— К судье?— Нет, к одному человеку из Стамбула, который плыл со мной двое суток, а здесь сошел на берег. Он нанял комнату для себя и койку для слуги.— Что он собой представляет?— Этого я не знаю. Он мне о себе не рассказывал.— Но мог сказать его слуга.Капитан рассмеялся, что было для него непривычно.— Слуга его шельма; он слышал все языки мира, но многому ни на одном не научился. Он курит, свистит и целый день поет, а когда его спрашивают, он отвечает, но его ответы сегодня верные, а завтра нет. Позавчера он был турком, вчера черногорцем, сегодня он друз Друз — приверженец одной из сект ислама.

, и один Аллах знает, кем он станет завтра или послезавтра.— Значит, ты не придешь ко мне?— Приду, но после того, как выкурю трубку с тем человеком. Аллах да хранит тебя, а мне еще надо работать.Халеф уже ушел вперед. Теперь я последовал за ним и, добравшись до своего жилища, растянулся на кушетке, желая обдумать сегодняшнее происшествие. Однако мне это не удалось, потому что вскоре ко мне вошел хозяин.— Селям алейкум!— Алейкум!— Эфенди, я пришел за твоим разрешением. В моем доме появился чужой сиди и попросил сдать ему комнату, что я и сделал.— Где расположена эта комната?— Наверху.— Ну, так этот человек мне не мешает. Делай, что тебе нравится, шейх!— Твоя голова много думает, а у него слуга, который, кажется, слишком много свистит и поет.— Когда мне это не понравится, я ему прикажу умолкнуть.Озабоченный хозяин удалился, и я снова остался один, однако опять не смог спокойно поразмышлять, потому что услышал шаги двух мужчин, один из которых шел со двора, а другой — с улицы, и как раз возле моей двери они встретились.— Что ты здесь делаешь? Кто ты? — спросил один. Я узнал голос Халефа, моего маленького слуги.— Сам-то ты кто и что тебе надо в этом доме? — спросил в ответ другой.— Я? Я принадлежу к числу обитателей этого дома! — крайне возмущенно сказал Халеф.— Я тоже!— Кто ты?— Хамсад аль-Джербая.— А я — Хаджи Халеф Омар-ага, спутник и защитник моего хозяина.— Кто твой хозяин?— Великий врач, живущий в этой комнате.— Великий врач? Что же он лечит?— Все.— Только не умничай! Есть лишь один человек в мире, который может лечить все.— Кто же это?— Я!— Ты тоже врач?— Нет, но я тоже защитник своего хозяина.— Кто же твой хозяин?— Этого никто не знает. Мы ведь только что въехали в этот дом.— Вы могли бы остаться снаружи.— Почему?— Потому что вы невежливые люди и не даете ответа, когда вас спрашивают. Скажешь ты мне, кто твой хозяин?— Да.— Ну?— Он… он… мой, а не твой хозяин.— Шутник…После этого последнего слова я услышал, как мой Халеф в большом возмущении удалился. Другой, насвистывая, остался стоять у входа, потом он начал что-то тихо бурчать и зудеть себе под нос, потом наступила пауза, а за нею он вполголоса затянул песню.Я чуть не подпрыгнул от радостного изумления. Правда, он пел по-арабски, но эти арабские стихи, которые замечательно рифмовались, звучали в переводе на один из немецких диалектов следующим образом:
Что там за шуршанье в кустах, что за шум?Я думаю, это — Наполиум Наполиум — немецкое диалектное произношение имени Наполеон.

.Что ищет он там весь день и всю ночь?Живее, камрад, гони его прочь!
Кто вывел в поля посредине страныСолдат, облаченных в чудные штаны?Зачем там стоять им день и всю ночь?Живее, камрад, гони-ка их прочь!
И мелодия была той же самой — нота за нотой, звук за звуком. Когда он закончил вторую строфу, я подскочил к двери, открыл ее и посмотрел на поющего. Он был одет в широкие белые шаровары, такого же цвета курточку, обут в кожаные ботинки, а на голове носил феску — самый обычный в этих краях вид.Увидев меня, он уперся кулаками в бока, притворился, что его не смущает мое появление, и спросил:— Нравится, эфенди?— Очень! Откуда ты знаешь эту песню?— Сам сочинил.— Скажи это кому-нибудь другому! И мелодию сам сочинил?— А ее-то тем более!— Врун!— Эфенди, я Хамсад аль-Джербая, я не позволю себя оскорблять!— Возможно, что ты Хамсад аль-Джербая и тем не менее большой обманщик. Я-то знаю эту мелодию.— Значит, тебе ее кто-то напел или насвистел, услышав ее от меня.— А ты от кого ее услышал?— Ни от кого.— Кажется, ты неисправим. Это мелодия немецкой песни.— О эфенди, что ты знаешь о Германии?— Песня называется «Что там за шуршанье в кустах, что за шум? Я думаю…»— Ура! — радостно оборвал он меня, потому что я произнес эти слова по-немецки, — Может быть, вы сами немец?— Разумеется!— Действительно? Немецкий эфенди? Откуда же вы, господин хаким-баши, позвольте спросить?— Из Саксонии.— Саксонец! Вы должны были приехать сюда еще до заключения мира Видимо, речь идет о 1871 годе — окончании франко-прусской войны.

. И уже стали турком?— Нет. А вы пруссак?— Конечно! Пруссак из Ютербога.— Как вы сюда попали?— По железной дороге, потом — на пароходе, на лошадях и верблюдах, а еще пешком.— А кем вы были прежде?— Ну, скажем, цирюльником. В один прекрасный день мне это разонравилось, и тогда я пошел поглядеть на белый свет, туда-сюда, пока вот не добрался до этих мест.— Вы обо всем должны мне рассказать. Кому вы теперь служите?— Мой хозяин — сын константинопольского купца. Зовут его Исла бен Мафлей. У него ужасно много денег.— Что он здесь делает?— А я откуда знаю? Кого-то вроде ищет.— Кого же?— Кажется, женщину.— Женщину? Это просто замечательно!— Возможно, он ее найдет.— И кто эта женщина, которую он так настойчиво ищет?— Какая-то черногорка — то ли Зенича, то ли Зеница, или как там это произносится?— Что-о-о? Ее зовут Зеницей?— Да.— Ты это точно знаешь?— Разумеется! Во-первых, он держит у себя ее портрет; во-вторых, он постоянно делает… Стоп, слышу, что он хлопнул в ладоши. Господин-эфенди, я должен идти наверх!Я не мог успокоиться и беспрерывно ходил по комнате. Хотя этот цирюльник из Ютербога Ютербог — городок близ Потсдама, Германия.

, столь поэтично назвавший себя Хамсадом аль-Джербаей, был мне и интересен в высшей степени, но еще больше пробудилось во мне участие к его хозяину, который здесь, на Ниле, искал черногорку по имени Зеница.Тем временем стемнело. Пришел капитан дахабии и поднялся наверх, но через каких-то полчаса снова послышалась его шаркающая походка, и он вошел ко мне. Халеф подал табак и кофе, а потом удалился. Некоторое время спустя я услышал, как он спорит с ютербогским турком.— Что, течь на судне уменьшилась? — спросил я Хасана.— Еще нет. Я смог сегодня только выкачать воду и законопатить щель. Завтра Аллах снова даст день.— И когда ты отплываешь?— Ранним утром послезавтра.— Ты взял бы меня с собой?— Моя душа обрадовалась бы, если ты будешь со мной.— А если бы еще кое-кого прихватить?— На моей дахабии много места. Кто он?— Это не мужчина, а женщина.— Женщина? Ты купил себе рабыню, эфенди?— Нет. Она жена другого.— Он тоже поедет с нами?— Нет.— Так ты ее купил у него или нет?— Да нет же.— Он подарил ее тебе?— Нет. Я отниму ее у него.— Аллах керим! Ты хочешь взять у него жену без разрешения?— Что-то вроде.— Ты знаешь, как это называется? Похищение.— Конечно.— Похищение жены у правоверного наказывается смертью. Разве твой разум помрачился, разве стала сумрачной душа, что ты решился на преступление?— Нет. Все гораздо сложнее. Я знаю, ты мой друг и умеешь молчать. Я все тебе расскажу.— Открой врата своей души, сын мой. Я слушаю!Я рассказал ему о своем сегодняшнем приключении, и он внимательно меня выслушал. Когда я окончил, он поднялся.— Встань, сын мой, возьми свою трубку и следуй за мной!Я догадался о его замысле и последовал за ним. Капитан вел меня наверх, в комнату купца. Слуги его не было на месте, поэтому мы вошли, предварительно объявив о себе легким покашливанием.Нам поднялся навстречу совсем молодой мужчина. Ему было лет двадцать шесть. Дорогая трубка, которую он курил, свидетельствовала о том, что уроженец Ютербога был, видимо, прав относительно «ужасных денег». На первый взгляд купец выглядел весьма симпатичным, и я сразу же, в первую минуту знакомства, почувствовал к нему расположение.Старый Абу эль-Рейсан взял слово.— Это оптовый торговец Исла бен Мафлей из Стамбула, а это эфенди Кара бен Немей, мой друг, которого я очень люблю.— Приветствую вас обоих у себя. Садитесь! — ответил молодой человек.— Хочешь доставить мне удовольствие, Исла бен Мафлей? — спросил старик.— Охотно. Скажи мне, чего ты хочешь.— Расскажи вот этому человеку историю, которую ты поведал мне.На лице купца отразились удивление и досада.— Хасан эль-Рейсан, — сказал он, — ты дал мне клятву молчания и уже проболтался!— Спроси моего друга, сказал ли я хоть одно слово!— Почему же ты тогда привел его сюда и желаешь, чтобы я рассказал свою историю еще и ему?— Ты говорил мне, что во время рейса, куда бы я ни пристал вечером, я должен держать глаза и уши открытыми и справляться о твоей пропаже. И вот я открыл свои глаза и уши и привел к тебе этого человека, который, возможно, сообщит тебе важные сведения.Исла резко вскочил, отбросив трубку.— Это так? Ты можешь сообщить мне нужные сведения?— Мой друг Хасан не перемолвился со мной ни единым словом, поэтому я не знаю, чем я могу тебе помочь. Спрашивай.— Эфенди, если ты только сможешь сказать мне то, что я хотел бы услышать, я заплачу тебе так щедро, как этого не сможет сделать ни один паша!— Я не требую никакой платы. Говори!— Я ищу девушку, которую зовут Зеницей.— Что ж, я знаю женщину, которая так назвала себя.— Где? Где, эфенди? Говори скорей.— Не мог ли бы ты сначала описать мне ее?— О, она красива, как роза, и прекрасна, как утренняя заря; она благоухает, как цветок резеды…Я прервал его движением руки.— Исла бен Мафлей, это вовсе не то описание, которого я ждал. Говори со мной не языком жениха, а голосом рассудка! Когда она пропала?— С тех пор прошло две луны.— Не было ли при ней какой-нибудь вещи, по которой ее можно было бы узнать?— О эфенди! Что же это должно быть?— Какое-нибудь украшение: кольцо, возможно, цепочка…— Кольцо, кольцо! Да! Я ей подарил кольцо, золотой ободок которого так тонок, словно он бумажный, но на нем укреплена прекрасная жемчужина.— Я видел его.— Где, эфенди? О, скажи это скорее! И когда?— Сегодня, несколько часов назад.— Где?— Недалеко от этого места, не дальше, чем в часе пути отсюда.Молодой человек опустился передо мной на колени и положил мне обе руки на плечи.— Это верно? Ты не обманываешь меня? Ты не ошибаешься?— Это правда, и я не ошибаюсь.— Так пойдем. Вставай! Мы должны идти к ней.— Не получится.— Выйдет, должно выйти! Я дам тебе тысячу пиастров… две… три тысячи, если ты меня приведешь к ней!— Даже если ты мне дашь сто тысяч пиастров, я не смогу тебя сегодня привести к ней.— Когда же? Завтра? Ранним утром?— Возьми свою трубку, зажги ее и садись! Кто слишком быстро берется за дело, тот медленно достигает цели. Мы должны посоветоваться.— Эфенди, я не могу. Вся моя душа горит.— Зажги свою трубку!— У меня на это нет времени. Я должен…— Хорошо! Если у тебя нет времени на разумные слова, то я пойду.— Стой! Я сделаю все, что ты хочешь. — Он вернулся на свое место и взял из тазика тлеющий уголек, чтобы поджечь табак в трубке. — Я готов. Теперь говори! — потребовал он от меня после этого.— Сегодня один богатый египтянин послал за мной, потому что заболела его жена… Он следил за мной все время, но женщина все же нашла время тихо шепнуть мне: «Спаси Зеницу!» Следовательно, таково ее настоящее имя, хотя хозяин дома называл ее Гюзель.— Что ты ей ответил?— Что я ее спасу.— Эфенди, я люблю тебя. Тебе принадлежит моя жизнь! Он похитил ее и увез. Он захватил ее обманом. Пойдем, эфенди, мы должны идти. Я должен по меньшей мере увидеть дом, в котором ее держат в плену!— Ты останешься здесь! Завтра я снова пойду к ней и…— Я пойду с тобой, сиди!— Ты останешься здесь! Знакомо ей вот это кольцо, которое ты носишь на пальце?— Она очень хорошо его знает.— Можешь ты мне одолжить его?— Охотно. Но зачем?— Завтра я буду говорить с нею и постараюсь устроить все так, чтобы она увидела кольцо.— Сиди, это просто замечательно! Она сразу же догадается, что я нахожусь где-то поблизости. А потом?— Расскажи сначала о том, что мне необходимо знать.— Ты все должен узнать, господин. Наше дело — одно из крупнейших в Стамбуле. Я — единственный сын у отца, и в то время как он хозяйничает на базаре и присматривает за слугами, я совершаю необходимые путешествия. Очень часто я бывал по делам в Скутари Скутари — старое название албанского города Шкодера.

и увидел там Зеницу, когда она с подругой прогуливалась вдоль озера. В следующий раз я опять ее увидел. Отец ее живет не в Скутари, а в Черногории, а она иногда приезжала в этот город, чтобы навестить свою подругу. Когда же два месяца назад я снова приехал на то озеро, подруга исчезла вместе со своим отцом — и Зеница тоже!Ее отец, храбрый Оско, оставил свои горы, чтобы найти своего ребенка хоть на краю земли, а я вынужден был поехать в Египет. Этого настоятельно требовали наши дела. И вот на Ниле мне повстречался пароход, поднимавшийся вверх по реке. Когда лодка, на которой я находился, скользила мимо него, я услышал, что на судне называют мое имя. Я посмотрел туда и узнал Зеницу, скинувшую с лица чадру. Возле нее стоял красивый, но угрюмый мужчина, который сразу же опять набросил ей яшмак Яшмак — вид чадры.

, — больше я ничего не видел. С этого часа я ищу ее следы.— Стало быть, ты не знаешь, добровольно или по принуждению она оставила родину?— Конечно, ее увезли силой.— Я доберусь до нее — в этом ты можешь быть уверен.— А что потом? Хасан эль-Рейсан, готов ли ты взять эту женщину на свою дахабию?— Готов, хотя я и не знаю человека, у которого она находится.— Он называет себя Мамуром, как я уже сказал.— Если бы он действительно был мамуром, то есть начальником провинции, то тогда он достаточно силен, чтобы погубить всех, если ему удастся поймать нас, — сказал капитан с очень серьезным выражением на лице. — Чикарма — похищение жены у правоверного — карается смертью. Друг мой Кара бен Немей, завтра ты должен продумывать каждый свой шаг.Мы еще долго обсуждали план действий, а потом расстались, отправившись спать, однако я был убежден, что для Ислы бен Мафлея эта ночь окажется бессонной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50