мою любовь. Сейчас…
В солнечном свете сверкнула длинная игла. Впилась в плечо над левой ключицей. Ничего, это не так уж боль… - успела подумать Ильгет, и в тот же миг боль пришла.
Снова такой же толчок - на этот раз и глаза не надо было закрывать, только тело, со всеми переломами и кровоподтеками, с содранной кожей исчезло начисто, остался лишь раскаленный штырь, на который Ильгет оказалась нанизанной, и вокруг - мрак.
А ей казалось, что ничего хуже не бывает, что ничего хуже человек просто не может перенести…
Бывает.
Последнее, что она видела сквозь невыносимую боль - страшно сияющие слепые светлые глаза. Сияющие во мраке. И сквозь это сияние что-то неудержимо втягивало Ильгет в глубокую, бездонную воронку, и свет слепил и жег… отчаяние оттого, что она могла, могла как-то это предотвратить, но вот теперь уже поздно, и она сама это выбрала…
…Тело пришпилено копьями, копья торчат даже из лица, и не пошевелиться, хотя вокруг - огонь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67