— С Гарсиа кончено, — сказала Дарби, когда они выехали на Триста девяносто пятую и направились в сторону города.— Еще нет. Завтра сделаем еще одну последнюю попытку, и, может быть, она заговорит.— Если она что-нибудь знает, ее отец тоже знает. А если он знает, почему не захотел помочь? Грей, здесь ничего нет.Это было вполне логично. Несколько минут они ехали в полной тишине. Начинала сказываться усталость.— Через пятнадцать минут мы можем быть в аэропорту, — сказал он. — Я оставляю тебя там, и через полчаса тебя уже здесь не будет. Садись на любой самолет, просто исчезни.— Уеду завтра. Мне надо немного отдохнуть, и я хочу подумать, куда ехать. Спасибо тебе.— Ты чувствуешь себя в безопасности? В данный момент — да. Но это такое дело, что все может измениться за считанные секунды.— Я бы очень хотел спать у тебя в комнате сегодня ночью. Как в Нью-Йорке.— В Нью-Йорке ты не спал у меня в комнате. Ты спал на диване в прихожей. — Она улыбалась, и это был добрый знак.Он тоже улыбался:— Хорошо! Буду спать в прихожей.— У меня нет прихожей.— Так, так. А где же мне спать?Она вдруг перестала улыбаться. Она закусила губу, и в ее глазах появились слезы. Он хватил слишком далеко. Это опять Каллахан.— Просто я не готова.— А когда ты будешь готова?— Грей, пожалуйста, не надо об этом.Она молча смотрела на идущие впереди машины.— Прости, — сказал он.Она медленно сползла на сиденье и положила голову ему на колени. Он нежно потрепал ее по плечу, а она взяла и крепко сжала его руку.— Я смертельно боюсь, — тихо сказала она. Глава 39 Он вышел из ее номера около десяти часов, после того, как выпил бутылку вина и съел яичный рулет. Он звонил Мэйсону Пэйпуру, репортеру из “Пост”, пишущему о криминальных происшествиях, и попросил уточнить по его источникам детали уличного убийства Моргана. Это случилось в даунтауне, в районе, где редко случаются убийства; всего несколько хулиганских нападений и избиений.Он был изможден, и ему ничего не хотелось делать. К тому же ему было грустно оттого, что завтра он уезжает. Ему давно причиталось шесть недель отпуска в “Пост”, и у него возникло искушение уехать вместе с ней. Пусть Маттис подавится своей нефтью! Но он боялся, что не вернется, хотя для него это не будет концом света, если не считать одного неприятного обстоятельства: у нее есть деньги, а у него — нет. Около двух месяцев они могли бы бродить по пляжам и греться на солнце на его деньги, ну а потом все бы зависело от нее. Но самое важное — она не приглашала его с собой в свое бегство. Она страдала. Он чувствовал, как ей тяжело каждый раз, когда она упоминала Томаса Каллахана.Сейчас он был в “Джефферсон-отеле” на Шестой авеню, разумеется; следуя ее инструкциям. Он позвонил домой Кливу.— Ты где? — раздраженно спросил Клив.— В отеле. Это длинная история. Что у тебя?— Они отправили Саджа в отпуск по состоянию здоровья на девяносто дней.— А что с ним?— Ничего. Он говорит, они хотят, чтобы он на какое-то время уехал. Там — как в бункере. Всем сказали заткнуться и ни с кем не разговаривать. Они напуганы до смерти. Заставили Саджа уехать сегодня в полдень. Он считает, что тебе может грозить серьезная опасность. За последнюю неделю он тысячу раз слышал твое имя. Они просто помешались на тебе и на том, как много ты знаешь.— Кто это они?— Коул, естественно, и его подручный Бирчфилд. Они превратили Западное крыло в настоящее гестапо. Иногда “они” — означает этого, как его, ну этого маленького суслика в бабочке? Ну, по внутренним делам?— Эммит Вэйкросс.— Да, он. Угрозами и выработкой стратегии занимаются, в основном, Коул и Бирчфилд.— Какого типа угрозами?— Никто в Белом доме, кроме Президента, не может говорить с прессой, официально или неофициально, без согласия Коула. Это относится и к пресс-секретарю. Коул все подвергает цензуре.— Ничего себе!— Они в ужасе. Садж думает, они опасны.— Хорошо, я буду прятаться.— Я был у тебя на квартире прошлой ночью. Когда будешь исчезать, скажи мне.— Дам знать завтра вечером.— Какая у тебя машина?— Взял напрокат “понтиак” с четырьмя дверями. Очень спортивный.— Сегодня после обеда проверил “вольво”. Все хорошо.— Спасибо, Клив.— Ты как, в порядке?— Похоже. Скажи Саджу, у меня все хорошо.— Позвони мне завтра. Я все же волнуюсь. * * * Он спал уже четыре часа, когда его разбудил телефонный звонок. На улице было темно и будет еще темно, по меньшей мере, два часа. Он посмотрел на телефон и после пятого звонка снял трубку.— Алло? — спросил он недоверчиво.— Это Грей Грентэм? — послышался робкий женский голос.— Да. Кто это?— Беверли Морган. Вы заходили вчера вечером. Грей стоял на ногах, напряженно вслушиваясь, сон мгновенно слетел с него.— Да. Простите, если мы вас расстроили.— Нет. Отец очень меня защищает. И сердится. После того, как убили Куртиса, от репортеров не было спасения. Они звонили отовсюду. Им нужны были его старые фотографии и последние фотографии мои и ребенка. Звонили в любое время дня и ночи. Это было ужасно, и отец очень устал от этого. Двоих он спустил с крыльца.— Кажется, нам еще повезло.— Надеюсь, он вас не обидел. — Голос был тусклый и беспристрастный, хотя и чувствовалось, что она хотела казаться решительной.— Нисколько.— Сейчас он спит, там, внизу на диване, так что мы можем поговорить.— А почему вы не спите? — спросил он.— Я приняла несколько таблеток, чтобы уснуть, но выбилась из режима. Могу спать днем и бродить ночью. — Было очевидно, что она бодра и хочет говорить.Грей сел на кровать и попытался успокоиться.— Я не могу представить большего удара, чем этот.— Прошло несколько дней, прежде чем мы начали осознавать реальность случившегося. Вначале боль была ужасной. Просто ужасной. Я не могла пошевелиться, чтобы не ощутить боль во всем теле. Не могла думать из-за шока и невозможности поверить в случившееся. Я прошла через похороны в состоянии какого-то транса, теперь все это кажется дурным сном. Я вам не надоела?— Ничуть.— Я не хочу больше принимать таблетки. Из-за них я так много сплю, что разучилась говорить со взрослыми людьми. Да еще мой отец имеет привычку выставлять людей за дверь. Вы это записываете на пленку?— Нет. Я просто слушаю.— Его убили неделю назад, ночью. Я думала, что он допоздна заработался, что частенько с ним бывало. Они выстрелили в него и забрали его бумажник, чтобы полиция не могла узнать, кто он. Я узнала из последних новостей, что в даунтауне убит молодой юрист, и поняла, что это Куртис. Только не спрашивайте, как они узнали, что он юрист, не зная его имени. Все эти неясности, всегда сопровождающие убийство, — все это очень странно.— Почему он задерживался на работе?— Он работал по восемьдесят часов в неделю, а иногда и больше. В “Уайт и Блазевич” потогонная система. Они стараются убить своих сотрудников за семь лет, а если это им не удается, они делают их пайщиками. Куртис ненавидел свою фирму. Он устал быть юристом.— Сколько он там проработал?— Пять лет. Он зарабатывал девяносто тысяч в год, так что он примирился.— Вам известно, что он звонил мне?— Нет. Отец говорил, что вы это сказали, и я всю ночь думала об этом. Что он сказал вам?— Он так и не назвал себя. Он взял себе кодовую кличку “Гарсиа”. Не спрашивайте, каким образом я узнал его настоящее имя, — это займет слишком много времени. Он сказал, что, возможно, знает кое-что об убийстве судей Розенберга и Дженсена, и хотел рассказать мне то, что знал.— Рэнди Гарсиа был его лучшим другом в начальной школе.— У меня было впечатление, что он что-то увидел в офисе, и, вероятно, кто-то в офисе знал, что он видел. Он очень нервничал и звонил всегда с разных телефонов. Он считал, что за ним следят. Мы договорились встретиться рано утром в субботу, но в то утро он позвонил и отменил встречу. Он был чем-то напуган и сказал, что обязан поберечь свою семью. Вы что-нибудь знаете об этом?— Нет. Я знала, что он находится в постоянном напряжении, но он был таким все эти пять лет. Он не таскал домой служебные дрязги. Он поистине ненавидел свою работу.— Почему?— Он работал на банду головорезов, банду разбойников, которые за доллар с удовольствием пустят вам кровь. Они тратили тонны денег на этот мнимый фасад респектабельности, но на самом деле это подонки. Куртис был прекрасным студентом и мог выбирать работу.Это были такие милые люди, когда вербовали его, а потом оказались настоящими монстрами. И об этике здесь говорить не приходится.— Тогда почему он остался в фирме?— Заработки все время росли. Год назад он уже почти ушел, но с новым местом работы что-то сорвалось. Он чувствовал себя очень несчастным, но старался держать это в себе. Я думаю, он чувствовал себя виноватым, сделав такую большую ошибку. У нас был небольшой ритуал. Когда он приходил домой, я спрашивала, как прошел день. Иногда это было в десять вечера, и тогда я знала, что был тяжелый день. Но он всегда говорил, что день прошел прибыльно. Именно это слово — прибыльно. Затем он спрашивал о ребенке. Он не хотел говорить про офис, а я не хотела об этом слышать.Ладно, хватит о Гарсиа. Он мертв и ничего не сказал своей жене.— Кто разбирал его рабочий стол?— Кто-то в офисе. В пятницу они принесли всякий хлам, все аккуратно упаковано и сложено в три картонных коробки. Можете прийти посмотреть.— Благодарю, это не нужно. Я уверен, они все уже подчистили. На какую сумму была застрахована его жизнь?Она минуту молчала.— А вы неглупый человек, мистер Грентэм. Две недели назад он застраховался на миллион долларов, с двойным возмещением в случае гибели в результате несчастного случая.— Это два миллиона долларов.— Да. Выходит так. Наверное, чего-то опасался.— Я не думаю, что его убили грабители, миссис Морган.— Я не могу в это поверить. — Она немного задыхалась от волнения, но быстро справилась с этим.— Полицейские задавали вам много вопросов?— Нет. Ведь это просто рядовое ограбление в Вашингтоне. С этим долго не возятся. Случается каждый день.Эта страховая гарантия была весьма любопытна, но бесполезна. Грей уже устал от миссис Морган и ее монотонного голоса. Ему было жаль ее, но если она ничего не знает, то пора и попрощаться.— Вы думаете, он что-то знал? — спросила она.Это может длиться часами.— Не знаю, — ответил Грей, взглянув на часы. — Он сказал, что знает что-то о тех убийствах, но больше ничего говорить не стал. Я был уверен, что мы где-нибудь встретимся, он откроется и что-то мне покажет. Но я ошибся.— Как он мог знать что-то о тех мертвых судьях?— Не знаю. Его звонок был для меня совершенно неожиданным.— Если у него было что вам показать, то что это могло быть? — спросила она.Он был репортером, и это он должен был задавать вопросы.— Не имею никакого представления. Он не намекнул.— Где он мог бы прятать такую вещь? — Вопрос был искренним, но действовал на нервы. И вдруг его осенило: она куда-то клонит.— Не знаю. А где он держал свои ценные бумаги?— У него в банке был снят ящик для актов, завещаний и всякой мелочи. Я всегда знала про этот ящик. Он сам вел все дела, мистер Грентэм. Я заглядывала в этот ящик в прошлый четверг вместе с отцом, но там не было ничего необычного.— Но вы и не ожидали ничего необычного, не правда ли?— Нет. А рано утром в субботу, было еще темно, я просматривала бумаги на его столе в спальне. У нас там такой античный стол-бюро с убирающейся крышкой, которым он пользовался для личной переписки и бумаг, и вот там я нашла что-то не совсем обычное.Грей вскочил на ноги, держа телефон, и дико уставился в пол. Она позвонила в четыре утра. И болтала всякий вздор в течение двадцати минут. И дождалась, пока он почти уже готов был повесить трубку, чтобы сейчас бросить бомбу!— Ну и что же это? — спросил он по возможности бесстрастно.— Ключ.У него в горле перехватило.— Ключ от чего?— От еще одного банковского ящика.— В каком банке?— Первом Колумбийском. Мы никогда не пользовались услугами этого банка.— Понятно. И вы ничего не знали об этом другом ящике?— О, нет. Не знала до этого субботнего утра. Я была в недоумении и сейчас еще недоумеваю, я нашла все наши юридические бумаги в старом ящике, так что у меня не было причин проверять этот. Я решила, что забегу как-нибудь, когда будет настроение.— Не хотите ли вы, чтобы я посмотрел его для вас?— Я знала, что вы можете это предложить. А вдруг вы найдете там то, что ищете?— Я сам не знаю, что ищу. Но что, если я найду что-то, оставленное им, и это что-то окажется очень стоящим публикации?— Используйте его.— Без условий?— Только с одним. Если это хоть как-то может опорочить моего мужа, вы не воспользуетесь этим.— Считайте, что это наше деловое соглашение, и я клянусь его выполнить.— Когда вы хотите взять ключ?— Он у вас в руке?— Да.— Если вы выйдете сейчас на крыльцо, я подъеду через несколько секунд. * * * На частном реактивном самолете из Майами прибыло только пять человек, так что для выполнения плана Эдвин Снеллер имел лишь семь. Семь человек, дефицит времени, совсем немного оборудования, которое было на вес золота. Всю ночь в понедельник он не спал. Его номер люкс в отеле превратился в мини-командный центр, где они всю ночь изучали карты и пытались спланировать следующие сутки. Они располагали очень немногим: Грентэм снимает номер, но там его нет; у него есть машина, но он ею не пользуется; работает в “Пост” на Пятнадцатой улице; “Уайт и Блазевич” находится в здании на Десятой рядом с Нью-Йорком, но он, вероятно, туда не вернется; вдова Моргана живет в Александрии. И помимо всего, им приходится искать двух человек в трехмиллионном городе.Это был не тот тип людей, которых можно было поднять по тревоге и послать в бой. Их нужно было найти и нанять, и к концу дня ему обещали предоставить максимально возможное количество человек.Снеллер не был новичком в этих играх с убийствами, но здесь было другое. Положение просто отчаянное. Все рушилось. Он, конечно, сделает все, что в его силах, но в то же время Эдвин Снеллер уже был готов к тому, чтобы дать задний ход.Она не выходила у него из головы. Она встретилась с Хамелом на его условиях и вышла невредимой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49