Каллахан сделал медленный глоток шотландского напитка и покачал головой. Верхик снял пиджак и развязал галстук.— Давай поговорим о женщинах.— Нет.— Сколько ей лет?— Двадцать четыре, но очень развитая.— Ты мог бы быть ее отцом.— Мог бы. Кто знает.— Откуда она?— Из Денвера. Я говорил тебе.— Люблю девушек с запада. Они такие независимые, непретенциозные. Похоже, все носят “Ливайзы” и у всех длинные ноги. Я мог бы жениться на такой. У нее есть деньги?— Нет. Ее отец погиб в авиакатастрофе четыре года назад. Мать получила компенсацию.— Тогда у нее есть деньги.— Она чувствует себя комфортно.— Пари, что она в порядке. У тебя есть ее фотография?— Нет. Она не внучка и не пудель.— Почему ты не привез фотографию?— Закажу, чтобы выслать тебе одну. Почему это так развлекает тебя?— Забавно. Великий Томас Каллахан, любитель свободных женщин, влюбился по уши.— Я не влюбился.— Это рекорд. Сколько? Девять, десять месяцев? Почти год ты фактически поддерживаешь постоянную связь, не так ли?— Восемь месяцев и три недели, но никому не рассказывай, Гэвин. Для меня это не просто.— Твой секрет в надежных руках. Расскажи мне все подробности. Какой у нее рост?— Сто семьдесят, сто двенадцать фунтов, длинноногая, джинсы “Ливайз” в обтяжку, независимая, непритязательная, типичная в твоем понимании западная девушка.— Я должен подыскать себе кого-нибудь. Ты собираешься жениться на ней?— Конечно, нет! Кончай свое пиво.— Похоже, ты теперь исповедуешь моногамию?— А ты?— Черт возьми, нет. И никогда ранее. Но мы говорим не обо мне. Томас, мы говорим о Питере Пене сейчас, Каллахане — Холодной Руке, человеке с версией самой блестящей женщины в мире. Скажи мне, Томас, и не лги своему лучшему другу, просто посмотри мне в глаза и признайся, что ты не устоял перед моногамией.Верхик слегка наклонился через стол, глядя на Томаса и глупо ухмыляясь.— Не так громко, — сказал Каллахан, оглядываясь вокруг.— Ответь мне.— Назови мне другие имена в списке, и я отвечу тебе.Верхик отодвинулся.— Отличная попытка. Думаю, что ответом будет “да”. Мне кажется, ты влюблен в эту девушку, но слишком труслив, чтобы признаться в этом. Считаю, она твой выигрыш, парень.— Ладно, пусть будет так. Тебе от этого легче?— Да, намного легче. Когда я смогу увидеть ее?— Когда я смогу встретиться с твоей женой?— Ты запутался, Томас. Тут есть основное различие. Ты не хочешь встречаться с моей женой, а я хочу увидеть Дарби. Вот видишь. Уверяю тебя, они совершенно непохожи.Каллахан улыбался и продолжал неторопливо пить. Верхик расслабился и скрестил ноги в проходе. Поднес к губам зеленую бутылку.— Ты возбужден, приятель, — сказал Каллахан.— Извини. Я пью так быстро, как только могу. Подали грибы в булькающих кастрюльках с длинной ручкой. Верхик бросил в рот два кусочка и стал яростно жевать. Каллахан наблюдал. “Chivas” отдавался голодной болью, ему нужно было подождать несколько минут. Все-таки он предпочитал алкоголь после еды.Четыре араба с шумом уселись за соседний столик, смеясь и болтая на своем языке. Все четверо заказали виски.— Кто их убил, Гэвин?Он пожевал минуту, затем с трудом проглотил.— Если бы я и знал, то все равно не сказал бы. Но, клянусь тебе, я не знаю. Непостижимо. Убийцы исчезли, не оставив следа. Все было тщательно запланировано и отлично исполнено. Ни одной улики.— Почему такая комбинация?Он отправил в рот еще один кусочек.— Совсем просто. Это так просто, так легко объяснить. Они были такой естественной мишенью. У Розенберга не было охранной системы в городской квартире. Любой вполне прилично одетый грабитель мог войти и выйти. А бедный Дженсен околачивался в таких местах в полночь. Они были брошены на произвол судьбы. В соответствующий момент каждый умер. Другие семь представителей Верховного суда имели агентов в своих домах. Вот почему выбрали их. Они были глупцами.— Тогда кто выбрал?— Кто-то, у кого много денег. Убийцы были профессионалами, и, возможно, за несколько часов они покинули страну. Мы считаем, их было трое, возможно, больше. Неприятность с Розенбергом мог доставить один из них. Предполагаем, что с Дженсеном расправились как минимум двое. Один или больше стояли на стреме в то время, когда парень с канатом делал свое дело. Даже несмотря на то, что это было небольшое грязное заведение, оно было открыто для публики и, естественно, существовал большой риск. Но они сработали хорошо, очень хорошо.— Я прочитал версию убийцы-одиночки.— Забудь о ней. Невозможно одному убить двоих. Невозможно.— Во сколько могут оцениваться эти убийцы?— В миллионы. И много денег ушло на планирование всего этого.— И у тебя нет никаких идей?— Послушай, Томас. Я не участвую в расследовании, поэтому тебе надо спросить у других. Я уверен, черт побери, что они знают намного больше, чем я. Я простой юрист низшего звена в правительстве.— Да, который, так получается, оказывается на одном уровне с Главным судьей.— Это случайность. Надоело. Давай вернемся к женщинам. Я ненавижу разговоры юристов.— Ты разговаривал с ним в последнее время?— По мелочи, Томас, всегда по мелочи. Да, мы поболтали немного сегодня утром. Он заставил всех двадцать семь сотрудников суда вдоль и поперек просмотреть список дел, назначенных к слушанию, в поисках улик. Бесполезно. И я сказал ему это. В каждом случае, который поступает в Верховный суд, имеется две стороны, и каждая задействованная сторона, разумеется, внесет свой вклад, если один судья, двое или трое исчезнут, а вместо них придет один, двое или трое новых, более сочувственно относящихся к этому делу. Имеются тысячи апелляций, конец которым в итоге будет положен здесь. И ты не можешь просто выхватить одну и сказать: “Вот это дело! Именно этот человек убил их”. Глупо.— Что он сказал?— Конечно, он согласился с моим блестящим анализом. Думаю, он позвал меня после ознакомления со статьей в “Пост”, чтобы проверить, не удастся ли ему выжать что-нибудь из меня. Ты можешь поверить нервному человеку?Официант склонился над ним, задержав вопросительный взгляд.Верхик заглянул в меню, закрыл его и протянул ожидающему официанту.— Жареную меч-рыбу, сыр. Овощей не надо.— Я съем грибы, — сказал Каллахан.Официант исчез.Каллахан засунул руку в карман пиджака и вытащил оттуда толстый конверт. Положил его на стол рядом с пустой бутылкой пива.— Взгляни на это, когда появится возможность.— Что это?— Что-то типа дела.— Я ненавижу дела, Томас. В самом деле, я ненавижу закон и юристов. И за исключением тебя я ненавижу профессоров юриспруденции.— Дарби написала.— Я прочитаю сегодня ночью. О чем оно?— Кажется, я сказал тебе. Она сообразительна и интеллигентна, к тому же активная студентка. Она пишет лучше многих. Ее страсть — конечно, другого плана, нежели ко мне, — конституционное право.— Бедняжка.— Она скрылась на четыре дня на прошлой неделе, полностью игнорировала меня и остальной мир и появилась со своей собственной теорией, которую она сейчас отвергает. Но тем не менее прочитай. Она гипнотизирует.— Кто подозреваемый?Арабы разразились оглушительным хохотом, похлопывая друг друга по плечам и проливая виски. Они наблюдали за ними с минуту, пока те не успокоились.— Разве ты любишь смешивать спиртное? — спросил Верхик.— Противно.Верхик засунул конверт в карман пиджака, висящего на спинке стула.— В чем заключается ее теория?— Она несколько необычна. Но прочитай. Полагаю, она не повредит, не так ли? Вам, парни, нужна помощь.— Я прочитаю только потому, что это написала она. Какова она в постели?— Какова твоя жена в постели?— Роскошна. В душе, на кухне, в бакалейной лавке. Она роскошна во всем, что бы ни делала.— Так не может продолжаться.— Она выдохнется к концу года. Возможно, я получу городскую квартиру и чего-то добьюсь.— Разве не было добрачного соглашения?— Было, но я юрист, не забывай об этом. Найдено больше лазеек, чем в законодательном акте о реформе налогов. Мой приятель подготовил это. Разве ты не любишь закон?— Давай поговорим о чем-нибудь другом.— О женщинах?— У меня идея. Ты хочешь встретиться с девушкой, так?— Мы говорим о Дарби?— Да. О Дарби.— Я бы хотел увидеться с ней.— Мы собираемся на Сент-Томас на благодарение. Почему бы тебе не встретиться с нами там?— Я должен быть со своей женой?— Нет. Ее не приглашаем.— А Дарби не откажется немного побегать по берегу почти нагишом, лишь с узкими завязками на бедрах? Нечто типа шоу для нас?— Возможно.— Здорово! Я не могу поверить в это.— Ты можешь снять домик рядом с нами. Поверь, нас ожидает приятное времяпрепровождение.— Чудесно, чудесно. Просто чудесно. Глава 13 Телефон прозвонил четыре раза, включился автоответчик, записанный голос эхом прокатился по квартире. Зуммер, потом “сообщения нет”. Он снова прозвонил четыре раза, та же программа, и снова “нет сообщения”. Минуту спустя он зазвонил опять. Грей Грентэм схватил трубку, оставаясь в постели. Сел на подушку, пытаясь сосредоточиться.— Кто говорит? — спросил он, делая над собой усилие. Свет не проникал через окно.Голос на другом конце был низким и робким:— Это Грей Грентэм из “Вашингтон пост”?— Да. Кто говорит? Медленно:— Я не могу назвать вам свое имя. Туман рассеялся, и он сосредоточил свое внимание на часах. Было без двадцати шесть.— Ладно, оставим в покое имя. Почему вы звоните?— Я видел вчера вашу статью о Белом доме и кандидатах.— Это хорошо. — “Ты и миллион других”. — Почему вы звоните мне в такой неподходящий час?— Извините. Я иду на работу и остановился у общественного телефона. Я не могу звонить из дома или офиса.Голос звучал отчетливо, с артикуляцией, и казался интеллигентным.— Какого офиса?— Я юрист.Великолепно. Вашингтон являлся домом для полумиллиона юристов.— Частная практика или в правительстве? Легкое замешательство.— М-м, лучше я не скажу.— Ладно. Послушайте, мне бы поспать. Почему, в сущности, вы мне позвонили?— Я могу знать кое-что о Розенберге и Дженсене.Грентэм сел на край кровати.— Например...Более продолжительная пауза.— Вы записываете это?— Нет. А должен?— Не знаю. Я действительно напуган и в замешательстве, мистер Грентэм. Предпочел бы не записывать это. Может быть, в другой раз. Договорились?— Как хотите. Я слушаю.— Могут этот звонок зафиксировать?— Возможно, я думаю. Но вы звоните с общественного телефона, правильно? Какая разница?— Не знаю. Я просто испуган.— Все в порядке. Клянусь, что я не записываю, и клянусь, ие зафиксирую звонок. Итак, что у вас на уме?— Ладно. Думаю, я могу знать, кто их убил.Грентэм встал.— Это довольно ценные сведения.— Они могут меня убить. Вы думаете, они следят за мной?— Кто? Кто должен следить за вами?— Не знаю.Голос звучал так, будто говорящий стоял рядом и говорил, заглядывая через плечо.Грентэм расхаживал возле кровати.— Успокойтесь. Почему вы не назовете свое имя? Ладно. Клянусь, это конфиденциально.— Гарсиа.— Это не настоящее имя, не правда ли?— Конечно, нет. Но это лучшее, которое я мог придумать.— О’кей, Гарсиа. Говорите.— Я не уверен. Ладно. Но мне кажется, я наткнулся на кое-что в офисе, чего я не должен был видеть.— У вас есть копия этого?— Может быть.— Послушайте, Гарсиа. Вы позвонили мне, правильно? Хотите вы говорить или нет?— Я не уверен. Что вы сделаете, если я скажу вам что-то?— Тщательно проверю. Если мы собираемся обвинить кого-нибудь в предательском убийстве двух судей Верховного суда, то, поверьте мне, с фактами будем обращаться деликатно.Слишком продолжительное молчание. Грентэм замерз, ожидая.— Гарсиа! Вы здесь?— Да. Мы можем поговорить позднее?— Конечно. Мы можем поговорить и сейчас.— Мне нужно подумать об этом. Я не ел и не спал целую неделю и не могу думать логично. Я могу позвонить вам позднее?— Ладно, ладно. Чудесно. Вы можете позвонить мне на работу в...— Нет. Я не буду звонить на работу. Извините, что разбудил.Он повесил трубку. Грентэм посмотрел на ряд цифр на телефонном аппарате и набрал семь цифр, обождал, потом еще шесть и еще четыре. Записал номер на листке бумаги, лежащем возле аппарата, и повесил трубку. Общественный телефон находился на Пятнадцатой улице в Пентагоне.Гэвин Верхик проспал четыре часа и проснулся пьяным. Когда он часом позже приехал в гуверовское здание, алкоголь улетучился, но появилась боль. Он проклинал себя и проклинал Каллахана, который, вне всякого сомнения, будет спать до обеда и проснется свежим, бодрым и готовым лететь в Новый Орлеан. Они ушла из ресторана в полночь, когда тот закрывался. Потом заглянули еще в несколько баров и пошутили насчет посещения “подводного” кино, но, так как любимый ими кинотеатр взорвали, они не могли этого сделать. Поэтому они просто пили до трех или четырех часов.В одиннадцать у него была назначена встреча с директором Войлсом и следовало появиться трезвым и бодрым. Это было невозможно. Он попросил секретаршу закрыть дверь и объяснил ей, что подхватил противный вирус, может быть, грипп, и его нужно оставить одного, если только не появится что-нибудь чертовски важное. Она изучала его глаза и, казалось, хмыкала еще более неодобрительно, чем обычно. Запах пива не всегда испаряется во время сна.Она вышла и закрыла за собой дверь. Он запер ее. Чтобы уравнять положение, позвонил Каллахану, но никто не ответил.Что за жизнь. Его лучший друг зарабатывал почти столько же, сколько и он, но был занят работой тридцать часов в неделю и имел богатый выбор сговорчивых молодых студенточек лет на двадцать моложе. Потом он вспомнил их грандиозные планы насчет недельного отдыха на Сент-Томасе, и в воображении возникла Дарби, прогуливающаяся по пляжу. Он поедет туда, даже если придется уйти в отставку.Волна тошноты поднимается вверх, подкатывает к горлу, и он быстро ложится на пол. На дешевый правительственный ковер. Он дышит глубоко, и где-то вверху в голове начинает стучать. Оштукатуренный потолок не закружился, и это придавало силы. Через три минуты стало ясно, что рвоты не будет, по крайней мере, в данный момент.Его портфель находился в пределах досягаемости, и он осторожно подтянул его к себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49