Я этого не осознавала, но, вероятно, только пара минут отделяла меня от того, чтобы получить пулю в голову.Верхик слушал с закрытыми глазами.— Что с ними произошло?— Не могу сказать точно. Я думаю, они испугались настоящих полицейских, когда те появились на месте. Они испарились. Я была в их машине, Гэвин. Они держали меня в руках.— Тебе надо кончать с этим, Дарби. Послушай меня.— Ты помнишь наш разговор утром в четверг, когда я вдруг увидела лицо, которое казалось мне знакомым и которое я тебе описала?— Конечно.— Это лицо было вчера на траурной церемонии, вместе со своими друзьями.— А ты где была?— Я наблюдала. Он вошел на несколько минут позже всех, пробыл внутри десять минут, затем выскользнул и встретился с Коротышкой.— С Коротышкой?— Да, с одним из этой банды. Коротышка, Руперт, Ковбой и Худой. Классные типы. Я уверена, что есть и другие, но я с ними еще не встречалась.— Следующая встреча будет последней, Дарби. Тебе осталось прожить около сорока восьми часов.— Посмотрим. Сколько ты еще будешь в городе?— Несколько дней. Я планировал остаться до тех пор, пока не найду тебя.— Вот она я. Может быть, я позвоню тебе завтра.Верхик учащенно дышал:— О’кей, Дарби. Как скажешь. Только будь осторожна.Она повесила трубку. Он швырнул телефон поперек комнаты и выругался. * * * Двумя кварталами в стороне и пятнадцатью этажами выше находился Хамел. Он, не отрываясь, смотрел в телевизор и что-то быстро бубнил себе под нос. Шел фильм о людях в большом городе.Они говорили по-английски, на его третьем языке, и он повторял каждое слово, стараясь воспроизвести типичное американское произношение. Он занимался этим четыре часа. Он впитал в себя английский язык, когда скрывался в Белфасте, и на протяжении двадцати лет просмотрел тысячи американских картин. Его любимым фильмом был “Три дня Кондора”. Он просмотрел его четыре раза, прежде чем понял, кто кого убивает и зачем. Он бы мог убить Редфорда.Он громко повторял каждое слово. Ему сказали, что его английский сойдет для американца, но одна промашка, одна крохотная ошибка, и эта женщина уйдет. * * * “Вольво” находился на паркинге за полтора квартала от владельца, который платил сотню долларов в месяц за место и за то, что, как он думал, было безопасностью. Они осторожно прошли через ворота, которые, как считалось, должны были быть заперты.Это была модель 1986 GL без системы сигнализации, и за несколько секунд дверца водителя была открыта. Один из двоих сел на багажник и закурил. Было воскресенье, почти четыре часа утра.Второй открыл маленький наборчик с инструментами, который был у него в кармане, и приступил к работе над автомобильным телефоном, из-за которого Грентэм в свое время влез в долги. Верхнего света в салоне было достаточно, и он работал быстро. Работа была легкая. Открыв трубку, он установил в нужное место крошечный передатчик и приклеил его. Минутой позже он выскользнул из машины и присел на корточки у заднего бампера. Тот, что с сигаретой, подал ему маленький черный куб, который он приткнул к решетке под автомобилем, позади бензобака. Это был передатчик с магнитными присосками. Он будет посылать сигналы в течение шести дней, до тех пор, пока не разрядится и его потребуется заменить.Они ушли меньше чем через семь минут. В понедельник, как только определят, что он входит в здание “Пост” на Пятнадцатой улице, они войдут к нему в квартиру и поставят на его телефон жучок. Глава 22 Ее вторая ночь в ночлежке с завтраком была лучше, чем первая. Она спала до позднего утра. Может быть, теперь она к этому привыкла. Она пристально смотрела на шторы на крошечном окне и начинала осознавать, что кошмаров не было; не было никаких движений в темноте, не появлялось никаких грозящих ей пистолетов и ножей. Был тяжелый и глубокий сон, и она долго изучала шторы, прежде чем ее мозг пробудился от него.Она попыталась заставить себя думать логически. Это ухе был ее четвертый день в образе пеликана, и, чтобы увидеть пятый, она должна была думать, как изощренный убийца. Это был день номер четыре всей ее оставшейся жизни. Она должна была бы быть мертва.Но после того, как ее глаза открылись и она с уверенностью осознала, что цела и жива, и что двери не пищат и полы не скрипят, и что в стенном шкафу нет никакого притаившегося бандита, ее первая мысль была о Томасе. Шок от его смерти постепенно проходил, и она обнаружила, что ей легче удается отогнать от себя воспоминания о взрыве и ревущем пламени. Она знала, что его разорвало на мелкие кусочки, и он умер мгновенно. Она знала, что он не мучился.Поэтому она думала о другом, о том, что она чувствовала, когда он находился рядом, о его шепоте и хихиканье, когда они были в постели и секс был позади, а ему хотелось обниматься. Ему нравилось обниматься, и ему хотелось играться, и целоваться, и ласкаться после того, как они отзанимались любовью. И хихикать. Он любил ее бешено, влюбился без памяти, и в первый раз в жизни мог вести себя с женщиной глупо. Много раз посреди его лекций она вспоминала его воркованье и хихиканье и прикусывала себе губу, чтобы не рассмеяться.Она его тоже любила. И его смерть нанесла ей сильную рану. Она хотела бы неделю оставаться в постели и плакать. На следующий день после похорон ее отца психиатр объяснил ей, что душе необходим короткий, очень тяжелый период горя и печали, и тогда она переходит в следующую фазу. Но до тех пор, пока Дарби сможет жить дальше, ее душа должна болеть, она должна безудержно страдать. Дарби последовала этому совету и безвольно отдавалась горю две недели, потом устала от этого и перешла к следующей стадии. Это сработало.Но с Томасом это не работало. Она не могла рыдать и расшвыривать вещи куда попало. Руперт, Худой и все остальные из этой компании лишили ее возможности нормально скорбеть.После нескольких минут воспоминаний о Томасе она подумала о них. Что они сегодня будут делать? Куда она сможет пойти, не боясь быть замеченной? Должна ли она найти другую комнату после двух ночей, проведенных в этом месте? Да, она так и сделает. После того, как стемнеет. Она позвонит и закажет комнату в еще одной крохотной гостинице, где сдают комнаты с питанием. Где они остановились? Патрулируют ли они улицы, надеясь просто на нее натолкнуться? Знают ли они, где она сейчас находится? Нет. Она была бы мертва. Знают ли они, что она теперь блондинка?Мысль о волосах заставила ее подняться с постели. Она подошла к зеркалу над письменным столом и посмотрела на себя. Волосы стали еще короче и были очень белыми. Неплохая работа. Прошлой ночью она трудилась над ними три часа. Если бы она прожила еще два дня, она бы их еще подрезала и перекрасила в черный цвет. Если бы она прожила еще неделю, она могла бы стать лысой.Она внезапно почувствовала острый приступ голода и секунду думала о пище. Она не ела, и это необходимо исправить. Было почти десять. Странно, но по утрам в воскресенье завтраков в гостинице не было. Она могла бы рискнуть, поискать еды и воскресный выпуск “Пост” и увидеть, могут ли они засечь ее сейчас, когда он была ослепительной блондинкой.Она быстро приняла душ, а волосы отняли не более минуты. Никакого макияжа. Она надела новую пару армейских брюк, новую куртку-ветровку и была готова к сражению. Глаза были закрыты авиационными очками.Хотя в каждой гостинице было несколько выходов, за четыре дня она ни разу не вышла через переднюю дверь. Она прокралась сквозь темную кухню, отперла заднюю дверь и шагнула на аллею, расположенную позади этой крошечной гостиницы. Было довольно холодно для того, чтобы выходить в ветровке, не вызывая подозрений. Глупо, подумала она. Во Французском квартале она могла бы носить шкуру белого медведя и выглядеть вполне естественно. Она быстро пошла по аллее, глубоко засунув руки в карманы армейских штанов и поглядывая по сторонам из-под очков.Он ее увидел, когда она ступила на тротуар рядом с Бургунди-стрит. Волосы под кепкой были другими, но рост по-прежнему оставался сто семьдесят, и с этим ничего нельзя было поделать. Ноги по-прежнему были длинны, и она шла своей типичной походкой. После этих четырех дней он мог выделить ее из толпы, не гая-дя на волосы и лицо. Ковбойские ботинки — из змеиной кожи с заостренными носами — ступили на тротуар и направились за ней.Она оказалась умной девочкой: поворачивала за каждый угол, каждый квартал переходила на другую улицу, шла энергично, но не слишком быстро. Он прикинул, что она направляется к Джексон-сквер, где по воскресеньям толпился народ и где она надеялась раствориться в толчее. Она могла бы прогуливаться в толпе туристов и местной публики, перекусить, побыть на солнце, купить газету.Дарби на ходу беззаботно закурила сигарету и начала выпускать дым. Она не могла его вдыхать. Три дня назад она пыталась, и у нее стала кружиться голова. Что за противная привычка. Как было бы смешно, если бы она прошла сквозь все это, чтобы потом умереть от рака легких. Боже, дай ей умереть от рака.Он сидел за столом в переполненном кафе на углу Сант Питер и Шартре и, когда она его увидела, находился на расстоянии меньше трех метров. Долей секунды позже он ее увидел, и, наверное, все бы сошло, если бы она на мгновение не запнулась и не сглотнула комок в горле. Он ее увидел и, вероятно, только подозрительно посмотрел бы на нее, но ее легкое замешательство и смятенный взгляд выдали ее. Она продолжала идти, но немного быстрее.Это был Коротышка. В тот момент, когда она переводила с него взгляд, он уже был на ногах и лавировал между столиками. Стоя, он выглядел совершенно круглым, мускулистым, но подвижным. На секунду она его потеряла из виду на Шартре, в тот момент, когда подныривала под арки собора Сант Луис. Церковь была открыта, и она подумала, что, может быть, стоит забежать внутрь и церковь может стать убежищем, в котором он ее не убьет. Нет, он ее убьет там, или на улице, или в толпе. Везде, где догонит. Теперь он был сзади, и Дарби нужно было узнать, как быстро он приближается. Шел ли он просто быстрым шагом и пытался сделать вид, что ничего не происходит? Или же он бежал трусцой? Или быстро продвигался по тротуару, готовясь сделать стремительный бросок, как только она попадет в поле его зрения? Она продолжала движение.Она круто свернула на Сант Энн, пересекла улицу и была уже почти на Рояль, когда бросила быстрый взгляд назад. Он приближался. Он был на другой стороне улицы, но расстояние между ними быстро сокращалось.Нервный взгляд через плечо позволил накрыть ее. Это было полное разоблачение и облегчило ему задачу.На Бурбон-стрит, решила она. Через четыре часа мяч будет введен в игру, и болельщики “Сэйнтс” гудели и праздновали перед игрой во всю силу, потому что после игры праздновать будет нечего. Она свернула на Рояль, сорвалась на бег, пробежала несколько метров и перешла на быстрый шаг. Он свернул на Рояль и пошел рысью. Каждую секунду он мог перейти на бег. Дарби приближалась к середине улицы, где болталась, убивая время, группа футбольных фанатов. Она свернула влево на Дьюмэйн и побежала. Впереди был Бурбон, и повсюду были люди.Сейчас она его уже слышала. Оглядываться больше не имело смысла. Он бежал сзади, сокращая расстояние. Когда она свернула на Бурбон, мистер Коротышка был позади нее на расстоянии пятнадцати метров и гонка закончилась. Она увидела своих ангелов в тот момент, когда они шумно вываливались из бара. Три крупных, слегка тяжеловатых молодых парня в диком сочетании черно-золотых одежек “Сэйнтс” ступили на середину улицы как раз в тот момент, когда Дарби подбежала.— Помогите! — дико и пронзительно закричала она и показала на Коротышку. — Помогите мне! Этот человек преследует меня! Он пытается меня изнасиловать!Ого, черт возьми! Секс на улицах Нового Орлеана — не такая уж и необычная вещь, но черт бы их побрал, если кто-нибудь обесчестит эту девчонку.— Пожалуйста, помогите мне! — жалобно кричала она. Внезапно улица притихла. Все, включая Коротышку, застыли на месте. Он сделал шаг, затем другой и бросился вперед. Трое “Сэйнтс” шагнули к нему, согнув в локтях руки и сверкая глазами. Все произошло за несколько секунд. Коротышка использовал сразу обе руки: правой в горло первого и сноровистый удар в челюсть второго. Они взвизгнули и упали ничком. Номер три не собирался бежать. Два его приятеля были биты, и это его расстроило. Коротышка разделался бы с ним в два счета, но номер один свалился Коротышке на правую ногу и его отбросило назад. Пока он выдергивал ногу, мистер Свиная Отбивная из Тибодо, Луизиана, номер три, ударил его ногой в промежность, и Коротышка ушел в историю. Когда Дарби нырнула обратно в толпу, она слышала, как он кричит от боли.Пока он падал, мистер Отбивная ударил его ногой под ребра. Номер два, с кровью, залившей все лицо и с дико выпученными глазами, кинулся на Коротышку, и бойня началась. Он скрючился, обхватив руками свои сильно поврежденные органы, а они безжалостно били его ногами и поливали ругательствами, пока кто-то не крикнул: “Копы!”, и это спасло ему жизнь. Мистер Свиная Отбивная и номер два помогли номеру один встать на ноги, и “Сэйнтс” скрылись из виду, спускаясь в погребок. Коротышке удалось подняться, и он поковылял прочь, как собака, сбитая трейлером и еще живая, но которая неминуемо подохнет дома.Она спряталась в темном углу пивного бара на Дека-тур и пила кофе, а потом пиво, кофе, а потом пиво. У нее дрожали руки и выворачивало желудок. Очень вкусно пахло, но она не могла есть. За три часа она выпила три пива, а затем заказала тарелку вареных креветок и переключилась на простую родниковую воду.Алкоголь подействовал на нее успокаивающе, а креветки хорошо улеглись в желудке. Здесь она в безопасности, подумалось ей, так почему бы не посмотреть игру и не остаться здесь, возможно, до закрытия.К началу игры паб был набит до отказа. Они наблюдали за игрой по большому телевизору, укрепленному над стойкой бара, пили и пьянели при этом. Теперь она была болельщиком “Сэйнтс”. Она надеялась, что с тремя ее приятелями все обошлось и что они наслаждались игрой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49