– Думаю, мне лучше принять ванну, – сказал Сен-Жермен и принялся расхаживать по кабинету.– Ванна, затем – простая одежда. Пожалуй, льняные или шерстяные чулки. И рубашка из Персии, с вышивкой в русском стиле. И ботинки с тупыми носами. Проверьте, чтобы каблуки и подошвы были прочны. Я чувствую, сегодня защита не помешает.
– Как будет угодно хозяину, – поклонился слуга.
– Еще приготовьте плащ из лосиной кожи. Мне необходимо уйти.
Увидев лежащее на каминной полке письмо, граф резко остановился. Он развернул сложенный вдвое листок, быстро пробежал по тексту глазами, и лицо его помрачнело.
– Доминго-и-Рохас видел Ле Граса, а Ле Грас видел Доминго, – сухо произнес Сен-Жермен, поднося бумагу к огню. Он держал ее в руке до тех пор, пока пламя не стало лизать его пальцы.
– Когда?
– Нынешним утром. Саттин полагает, что этому негодяю не известно, где находится гильдия, но это слабое утешение. Ле Грас обнаружил, что его бывшие сотоварищи находятся в городе, и может доставить нам немало хлопот.
Граф быстрыми движениями развязал пояс халата.
– На этом пока все, – сказал он, но вдруг передумал: – Кстати, Роджер, направьте ко мне Эркюля. Я должен дать ему кое-какие инструкции прямо сейчас.
Сен-Жермен нагнулся, чтобы поправить поленья в камине, и засмотрелся на языки пламени. Ему вдруг почудилось, что на него смотрит Мадлен. Не обращая внимания на жар, он подался вперед, едва не опалив ткань распахнутого халата.
Дверь снова открылась, и в комнату несколько неуклюже вошел Эркюль.
– Хозяин? – промолвил он, ибо граф не оборачивался.
– Эркюль, – задумчиво произнес Сен-Жермен, – завтра ты мне, пожалуй, понадобишься.
– Вот как? Что ж, хорошо.
Сен-Жермен оттряхнул ладони и выпрямился.
– Сегодня вечером мне оседлают бербера, но завтра будет нужна карета. Не согласишься ли ты ею править?
Эркюль растянул губы в улыбке.
– Я поведу карету хоть в ад, только бы взять в руки вожжи.
Ответной улыбки кучер не получил.
– Возможно, именно это от тебя и потребуется. Подумай, прежде чем соглашаться. Если ты подведешь меня, я – мертвец. Причем ты тоже можешь погибнуть.
– Скажите, – спросил Эркюль, помедлив мгновение, – угроза исходит от Сен-Себастьяна?
– Да.
– Понятно.
Кучер пристально посмотрел на графа. Когда он заговорил, слова его были тверды.
– Если вам угрожает Сен-Себастьян и я могу что-то против этого сделать, то я сделаю это, даже ценой своей жизни или души. А если вы не позволите мне принять в этом участие, я буду считать, что вы меня подвели.
Сен-Жермен кивнул. Он, в общем-то, и не ожидал иного ответа.
– Мне понадобится дорожная карета, Эркюль. Поручаю тебе ее подготовить. Снаряди полную упряжь. Нам предстоит далекое путешествие.
– Насколько далекое, господин граф?
– Мы отправляемся в Англию. Мой друг Мер-Эрбо хочет, чтобы я доставил в Лондон несколько писем. Разумеется, тайно. Никого не удивит мой внезапный отъезд. А это даст нам возможность уладить два дела одновременно.
– Кто еще едет? – спросил Эркюль, освежая в памяти дорогу на Кале.– Я хочу подготовить смену лошадей по пути, но не знаю, сколько людей будет в карете.
– Полагаю, попутчики наберутся, – медленно сказал Сен-Жермен.– Роджер поедет следом – в другой карете, но это не касается ни тебя, ни меня. Возможно, я прихвачу с собой пару алхимиков – из тех, что трудятся под нами, в подвале. Им неблагоразумно здесь оставаться.
Эркюль кивнул. Сен-Себастьян мстителен. Всякого, кто останется, настигнет его рука.
– Я помогу им скрыться, – сказал он.– Располагайте мной.
– Хорошо. Роджер скажет, где ожидать и в котором часу. Точно следуй его указаниям, повинуйся ему как мне самому.
Он помедлил, затем продолжил.
– Я также поручаю тебе лично озаботиться тем, чтобы под полом кареты был настелен свежий слой земли. Подходящую землю ты найдешь в особой клети на конюшне. Роджер тебе покажет, убедись, что она не просыплется в щели, прежде чем мы тронемся в путь. Это самое главное.
Смущенный таким необычным требованием, но не осмеливаясь пускаться в расспросы, Эркюль послушно повторил:
– Это самое главное. Я прослежу, чтобы все было сделано, – добавил он.
– Не подведи, ибо эта земля защищает меня и дает мне новые силы. Они мне очень понадобятся, у нас грозный противник.
Эркюль поклонился.
– Не беспокойтесь, хозяин. Я прослежу.
Граф замолчал. Побежали минуты. Кучер в нерешительности топтался на месте. Сен-Жермен, казалось, совсем о нем позабыл.
– Вот еще что, Эркюль, – наконец произнес он, после долгих раздумий.– Предупреди Саттина и других прямо сейчас. Пусть собираются, они должны быть готовы. Скажи им, что существует подземный ход, выводящий к реке. Он прорыт монахами монастыря, некогда здесь стоявшего. В северо-западном углу третьего погреба имеется люк, ведущий в потайную часовню. Туннель начинается там. Пусть воспользуются этой дорогой, ибо другие пути могут быть перекрыты.
– Значит, нам придется бежать?
– Не знаю, Эркюль. Мне надо еще разобраться, что мы должны делать и как. Если завтра до заката вы не получите от меня известий, оставайтесь на месте несмотря ни на что. Ждите, но карета должна быть готова Кстати, погода довольно ненастная, так что бросьте в нее пару ковров.
– Нам понадобятся форейторы и верховые?
– Одного верхового будет достаточно. Найди кого-нибудь ненадежнее. Нам нужен не болтун и не трус. Если я не вернусь к послезавтрашнему рассвету, значит, Сен-Себастьян победил. В этом случае разыщи кардинала Футэ в Чемборде. Расскажи ему, что тебе известно о Сен-Себастьяне. Скажи ему также, что Сен-Себастьян вместе с Боврэ и другими служили мессу плоти на теле Люсьен де Кресси, которая бежала от них и сейчас пребывает в Бретани, в монастыре Милосердия и Справедливости. Она предоставит ему свидетельства их вины. Смотри же, Эркюль, – голос графа сделался очень серьезным, – будь предельно внимателен. Попавшись в лапы Сен-Себастьяна, ты погубишь не только себя. От твоего молчания зависит теперь очень многое.
Он поднял голову, ибо дверь распахнулась и в комнату вошел Роджер.
– В чем дело?
– Ванна ждет, – сказал Роджер.– Я приготовил флакон со святой водой и вашу дарохранительницу. Возможно, они вам пригодятся.
Сен-Жермен кивнул.
– Спасибо, Роджер, – сказал он.– Я скоро закончу.
Он снова повернулся к Эркюлю:
– Помни, что я сказал. Если ты веруешь, зайди сегодня же к исповеднику.
Губы кучера побледнели, но ответ его был спокоен:
– Я повидаюсь со священником в течение часа, В Сен-Сюльпис или в Сен-Жермен-де-Пре.
– Хорошо. Но не открывай там больше, чем должно. Ты не можешь просить за Сен-Себастьяна.
– Я будут просить лишь за себя, – уронил Эр-кюль и неуклюже заковылял к выходу.
Когда он ушел, в комнате воцарилось молчание. Роджер демонстративно разглядывал потолок, Сен-Жермен смотрел на огонь, теребя своей узкой рукой кружева на поднятом вороте египетского халата.
– Ты, похоже, полагаешь, что с моей стороны неблагоразумно так доверяться Эркюлю? – спросил наконец граф.
– Боюсь, да.
– Я однажды доверился тебе, Роджер, еще не зная тебя.
– И правильно сделали. Сен-Жермен поднял брови.
– Ты сомневаешься в Эркюле? Но почему?
– Хозяин, Эркюль – слуга Он всегда служил Сен-Себастьяну. Барон обидел его, это так. Но существует опасность что, увидев своего бывшего господина, слуга инстинктивно вернется к своим обязанностям и примется ему угождать.
– Может, и так, – мягко сказал Сен-Жермен.– Но, видишь ли, я все же считаю, что он нас не предаст. Думаю, ненависть в нем сильнее застарелой привычки. Обиды в душах пылают дольше, чем дрова в очаге.
Роджер покорно кивнул, но было заметно, что сомнений своих он не оставил.
– Ладно, пошли, – сказал граф, встряхиваясь. Пляска языков пламени чуть было вновь не заворожила его.– Сначала ванна, потом принесешь дарохранительницу.
Роджер отступил в сторону, давая господину пройти.

* * *

Письмо аббата Понтнефа маркизу де Монталье.
Отправлено 4 ноября и возвращено аббату графиней д'Аржаньяк 17 декабря 1743 года.

«Мой дорогой кузен, приветствую вас во имя Господа нашего и пресвятой Девы-заступницы.
Довожу до вашего сведения, что разговор, который вы мне поручили провести с вашей возлюбленной дочерью, не состоялся. Несомненно, ее одолело девическое смущение, и она не пожелала обсуждать со мной такой деликатный вопрос. Ваше письмо с уведомлением о намерениях маркиза Шеню-Турея объяснило мне многое, и я очень надеюсь, что Мадлен осознает, какую честь оказывает ей этот утонченный молодой человек.
Я намереваюсь выслушать ее исповедь в среду или в четверг и вновь попытаюсь обратить ее мысли к радостям брака и во многом отрадным обязанностям супруги. Она прочла мое письмо, в котором я касаюсь этих вопросов, и сообщила, что находит его весьма поучительным.
Ранее вы упоминали о ее любознательности, и я рад сообщить вам, что Мадлен продолжает усердно читать. Ее тяга к истории несомненно похвальна, хотя в этих книгах встречается много такого, о чем молоденькой барышне лучше бы и вовсе не знать. В самом деле, печально сознавать, что большая часть исторических манускриптов сообщает нам о прискорбных вещах, не очень достойных для обсуждения в обществе воспитанных и благородных людей. Впрочем, Мадлен говорит, что все эти вещи ее многому учат, что ей становятся внятны причины наших скорбей и что у нее открылись глаза на истинную природу человеческой сущности. В том, что ранее смущало ее, она ныне усматривает подлинные признаки человечности.
Вы очень трогательны в своих заботах о вашем чаде, Робер. Я знаю, именно ваша любовь в огромной мере способствовала тому, что Мадлен стала такой, какова она есть. Но не только ее участь волнует меня, но и ваша. Вспомните, как часто я призывал вас исповедаться, чтобы вновь быть принятым в лоно матери-церкви. С тем же пылом, с каким вы печетесь о Мадлен и о ее будущем, вам следует обратиться к помыслам о себе. Подумайте, Робер, о страшной пустоте, которая разверзнется перед вами, если бракосочетание вашей дочери состоится без вас. Подумайте о стыде, который охватит Мадлен, когда она в этот самый радостный для нее день пойдет к причастию без своего возлюбленного родителя. Подумайте о ваших внуках, которые скоро появятся. Разве вы не хотите, чтобы они пользовались защитой святой церкви и принимали участие во всех церемониях и обрядах, сообщающих нас с нашей заступницей и искупителем всех наших вин?
Я ревностно молюсь о том, чтобы вы поскорее облегчили свои душевные муки исповедью и покаянием, мой дорогой кузен. Это важно не только для меня и вашей возлюбленной дочери, но это жизненно важно для вас. Ваша душа стоит пред угрозой проклятия. Наше время с годами становится все более драгоценным нашим имуществом, ибо мы старимся и не знаем момента, когда ангел смерти нас посетит.
Поверьте, я ежедневно прошу Господа нашего и пречистую Деву коснуться вашего сердца и подвигнуть к насущно необходимым шагам. Срок, великодушно на то вам отпущенный, уже истекает. Во времена менее просвещенные с вами за подобную проволочку обошлись бы очень сурово, и даже ныне в Испании вы были бы поставлены в весьма неприятное положение. Разумеется, темные дни Торквемады Томас Торквемада – глава испанской инквизиции конца XV столетия. Осудил на сожжение более 10 тысяч еретиков.

минули, но инквизиция там все еще не опустила своей карающей длани. Мы – существа слабые, нам мучительны даже страдания телесные, однако они ничто по сравнению с тем, что ждет наши души в аду. Не думайте, что вас обойдет эта чаша. Покайтесь сегодня, и вы избавитесь от будущих мук.
Но… довольно о том. В конце моего послания позвольте заверить вас, что я с нетерпением жду случая поговорить с вашей дочерью, дабы убедить ее сделать желания ниспосланного ей небесами супруга своими собственными и возлюбить закон его и кары его с тем же благоговейным трепетом, с каким мы трепещем перед бичом, очищающим нас от грехов.
С верою и молитвою остаюсь в мире сем вашим кузеном по крови и братом во Христе,
аббат Понтнеф, С. Дж».

ГЛАВА 7

В уютной столовой особняка д'Аржаньяков всяческие предлоги для поддержания беседы были давно исчерпаны. На своем конце стола Жервез открывал вторую бутылку бордо, не обращая никакого внимания на рыбное филе с грибами и свежим омаром, проваренным в масле. Ни это изысканное блюдо, ни два овощных салата, один из которых был приготовлен по-генуэзски, не могли отвлечь его от соблазнительного напитка. Он покосился на буфет, заставленный ожидавшими своей очереди закусками, и шумно вздохнул.
– В чем дело, Жервез? – спросила Клодия, бросив короткий взгляд на брата, сидевшего возле нее.
– Ничего, ничего…
Он поднял свой бокал и повертел его в пальцах, любуясь цветом вина.
– Просто время в хорошей компании идет чересчур быстро. Пробило девять, а я договорился с Ламбогаренном на десять. Пожалуй, покончить с ужином вам придется уже без меня. Уверен, брату с сестрой есть о чем поболтать с глазу на глаз. А если все уже пересказано, Клодия, что ж… вы можете перемыть мне косточки сызнова. Жалуйтесь на меня, если хотите, говорите, какой я черствый и вздорный… короче, делайте что угодно – мне все равно.
Покачиваясь, он стал было подниматься из-за стола, но непослушные ноги плохо его держали. Ему пришлось сесть, когда в помещение быстрым шагом вошел лакей и направился прямо к столу.
– В чем дело? – грозно потребовал объяснений Жервез.
Лакей, запинаясь, промямлил:
– Тут… принесли письмо, господин. Его… ведено передать лично в руки.
– Я прочту его в желтом салоне, – недовольным тоном сказал Жервез, припоминая проигранное пари. Шесть тысяч луи – высокая ставка. Лицо его стало мучительно багроветь. Откровенно говоря, спор вышел дурацкий.– Гусь должен был победить, – пробормотал он, восстанавливая в памяти гонку зайца с гусем.– У гуся ведь есть крылья.
– Дорогой? – произнесла Клодия с беспокойством.
– Прошу меня извинить, – осмелился прервать хозяев лакей, – но письмо не для графа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38