— Принесите его! — приказал я.По моему приказу несколько хаддединов подбежали к беглецу и принесли его. Пуля застряла в бедре у грека.— Ты видишь, Эсла эль-Махем, что мы не шутим. Прикажи своим людям сдаться!— А если не прикажу? — спросил он.— Тогда мы заставим их сдаться, но прольется кровь, чего мы не желаем.— Ты подтвердишь позднее, что я сдался только потому, что вас было в пять раз больше и ты мне сказал, что люди моего племени заперты в вади Дерадж?— Я удостоверю это! Обеиды были разоружены.— Сэр! — закричал во время этой операции Линдсей.— Что? — спросил я и обернулся.Линдсей схватил руку раненого грека и сообщил:— Парень жрет бумагу!Я подошел. В кулаке у грека еще оставалось несколько клочков бумаги.— Дайте сюда! — приказал я.— Никогда!Я сжал его руку — он вскрикнул от боли и разжал пальцы. Бумага представляла собой часть конверта, на которой сохранилось одно-единственное слово — «Багдад». Весь остальной конверт и письмо пленник то ли уже проглотил, то ли еще дожевывал.— Выплюньте все, что у вас во рту! — потребовал я.Язвительная усмешка была мне ответом. Одновременно я заметил, как он приподнял голову, чтобы легче было проглотить. Я немедленно схватил его за горло. Под моим не очень нежным жестом он раскрыл рот. Мне удалось вытащить только маленький комок бумаги. Расправив его, я увидел, что на клочках виднелось несколько зашифрованных строчек. Казалось абсолютно невозможным сложить эти клочки так, чтобы получилось связное послание. Я строго посмотрел греку в глаза и спросил его:— Кто сочинил это послание?— Не знаю, — ответил он.— От кого ты его получил?— Тоже не знаю.— Лжец! Тебе хочется остаться здесь умирать?Он испуганно посмотрел на меня, а я продолжал:— Если ты не ответишь, тебя не будут перевязывать, и я оставлю тебя здесь на съедение грифам и шакалам!— Мне приказано молчать, — сказал он.— Ты будешь молчать вечно!Я встал. Это подействовало.— Спрашивай, эфенди! — крикнул он.— От кого ты получил это письмо?— От английского вице-консула в Мосуле.— Кому он его послал?— Консулу в Багдаде.— Ты знаешь содержание?— Нет.— Не лги!— Клянусь, что мне не удалось прочесть ни буквы!— Но ты догадываешься о содержании письма?— Да.— Так говори!— Политика!— Естественно!— Больше я ничего не могу сказать.— Ты поклялся?— Да.— Хм! Ты же грек.— Да.— Откуда?— С Лемноса.— Я так и думал! Простой турок почтенен и простодушен, и если он становится другим, то виной этому — вы, называющие себя христианами, но на самом деле вы хуже самых злобных язычников. Где только в Турции случится какое мошенничество, где обнаружатся негодяи, там приложил свою руку грек. Ты нарушил бы сегодня свою клятву, если бы я тебя вынудил или оплатил твое клятвопреступление, шпион! Каким образом ты сделался драгоманом Драгоман — переводчик при посольстве в странах Востока.

в Мосуле? Молчи! Я догадываюсь, кто вы такие, во что вы превращаетесь! Можешь оставаться верным своей клятве — я и так знаю политику, о которой ты упомянул! Почему вы натравливаете эти племена одно на другое? Почему вы подстрекаете против них то турок, то персов? И это делают христиане! Те, кто действительно следует учению Спасителя мира, несут в эту страну слова любви и сострадания, а вы сеете сорняки среди пшеницы, которую они заглушают. Ваш посев приносит тысячекратные плоды. Беги к своему попу — может быть, он вымолит для тебя прощение!.. А ты служил и русским?— Да, господин.— Где?— В Стамбуле.— Ладно! Я вижу, что ты еще способен осознать истину, а потому не отдам тебя хаддединам.— Не делай этого, эфенди! За это моя душа благословит тебя!— Оставь свое благословение при себе! Как твое имя?— Александр Колеттис.— Знаменитое имя ты носишь Имеется в виду Александр Македонский.

, но у тебя нет ничего общего с тем, кто носил его раньше… Билл!Слуга откликнулся.— Ты умеешь перевязывать раны?— Нет, сэр, но я, пожалуй, смогу перетянуть ногу.— Так сделай это!Слуга кое-как перевязал грека. Кто знает, не поступил ли бы я по-другому, если бы тогда знал, в каких обстоятельствах я снова увижу Колеттиса. Я обратился к связанному шейху:— Эсла эль-Махем, ты храбрый человек, и мне жаль видеть связанным такого отважного воина. Обещаешь ли мне всегда оставаться на моей стороне и не предпринимать никаких попыток к бегству?— Зачем?— Тогда я прикажу развязать тебя.— Обещаю.— Клянешься бородой Пророка?— Бородой Пророка и своей собственной!— Возьми такое же обещание со своих людей!— Поклянитесь, что не убежите от этого человека! — приказал он.— Клянемся! — прозвучало в ответ.— В таком случае вам не надо оставаться связанными, — обещал я им.Тут я развязал шейха.— Сиди, ты великодушен, — сказал он. — Ты приказал убить только наших лошадей, нас же пощадил. Аллах благословит тебя, хотя моя лошадь была мне милее родного брата!Благородство его черт внушило мне уверенность, что этому человеку всякая измена, всякая низость и вероломство были чужды, и я сказал ему:— Ты позволил чужим языкам уговорить себя на битву с родственниками твоего народа. В дальнейшем будь тверже! Хочешь получить свою саблю, свой кинжал, свое ружье?— Не делай этого, эфенди! — удивленно сказал он.— Я сделаю это. Шейх должен быть самым благородным в своем племени; я не могу обходиться с тобой, как хутейе или хелавийе Хутейе, хелавийе — племена, относившиеся к низшим кастам, как парии в Индии.

. Ты должен предстать перед Мохаммедом Эмином, шейхом хаддединов, как свободный человек, с оружием в руках.Я дал ему его саблю и все прочее оружие. Он вскочил и уставился на меня.— Как твое имя, сиди?— Хаддедины называют меня эмиром Кара бен Немей.— Ты христианин, эмир! Сегодня я узнал, что насара — не собаки, что они великодушнее и умнее мусульман. Поэтому верь мне: возвратив оружие, ты победил меня куда проще, чем мог бы сделать при помощи того оружия, которое ты носишь при себе и которым ты способен был бы убить меня… Дай мне посмотреть твой кинжал!Я выполнил его просьбу. Он проверил клинок, а потом сказал:— Это простое железо я переломлю рукой. Посмотри-ка мой шамбийе!Он вынул свой кинжал из ножен. Это было подлинное произведение искусства, обоюдоострое, слегка изогнутое, чудесной дамасской стали; на обеих сторонах клинка был по-арабски выгравирован девиз: «В ножны — только после победы». Кинжал был, конечно, изготовлен одним из тех прославленных оружейников в Дамаске, которые давно уже вымерли и с которыми теперь никто больше не может сравниться.— Нравится? — спросил шейх.— Он стоит, верно, пятидесяти овец!— Ошибся: ста или ста пятидесяти, потому что его носили десять моих предков и на нем нет ни одной царапины. Кинжал будет твоим, а мне ты отдашь свой!Такой обмен я не мог отклонить, если не хотел смертельно обидеть шейха.— Благодарю тебя, Хаджи Эсла эль-Махем; я буду носить этот клинок в память о тебе и о чести твоих предков!— Пока твоя рука останется твердой, он никогда не изменит тебе в беде.В этот момент послышался топот приближающейся лошади, и сразу же за этим всадник обогнул выступ скалы, прикрывавшей наше убежище с юга. Это был не кто другой, как мой маленький Халеф!— Сиди, ты должен ехать! — крикнул он, увидев меня.— Как дела, Хаджи Халеф Омар?— Мы победили.— Тяжело было?— Легко. Все взяты в плен!— Все?— И вместе с шейхами! Хамдульиллах! Нет только Эслы эиь-Махема, шейха обеидов.Я обернулся к пленнику:— Ты видишь, что я сказал тебе правду.Потом я спросил Халефа:— Абу-мохаммед прибыли вовремя?— Они подошли сразу за джовари и замкнули выход из вади так, что ни один враг не смог уйти… Кто эти люди?— Вот это — шейх Эсла эль-Махем, о котором ты упомянул.— Твои пленники?— Да, они поедут со мной.— Валлахи, биллахи, таллахи! Разреши мне вернуться немедленно, чтобы принести эту весть Мохаммеду Эмину и шейху Малику! — И он мигом ускакал.Шейх Эсла сел на одну из наших лошадей, грека положили на другую, остальные должны были идти пешком.Наш отряд пришел в движение. Если в вади Дерадж пролили не больше крови, чем у нас, я был бы доволен.Уже упомянутое ущелье вывело нас на другой склон горы, потом мы поехали по равнине прямо на юг. Еще задолго до вади я заметил четверых всадников, ехавших нам навстречу. Я поспешил к ним. Это оказались Малик, Мохаммед Эмин и шейхи племен абу-мохаммед и алабеидов.— Ты взял его в плен? — закричал мне Мохаммед Эмин. — Эслу эль-Махема?— Да.— Слава Аллаху! Только его нам и не хватало. Скольких человеческих жизней стоил тебе этот бой?— Ни одной.— Кто был ранен?— Из наших никто. Только один из врагов получил пулю.— Тогда Аллах милосердный был на нашей стороне. У нас лишь двое убитых и одиннадцать раненых.— А у врагов?— У них дела пошли хуже. Их так плотно окружили, что они даже не могли сдвинуться с места. Наши стреляли метко, а сами были неуязвимы. И наши всадники держались вместе, как ты учил. Когда они вырвались из боковых ущелий, они смяли всех.— Где теперь враг?— Пленные сидят в вади. Они должны были сдать все свое оружие. Ни один человек не уйдет, потому что долина окружена нашими воинами. Ха, теперь я вижу Эслу эль-Махема! Но что это? У него оружие!— Да. Он поклялся не убегать. А храбрость надо почитать — ты это знаешь!— Он же хотел нас уничтожить!— За это он будет наказан!— Ты оставил ему оружие — да будет так. Поехали! Мы поспешили к полю битвы, остальные последовали за нами так быстро, как могли. На перевязочном пункте царило оживление, а перед ним кучка вооруженных хаддединов образовала круг, в середине которого сидели побежденные и связанные шейхи. Я подождал, пока приблизится Эсла, и осторожно спросил его:— Хочешь остаться со мной?Его ответ я предвидел:— Они — мои союзники; я останусь с ними.Он вошел в круг и сел с краю. При этом не было сказано ни единого слова, но было заметно, как испугались при его появлении двое других. Может быть, они еще возлагали на Эслу какие-то надежды.— Отведи своих пленников к остальным, в вади! — сказал Малик.Я последовал за ним. Как только я въехал в долину, мне открылся чрезвычайно живописный вид. В бруствере была для облегчения движения прорыта брешь; по обе стороны ее у подножия склонов были расставлены часовые; земля кишела пленными людьми и лошадьми, а в глубине долины расположились наши союзники, для которых еще осталось место в вади. Временами подходили новые отряды хаддединов, собирали вражеских лошадей и выводили их на равнину, где уже лежало огромной кучей разнообразное трофейное оружие.— Видел ли ты такое когда-нибудь? — спросил меня Малик.— О да, — ответил я.— А я так нет.— Хорошо ли устроили раненых пленников?— Их связали, как ты и советовал.— И что теперь будет?— Завтра мы отпразднуем нашу победу и устроим самый большой показательный бой, какой здесь когда-либо был.— Нет, этого мы не сделаем.— Почему?— Мы хотим озлобить нашим праздником врагов?— А они нас спрашивали, не огорчат ли они нас своим вторжением?— Есть ли у нас время для такого праздника?— Что может нам помешать?— Работа. Друг и враг должны подкрепиться.— Мы распорядимся об этом.— Как долго хотите вы охранять пленных?— Пока они не смогут возвратиться.— А когда это должно произойти?— Как можно скорее — у нас ведь нет пищи для такого количества людей.— Теперь ты видишь, что я прав? Торжество мы устроим, но только тогда, когда у нас будет для этого время. Прежде всего необходимо собрать шейхов, договориться обо всем, а потом надо немедленно исполнить принятые решения. Скажи шейхам, что шесть тысяч человек нельзя держать здесь!Он ушел. Ко мне подошел Линдсей.— Великолепная победа. Не так ли? — спросил он.— Очень!— Как я исполнил свое дело, сэр?— Отлично!— Хорошо! Хм! Здесь много людей.— Это заметно.— Может быть, среди них есть и такие, кто знает, где находятся развалины?— Вполне возможно. Надо бы справиться.— Спросите-ка, сэр!— Да, как только это станет возможно.— Теперь же, немедленно!— Простите, сэр, но теперь у меня нет времени. Возможно, мое присутствие понадобится на совете, который вот-вот начнется.— Хорошо! Хм! Но потом спросите?— Непременно!Я оставил Линдсея и пошел к палаткам. Там я нашел чем заняться, потому что в перевязочных работах надо было многое улучшить. Справившись с этим, я вошел в ту палатку, где шейхи-победители держали совет. Шел очень оживленный спор. Они не могли договориться даже в принципе, поэтому, полагаю, моего прихода ждали.— Ты поможешь нам, эмир Хаджи Кара бен Немей, — сказал Малик. — Ты проехал все страны на земле и знаешь, что справедливо и выгодно.— Спрашивай, я отвечу!— Кому принадлежит оружие побежденных?— Победителю.— А кому лошади?— Победителю.— А кому одежда побежденных?— Разбойники отберут ее, но правоверный оставит.— А кому принадлежат золото и украшения побежденных?— Истинный правоверный возьмет только их оружие и лошадей.— Кому принадлежат стада?— Если побежденные не владеют ничем, кроме своих стад, то животные остаются у побежденных, но те должны за счет этих стад оплатить военные расходы и ежегодную дань.— Ты говоришь как друг наших врагов. Мы их победили, и теперь их жизнь и все, чем они владеют, принадлежит нам.— Я говорю и как их друг, и как ваш. Ты говоришь, что их жизнь принадлежит вам?— Да, это так.— Вы хотите отобрать у них жизнь?— Нет, мы не палачи и не убийцы.— Но вы же забираете у них стада? Разве смогут они жить без своего скота?— Нет.— Если вы возьмете у них стада, то вы, стало быть, заберете у своих врагов и жизнь. Да, в этом случае вы грабите самих себя!— Как это?— Должны ли они в будущем платить вам дань?— Да.— Чем же? Разве может бени-араб заплатить дань, если у него совсем нет домашнего скота?— Твои уста говорят мудро и понятно.— Слушайте дальше! Если вы заберете у побежденных все: их одежду, их драгоценности, их стада, — тогда вы вынудите их красть и грабить, чтобы не умереть с голода. А где они будут красть? У своего соседа. И таким соседом будете вы. Где они будут грабить? У того, кто живет ближе всего, кто сделал их бедными и побудил их к грабежу. И это будете вы. Что же лучше — иметь соседями друзей или разбойников?— Первое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50