Петух — символ бдительности. Разве ваш Азерат Есау, Сын Божий, не рассказывал о девственницах, ожидающих жениха?— Да.— Пятеро из них заснули и теперь не могут попасть на небо. Знаешь ли ты рассказ об ученике, который отрекся от своего учителя?— Конечно.— И там тоже пропел петух. Поэтому у нас он стал символом того, что мы бодрствуем, что мы ожидаем великого жениха.Я бы очень охотно спрашивал и дальше, но сверху донесся крик, и когда мы туда посмотрели, то узнали Селека, намеревавшегося спуститься к нам. Вскоре он уже стоял внизу, возле нас, протягивая нам руки.— Я чуть вас не подстрелил, — сказал он.— Нас? Почему? — спросил я.— Сверху я вас принял за чужаков, а им нельзя находиться в этой долине. Потом я вас узнал. Я пришел посмотреть, надо ли специально тут что-либо подготовить для удобства людей!— Для приема беглецов?— Каких еще беглецов? Мы не побежим! Я рассказал бею, как хитро ты заманил в ту долину врагов шаммаров, когда вы их пленили. Мы сделаем то же самое.— Вы хотите заманить сюда турок?— Не сюда, а в Шейх-Ади. Здесь во время боя должны будут разместиться паломники. Так приказал бей, и шейх с этим согласился.Селек осмотрел источники и пещеры, а потом спросил нас, хотим ли мы вернуться вместе с ним. Это нас устраивало. Мы отвели своих коней вверх по склону, потом сели на них и направились прямо в Баадри. Когда мы туда добрались, я нашел бея слегка взволнованным.— Когда ты уехал, — сказал он, — я узнал, что турки из Диярбакыра стоят уже на реке Гомель, а те, что пришли из Киркука, также достигли этой реки в ее предгорной части.— Значит, твои разведчики уже вернулись из Амадии?— Они вовсе не ходили в Амадию. Они должны были разделиться, чтобы наблюдать за вражескими войсками. Оказалось, что нападение задумано именно против нас.— О ваших разведчиках известно врагу?— Нет, иначе они бы догадались о наших приготовлениях. Скажу тебе, эмир, я либо умру, либо дам этому губернатору такой урок, которого он никогда не забудет!— До конца сражения я останусь с тобой.— Благодарю тебя, эмир, но сражаться ты не должен!— Почему это?— Ты же — мой гость. Бог доверил мне твою жизнь!— Бог лучше всего и защитит ее. Неужели я, будучи твоим гостем, смогу допустить, чтобы ты один отправился в бой? Неужели твои люди должны рассказывать, что я оказался трусом?— Этого они никогда не скажут. Но разве не был ты гостем губернатора? Разве не лежат в твоем кармане выданный им паспорт, подписанные им письма? А теперь ты хочешь против него сражаться? И разве не должен ты поднять свою руку в защиту сына своего друга, которого вы хотите освободить? И разве не можешь ты оказать мне услугу, даже не убивая моих врагов?— Ты прав во всем. Конечно, я не хотел бы убивать — я бы позаботился о том, чтобы не пролилось ни капли крови.— Оставь эти заботы мне, эфенди! Я не жажду крови. Я только хочу отразить нападение тирана.— Как ты хочешь это сделать?— Ты знаешь, что в Шейх-Ади собрались уже три тысячи паломников? К началу праздника их будет шесть тысяч, а то и больше. Женщин и детей я отправлю в долину Идиз. Останутся только мужчины. Войска из Диярбакыра и Киркука соединятся по пути от Калони сюда, а войска из Мосула пойдут через Джераю и Айн-Сифни. Они хотят запереть нас в Долине святого. Мы же поднимемся по тропе, начинающейся позади гробницы, и окружим долину, когда враги войдут в нее. Тогда мы сможем их уничтожить до последнего солдата, если они не сдадутся. Если же они капитулируют, я отправлю посла к губернатору и поставлю условия, на которых я отпущу пленников. А губернатору еще придется держать ответ перед государем в Стамбуле.— Надо быть готовым, что султану он опишет события в ложном свете.— Ему не удастся обмануть падишаха, потому что я уже отправил тайное посольство в Стамбул.Я вынужден был признать, что Али-бей был не только храбрым, но и умным, предусмотрительным человеком.— Как ты видишь мое место в этих событиях? — спросил я его.— Ты должен пойти с теми, кто будет защищать наших женщин и детей, наше добро.— Свое имущество вы берете с собой?— Да, сколько унесем. Я сегодня поговорю с жителями Баадри, что они все могут забрать с собой в долину Идиз, но только тайно, чтобы не раскрыть врагу мой план.— А шейх Мохаммед Эмин?— Он пойдет с тобой. Вы теперь все равно не сможете попасть в Амадию, потому что путь туда уже перекрыт.— Турки должны уважать султанский паспорт и фирман губернатора.— Среди них будут люди из Киркука, и вполне возможно, что кто-то из них знает Мохаммеда Эмина.Еще во время нашего разговора в дом вошли двое мужчин. Это были мои старые знакомые Пали и Мелаф. Увидев меня, они от радости разволновались и, пожалуй, с десяток раз поцеловали мне руки.— Где пир? — спросил Али-бей.— В гробнице Йонаса под Куфьюнджиком. Он послал нас, чтобы сообщить тебе: напасть на нас должны на второй день праздника, ранним утром.— Известен ли ему повод для нападения, выдвинутый губернатором?— В Мальтайе одним из езидов убиты два турка. Он хочет найти преступника в Шейх-Ади.— На самом деле в Мальтайе два турка убили двух езидов. Видишь, эмир, каковы турки? Они убивают моих людей, чтобы найти повод для вторжения в нашу страну. Пусть же они найдут то, что ищут!Мы с переводчиком отправились в мою комнату учить язык езидов. С нами молча сидел Мохаммед Эмин, курил свою трубку и удивлялся тому, сколько я трачу усилий, чтобы понять слова чужого языка и прочесть книгу. Я занимался целый день и весь вечер. И следующий день провел я в столь милых моему сердцу и разуму занятиях.Тем временем я заметил, что жители Баадри незаметно возят свое имущество, а в одной из комнат дома Али-бея отливали в больших количествах пули. Могу еще добавить, что писарский осел все это время не подавал голоса, ибо его господин сразу же с наступлением темноты привязывал ему на хвост камень.То и дело подходили паломники: то в одиночку, то семьями, то большими толпами. Много среди них было бедняков, зависевших от милосердия окружающих. Но кто-то тянул за собой козу или жирного барашка, люди побогаче вели за собой корову или две, а несколько раз я видел даже целое стадо. Все это были дары и жертвоприношения, которые состоятельные люди несли к гробнице святого, чтобы вместе со своими бедными братьями не испытывать недостатка в дни праздника. Столько много людей еще ушло и пришло, что мои башибузуки и арнауты пропали без вести. Мне так и не удалось узнать, где же они остались.На третий день, первый день праздника, я снова сидел с толмачом над книгой. Солнце еще не взошло. Я так углубился в работу, что не заметил, как вошел писарь.— Эмир! — закричал он, покашляв прежде несколько раз, что мною, конечно, было замечено.— Что такое?— Вперед!Только теперь я заметил, что писарь был уже в сапогах со шпорами. Я передал книгу сыну Селека и вскочил. Я совершенно забыл, что должен вымыться и надеть свежее белье, если хочу в достойном виде появиться у могилы святого. Я взял белье, спустился вниз и поспешно оставил деревню. Ручей кишел купающимися, и мне пришлось немножко пройтись в поисках места, где за мной — как я считал — не будут наблюдать.Здесь я выкупался и сменил белье — процедура, которую в путешествиях по Востоку не слишком часто можно выполнить. Поэтому я почувствовал себя как бы заново рожденным. Я хотел уже покинуть свое укромное местечко, когда заметил легкое шевеление кустов, что росли по берегам ручья. Зверь это или человек? Приближались военные действия, и не мешало бы подумать о личной безопасности. Сначала я отвернулся от зарослей, потом сделал резкий поворот и, прыгнув вперед, оказался в самой гуще кустов.Передо мной сидел на корточках довольно молодой мужчина, у которого был явно воинственный вид, хотя единственным оружием ему, как я заметил, служил нож. Широкий шрам пересекал его правую щеку. Он поднялся, намереваясь быстро отступить, но я схватил его за руку и удержал при себе.— Что ты здесь делаешь? — спросил я.— Ничего.— Кто ты?— Я… езид, — боязливо ответил он.— Откуда ты?— Меня зовут Ласса, я из рода Дассини.— Я спросил тебя, что ты здесь делаешь.— Прячусь, потому что не хотел тебе мешать.— Ты находился здесь еще до моего прихода и, стало быть, имел полное право остаться, вместо того чтобы прятаться. Где ты спал этой ночью?— В деревне.— У кого?— У… у… у… Я не знаю его имени.— Дассини не пойдет к человеку, имени которого не знает. Пойдем со мной, покажешь мне своего хозяина!— Сначала я должен искупаться!— Сделаешь это после. Двигайся!Он попытался освободиться от моего захвата.— По какому праву ты так говоришь со мной?— По праву недоверия.— Точно так же и я могу не доверять тебе!— Конечно! Прошу тебя, сделай это. Тогда ты отведешь меня в деревню, чтобы выяснить, кто я такой.— Иди куда тебе захочется!— Именно это я и сделаю, однако ты пойдешь со мной.Взгляд его скользнул по моему поясу. Он заметил, что у меня нет оружия, а я по его виду отгадал, что он намерен схватиться за нож. Но это не произвело на меня ни малейшего впечатления. Я лишь крепче держал его запястье и резко рванул незнакомца на себя, что вынудило его выйти из кустов на открытую полянку.— Как ты смеешь? — набросился он на меня.— Ничего, потерпишь. Ты пойдешь со мной сейчас же!— Отпусти руку, иначе!..— Что иначе?— Я применю силу!— Примени!Он выхватил нож и попытался нанести удар. Я отбил его руку вверх и завернул ее назад.— Мне жаль тебя. Ты, кажется, не трус!Я сдавил ему руку, так что он вынужден был выронить нож. Я быстро поднял упавшее оружие и спрятал к себе в карман. Он пытался мне сопротивляться, но вынужден был пойти. Когда мы дошли до деревни, то большая толпа собралась вокруг нас и сопровождала до жилища бея. Тот находился в селямлыке, куда я и отвел чужака. Недалеко от двери стоял, не замеченный пленником, мой башибузук, который весьма удивился, когда мы проходили мимо него. Казалось, он узнал пленника.— Кого ты привел мне? — спросил Али-бей.— Чужого, которого я обнаружил у ручья. Он прятался, и притом в таком месте, из которого он мог обозревать и деревню, и дорогу на Шейх-Ади.— Кто он?— Он утверждает, что его зовут Ласса, а принадлежит он к Дассини.— Тогда бы я знал его. Но Дассини с таким именем нет.— Он пытался ударить меня ножом, когда я заставлял его пойти со мной. И вот он здесь. Делай с ним все, что захочешь!Я покинул комнату. Снаружи все еще стоял писарь.— Ты знаешь человека, которого я привел в дом?— Да. Что он сделал, эмир?— Конечно, ты его узнал!— Он не вор и не разбойник!— Кто же?— Он коль-агасси, штабс-офицер моего полка.— А! Как его зовут?— Насир. Мы зовем его Насир-агасси. Он — друг миралая Омада Амеда.— Хорошо. Скажи Халефу, что он может седлать коней.Я вернулся в селямлык, где в присутствии Мохаммеда Эмина и некоторых случайно оказавшихся там видных жителей деревни уже начался допрос.— Как долго ты скрывался в кустарнике? — спросил бей.— Пока там купался этот человек.— Этот человек — эмир. Запомни это! Ты не имеешь никакого отношения ни к Дассини, ни к езидам. Как тебя зовут?— Этого я не скажу!— Почему же?— Там, наверху, в курдских горах, меня поджидает кровник. Я вынужден скрывать свое настоящее имя.— С каких это пор коль-агасси занимает кровная месть в области свободных курдов? — спросил я его.Он побледнел еще сильнее, чем раньше, у ручья.— Коль-агасси? Что ты имеешь в виду? — тем не менее дерзко спросил он.— Я имею в виду вот что: я достаточно хорошо знаю Насира-агасси, доверенное лицо миралая Омара Амеда, чтобы ошибиться.— Ты… ты… ты меня знаешь? Валлахи, тогда я погиб. Это — судьба!— Нет, это не твой кисмет. Скажи честно, что ты здесь делал, тогда с тобой, может быть, ничего и не случится!— Мне нечего сказать.— Тогда тебе ко…Я прервал разгневанного бея быстрым движением руки и снова обернулся к пленному.— Про кровную месть ты сказал правду?— Да, эмир!— Тогда в другой раз будь осторожнее. Если ты обещаешь мне немедленно вернуться в Мосул и отложить месть, тогда ты свободен.— Эфенди! — испуганно закричал бей. — Подумай, мы…— Я знаю, что говорю, — опять прервал я его. — Этот человек служит штабс-офицером при губернаторе. Он может выйти в генералы, а ты ведь живешь в дружбе и прочном мире с повелителем Мосула. Жаль утруждать такого офицера. Этого бы и не произошло, если бы я сразу узнал его… Итак, ты обещаешь мне сразу же вернуться в Мосул?— Обещаю.— Твоя месть касается кого-либо из езидов?— Нет.— Тогда иди, и да хранит тебя Аллах, чтобы месть не стала опасной для тебя самого!Он был удивлен. Еще какую-то минуту назад он видел перед собой смерть, а теперь узрел себя свободным. Он схватил мою руку и воскликнул:— Эмир, я благодарю тебя! Да благословит Аллах тебя и твоих близких!— Что ты наделал! — сказал Али-бей, скорее рассерженный, чем удивленный.— Лучшее, что я мог сделать, — ответил я.— Но это же шпион!— Конечно.— А ты подарил ему свободу! Разве ты не вынудил его признаться, что он штабс-офицер губернатора?Остальные езиды также мрачно смотрели на меня. Я как бы не замечал этого и возразил:— И что ты узнал из его признания?— Многое!— Не больше, чем мы уже знали. И вообще он показался мне человеком, который скорее умрет, чем признается.— Тогда бы мы его убили!— И что бы последовало?— Одним шпионом стало бы меньше!— О, были бы и другие последствия. Во всяком случае, коль-агасси был послан убедиться, подозреваем ли мы о намеченном нападении. Если бы мы его убили или задержали в плену, он бы не вернулся к своим, а это означало бы, что мы уже кем-то предупреждены. Теперь же он получил свободу, и миралай Омар Амед посчитает, что мы ничуть не догадываемся о намерениях губернатора.Бей обнял меня.— Прости, эмир! Мои мысли не идут так далеко, как твои. Но я пошлю за ним лазутчика — убедиться, что он действительно уехал.— И этого ты не делай.— Почему?— Этим мы бы обратили его внимание как раз на то, что хотели скрыть, освобождая его. Он бы спрятался здесь. Впрочем, сейчас приходит достаточно людей, у которых ты можешь справиться, не повстречался ли он им.И здесь я одержал верх. Мне было очень приятно выиграть дважды: я сохранил жизнь человеку, который все-таки действовал по приказу, и одновременно сорвал план губернатора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50