Причем таковое происходит наиболее часто с сильными, своенравными, честолюбивыми и темпераментными мужчинами. С женщинами все получается наоборот. Уязвимость мужчины в его агрессивности, женщины – в мягкости, таково положение вещей.
Впрочем, в намерения врача вовсе не входит задача заморочить графине голову вещами, не представляющими для нее интереса. Он умоляет графиню простить его непомерный энтузиазм, оставаясь при том ее покорным слугой.
Андре Шенбрюнн, врач».

ГЛАВА 8

По мере того как к Мадлен возвращалось сознание, каждое ее ощущение только усиливало нарастающий в ней страх. Покалывание в руках и ногах сообщило ей, что с конечностями у нее все вроде в порядке, но, попытавшись пошевелить ими, девушка поняла, что запястья ее и лодыжки нуты веревками и что она лежит на спине в чудовищно неудобной и непристойной позе, привязанная к чему-то плоскому и холодному, похожему на каменную плиту. Во рту Мадлен было ужасающе сухо, мысли путались, но в то же время ее затуманенный мозг постепенно освобождался от остатков наркотического дурмана. Она открыла глаза и тут же зажмурила их.
– Итак, вы очнулись, – вежливо произнес ненавистный голос.– К моему облегчению.
Мадлен почувствовала, как кончики его пальцев пробежались по ее животу. Она вновь вскинула веки и, еле ворочая языком, но все же довольно отчетливо, произнесла:
– Если вы сделаете это еще раз, меня стошнит. Сен-Себастьян мерзко хихикнул.
– Вам не следует говорить со мной так. Он снова дотронулся до нее, проведя острым ногтем по изгибу ребра.
– У вас на удивление крепкое тело. В нем много здоровья и силы. Оно уже волнует меня. Барон кончиком языка облизал губы.
– Нет, – сказал он негромко, словно бы сам себе.– Нет, не так скоро. Сейчас в ней лишь гнев, а она должна наполниться ужасом еще до того, как все совершится. Она должна поприветствовать своих истязателей и пережить предвкушение своего унижения.
Мадлен понимала, что он говорит для нее, что Сен-Себастьяну хочется насладиться ее страхом. Она дернулась и сглотнула слюну, внезапно обильно смочившую ее горло. Движение было напрасным, путы держали крепко.
– О, дорогая, – пробормотал Сен-Себастьян, – не надо так напрягаться. Иначе я все-таки не смогу устоять.
Он сделал паузу, чтобы еще раз провести ногтями по ее телу – от впадинки над ключицей до мягких складок в паху.
– О нет, нет, пока что не время. Прежде должно проделать еще кое-что.
Внезапно он ущипнул ее. Потом еще и еще раз. Глаза Мадлен наполнились слезами и гневом.
– Будьте вы прокляты! – выдохнула она Сен-Себастьян осклабился, беззвучно смеясь, и изобразил на лице величайшее изумление.
– Я? Но почему же, Мадлен? Вы обращаете свой гнев не по адресу. Ваш отец непременно за это бы вас пожурил.
– Нет!
Мадлен сжалась, как от удара.
– Ага, значит, вам кое-что все же известно! – ухмыльнулся Сен-Себастьян.– Ах болтуны! Я ведь велел им держать язык за зубами.
– Известно о чем?
Уловка была неуклюжей, и Мадлен это знала. Сердцем она уже приняла страшную правду, открытую ей Шеню-Туреем, но ее разум отказывался эту правду принять.
– О том, что вы – моя собственность, дорогая. И стали ей очень давно – до того как родились.
Он по-хозяйски положил ей руку на бедра и небрежно пошевелил пальцами, раздвигая нежные складки.
– Ваш отец отдал вас мне, Мадлен, так что гневаться на меня просто глупо.
С последними словами он грубо подал руку вперед. Мадлен вскрикнула, пытаясь сжать бедра, и забилась в своих путах, не имея возможности препятствовать омерзительному вторжению.
– Ну-ну, дорогая. Не надо, уймитесь. Мне просто кое-что нужно проверить.
Барон стиснул пальцы, и боль пронзила ее. Она вновь вскрикнула, он рассмеялся.
– Завтра я получу вашу девственность, завтра, а не сегодня. А после меня будут другие. И по мере того как ночи потекут за ночами, все богаче начнут становиться наши фантазии. Думаете, сейчас вам больно?
Он вновь пошевелил пальцами и ухмыльнулся, услышав вскрик.
– Это просто невинная ласка, Мадлен. Помните же об этом.
Сен-Себастьян отошел от стола, оставив ее задыхающуюся, покрытую каплями пота, дрожащую от холода и стыда.
– В этот раз мы не долго побудем вдвоем, – продолжил он ласковым тоном.– Скоро придут остальные.
Барон оглядел свой кабинет, и явно нашел все вокруг очень приятным.
– Остальные? – прошептала девушка с отвращением.
– Их немного. Узкий дружеский круг. Вы почти со всеми знакомы.
Он шагал по комнате, с удовольствием наблюдая, как глаза ее следуют за его поворотами.
– Те, кого вы отвергали, получат свое. Те, кого вы презирали, возвеселятся. Следующие сорок ночей лишат вас остатков всего человеческого. А когда вы обратитесь в ничто, умрет ваше тело. Оно обратится в прах во имя сил сатаны, для которого разрушение является удовольствием.
Он дернул за шнур звонка, и почти в ту же секунду дверь отворил широкоплечий верзила в сине-красной ливрее – с полным лицом и мутным масляным взглядом.
– Это Тит, мой слуга, И ваш страж, дорогая. Не думайте, что ваша юность или страдания смогут вызвать в нем жалость. Он находит удовольствие в муках других.
Тит кивнул, жадно пожирая Мадлен глазами.
– Пятеро прибыли, – сообщил он хозяину, не отрывая от девушки взгляда.– Когда я ее получу?
– Завтра же ночью, Тит. После меня. Она будет твоей, ты сделаешь с ней все, что захочешь.
Он сказал это так, будто обещал ребенку конфету.
– Веди сюда остальных. И не забудь о служанке.
С поклоном, исполненным наглости и раболепия, лакей отступил за дверь.
Сен-Себастьян мгновение постоял в раздумье, затем подошел к огромному сундуку, стоявшему у дальней стены. Он откинул тяжелую крышку, покопался в недрах укладки и снова закрыл ее, прежде чем повернуться к Мадлен. Вокруг одной руки барона теперь был обмотан бич, а в другой он держал короткий предмет, который выглядел как метелка, связанная из тонких бамбуковых прутьев. Сен-Себастьян повертел в пальцах этот предмет.
– Думаю, это лучше всего, – сообщил он Мадлен словно бы по секрету.– Кожу не разрывает, но производит отменный эффект.
Мадлен ощутила, что ее вновь охватывает волна гнетущего ужаса, и разозлилась сама на себя. Она ведь почти поборола свой страх, нельзя поддаваться на штучки этого негодяя. Но ужас не проходил, а мраморный стол, казалось, сделался еще холоднее.
– Хорошо, – одобрил Сен-Себастьян.– Было бы жаль, если бы вы слишком скоро сломались. Именно ваше сопротивление придает ощущениям пикантную остроту.
Он легонько стукнул метелкой себя по руке.
Дверь снова открылась, и в комнату стали входить мужчины. Мадлен задохнулась от унижения и стыда. Первым вошел де Ла Сеньи с выражением похотливого предвкушения на лице, за ним следовал усмехающийся Шатороз. Эшил Кресси одарил Мадлен презрительным взглядом и повернулся к Боврэ, возле которого словно приклеенный топтался де Ле Радо.
Шатороз прошествовал прямо к мраморному столу и поклонился Мадлен.
– Рад встрече, мадемуазель, – приветствовал он ее с величайшей учтивостью.– Вы не представляете, как я восхищен, увидев вас в таком положении.
– Мы все рады видеть вас в таком положении, – согласился де Ла Сеньи.– И смиренно надеемся познакомиться с вами поближе.
Шевалье тоже подошел к столу и наклонился, чтобы получше все рассмотреть.
– Нет, это просто очаровательно! – развязно заявил он.
Мадлен промолчала, но лицо ее запылало.
– О, Боже всемилосердный и все святые! – причитала она.
– Тит, – крикнул Сен-Себастьян, – да заткни же ей рот!
– Да, господин, – отозвался Тит и ребром ладони ударил Кассандру по шее. Удар был тяжел: пожилая служанка мешком рухнула на пол и осталась лежать.
Мужчины столпились вокруг мраморного стола. Они хранили молчание, напоминая школяров, ожидающих учительских наставлений.
Долго им ждать не пришлось. Сен-Себастьян, шевельнув ноздрями, томно произнес:
– Полагаю, нам следует перевернуть нашу красавицу. Этим, – он показал метелку, – лучше всего обрабатывать зад и ляжки. Вы, Донасьен, возьмите ее за руки, а вы, мой дорогой барон, – он коротко поклонился Боврэ, – за ноги. Остальные отвяжут ее и снова привяжут. Действуйте осторожнее, она может и укусить.
Эшил с любопытством смотрел на бамбуковую метелку, лицо его выражало явственный интерес.
– Это тот самый гребень, Сен-Себастьян?
– Мне неприятно разочаровывать вас, Эшил, но гребень не будет использоваться еще несколько дней. Нет, это совсем другое. Как оно действует, я вам сейчас покажу.
Мадлен извивалась, брыкалась, пыталась кусаться, но все это ей нимало не помогло. Ее со смешками, словно большую куклу, перекатили со спины на живот и вновь привязали. Теперь голова девушки свешивалась с края стола, а ноги, опять широко разведенные в стороны, вдруг жутко заныли. Она заскрипела зубами, когда Сен-Себастьян, деловито ощупав ее лоно, приступил к обещанному уроку.
– Это делается так. Бить надо быстро, но очень легко, не распаляясь, а просто постукивая, – объяснял он, нанося удары.– Ерунда, скажете вы. Но подождите. Через пару минут вы увидите, как эффективно это китайское изобретение. Я всегда находил, что китайцы – гениальный народ.
Мадлен уже начинала в том убеждаться. К местам, раздражаемым легкими прикосновениями бамбуковых прутьев, прихлынула кровь. Она струилась все жарче, и ягодицы девушки на глазах у затаивших дыхание зрителей покраснели. Кожа на них стала натягиваться, чувствительность ее возрастала с каждым новым ударом.
– Вот видите? – спросил Сен-Себастьян, опуская метелку.– Еще десять минут в том же духе, и попка нашей милой Мадлен увеличится вдвое. Она начнет испытывать жуткие муки даже от касания перышка или капли воды.
– Мы это проделаем? – алчно спросил Боврэ.
– Пока, думаю, нет. Но определенно попробуем это, прежде чем с ней покончить. Повышенная чувствительность ее ягодиц лишит нас множества удовольствий. Согласитесь, что развлекаться с особой, поминутно теряющей от боли сознание, довольно-таки скучно. Отложим китайскую плеть на потом.
Он собрался продолжить лекцию, но ему помешали. Французское окно, выходящее на террасу, с грохотом распахнулось, и в помещение ворвался Робер де Монталье. По полу веером разлетелись осколки стекла и обломки выбитых рам.
– Стоять! – крикнул Робер де Монталье, приставив мушкет к плечу и твердой рукой прицелившись в Сен-Себастьяна. Из-за его плеча с любопытством поглядывал на собравшихся граф Жервез д'Аржаньяк.
Мужчины, стоящие возле стола, пришли в явное замешательство, а Шатороз в испуге присел. Одного Сен-Себастьяна, казалось, ничуть не смутили новые обстоятельства – он, судя по искоркам, мелькнувшим в его глазах, даже развеселился.
– Добрый вечер, маркиз, – сказал барон, убедившись, что Робер не намерен спустить курок тут же. – Вижу, вы решили к нам присоединиться.
– Отойди от нее, негодяй!
– Ну уж нет.– Сен-Себастьян указал на Мадлен.– Ваша дочь – моя собственность, милый. Вы передали все права на нее мне, так что я могу делать с ней все, что угодно.
– Ты не можешь так поступать с ней, подлец! В глазах Робера полыхнуло безумие, голос его сорвался на крик.
– Почему? Потому что тебе самому этого хочется? – Барон обвел рукой своих компаньонов.– Уверен, эти господа подождут. Ты получишь ее… после меня. Право, Робер, удовольствия я тебе не испорчу.
Он игриво подшлепнул Мадлен, шлепок отозвался в ней болью. Она вскрикнула, Монталье задрожал.
– Отпусти ее, Клотэр, – хрипло сказал он.– Отпусти ее, и я останусь. Не важно, что вы потом будете делать со мной и как много времени это у вас займет. Я останусь.
– Конечно останешься, – любезно согласился Сен-Себастьян и в притворном удивлении склонил голову набок.– В самом деле, уж не думал ли ты, что тебе позволят уйти? Я полагаю, в письме все сказано ясно. Ты лучше других должен знать, что мои слова не расходятся с делом.
Жервез, по дороге успевший основательно приложиться к бутылке, подслеповато прищурился и вышел вперед.
– Боже святый, – с трудом выговорил он.– Что это вы тут творите?
– Готовим жертву к обряду.
Сен-Себастьян пренебрежительно отмахнулся от графа, что, впрочем, нимало того не смутило. С настырностью алкоголика, достигшего воинственной стадии опьянения, Жервез забубнил:
– Законами Франции возбраняется совершать такие обряды. Барон, позволяя себе подобные действия, вы можете оказаться в пренеприятнейшем положении. Немедленно развяжите ее.
– Уймитесь, Жервез, – огрызнулся Сен-Себастьян.– Сейчас говорят не с вами.
– Ах, сукин сын! – рявкнул вдруг д'Аржаньяк, выкатывая глаза– Если все вдруг примутся раздевать благородных барышень, привязывать их к столам и пороть, до чего докатится наше общество? – В приступе праведного негодования он обвел взглядом присутствующих.– Согласитесь, нас ждет анархия, господа!
Не обращая внимания на нудеж перебравшего графа, Сен-Себастьян сказал:
– Я человек нетерпеливый, Робер. Чем дольше ты будешь продолжать всю эту мелодраму, тем менее я буду с тобой любезен.
– Отойди от моей дочери, – ледяным голосом произнес де Монталье.
– И не подумаю.
Сен-Себастьян, не оборачиваясь, приказал:
– Тит, если этот глупец застрелит меня, я поручаю тебе расправиться с ним, но не сразу. Способ убийства можешь избрать сам. Остальным повелеваю повиноваться распоряжениям Тита.
Он дал слуге знак выйти из зоны прицела.
– Убийства, – заявил Жервез, хотя на него никто не смотрел, – подлежат разбирательству магистрата.– Он с достоинством повернулся и, хрустя битыми стеклами, двинулся к пролому в стене.– Задержите их, Робер.– Граф приостановился, покачиваясь и заложив руки за пояс.– Я погляжу, нет ли поблизости караульного офицера. Час, правда, поздний, но должен же кто-нибудь…
Сен-Себастьян, разматывая бич, произнес:
– Встаньте в сторону, господа.
Бич взвился в воздух как что-то живое и хищное, его тонкий кончик впился в горло Жервеза. Граф икнул и откачнулся назад, кровь залила его кружевное жабо. Сен-Себастьян подался вперед, словно рыбак, вываживающий крупную рыбу, затем резко дернул свое орудие на себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38