Заранее благодарен за помощь. Понимаю, что заняты вы сейчас чрезвычайно, но завезти мерки к портному может ведь и посыльный, а потому надеюсь, что моя просьба не очень вас затруднит.
В ожидании скорой встречи еще раз сердечно благодарю вас за теплый прием, оказанный моей дочери, равно как и за сестринскую любовь, которой дышит ваше письмо. Засим остаюсь вашим преданным братом,
Робер Марсель Ив Этьен Паскаль,
маркиз де Монталье».

ГЛАВА 4

Неуклюже опираясь на костыли, Эркюль с трудом чистил щеткой копыта лошади и сквозь зубы бранился. Слишком стара эта кобылка, чтобы бегать в упряжке, слишком стара! Однако работа спорилась, и лошадь стояла спокойно.
– Вижу, дело идет!
Эркюль вскинулся от неожиданности и непременно упал бы, если бы его не поддержала чья-то рука.
– А чтоб тебя! – в сердцах выкрикнул бывший кучер. – Убирайся, бездельник!
Ему показалось, что под руку сунулся отирающийся возле конюшни слуга.
– Ну, если вы настаиваете, – спокойно произнес Сен-Жермен и отступил.
– О, господин, простите. Мне не следовало так говорить, – пробормотал Эркюль в замешательстве, пряча глаза.
– Я сам напросился. Не извиняйтесь.
– Но хозяин-то здесь вы.
Хозяин! Надменная улыбка… длинная трость, воздетая для удара… Эркюль задрожал.
– Вы чего-то боитесь?
– Нет… ничего… – Калека принялся выбираться из стойла. Давалось ему это с трудом. – Вам надо показать ее коновалу.
– Покажу, – кивнул Сен-Жермен. – Вы, похоже, скучаете по своему занятию?
– Скучаю? – переспросил Эркюль. Он окинул конюшню взглядом, и глаза его замигали. – Да. Наверное. Если бы у меня выпали все зубы, я, кажется, меньше бы тосковал.
– Кое-что еще можно вернуть, – заметил Сен-Жермен. Негромко, почти безразлично.
– Что тут можно вернуть? – заскрипел зубами Эркюль. – Злодей погубил меня, уничтожил. Лучше бы он швырнул меня под копыта коней. Но это было бы просто. – Кучер вконец помрачнел. – Это бы не доставило удовольствия барону Клотэру де Сен-Себастьяну. Будь моя воля…
– Ну-ну, друг мой, – увещевающе проговорил Сен-Жермен, но кучер лишь отмахнулся.
– Он просто чудовище, вот что я вам скажу. Я многое видел, я знаю. И если бы кто-то задумал его раздавить, я бы… я бы молился на этого человека…
Эркюль отвернулся, смахнув ладонью слезу. Маленькая, затянутая в перчатку рука легла на плечо калеки.
– Предположим, такой человек есть. Вы согласились бы оказать ему помощь?
– Оказать помощь? – повторил Эркюль, пытаясь постичь смысл вопроса. Ему вдруг стало трудно дышать. – Но как?
Сен-Жермен ответил вопросом:
– Вы могли бы править каретой?
– Я?
– Да, вы.
– О, господин! Да лишь бы меня подсадили на козлы! Бог мой, чтобы управиться с лошадьми нужны ведь не ноги, а руки. А руки у меня в полном порядке. Вот только на козлы не влезть. Я пробовал, да не вышло…
Подбородок кучера задрожал.
– Вам помогут взобраться, – ровным голосом сказал Сен-Жермен. – Вам дадут в руки вожжи, но там уж – не подведите. От вашего умения многое будет зависеть. Сен-Себастьян жесток.
– Что вы хотите этим сказать?
Страх ледяной рукой вдруг сжал сердце Эркюля.
– Есть люди, которых надо выручить из беды. Есть, например, женщина, угодившая в сети этого негодяя. Сен-Себастьян полагает, что она полностью в его власти. Потому что ее предал муж, потому что у нее нет друзей. Так думает Сен-Себастьян. Но он ошибается.
Последняя фраза прозвучала неожиданно жестко.
– Но… – Эркюль попытался шагнуть вперед, однако костыли помешали, и он лишь переступил на месте.
– Еще мне надо, чтобы вы кое за кем понаблюдали, – продолжал Сен-Жермен, не обращая внимания на эту возню. – Риска почти никакого. Вы, правда, будете на виду, с этим ничего не поделаешь, однако…
– Но мои ноги… – возразил было Эркюль.
– Ноги не помешают. В любом случае они будут укрыты. Даю слово, никто ничего не поймет.
Глаза графа во мраке конюшни светились, как темный янтарь.
Эркюль навалился на брус, ограждающий стойло.
– Я кучер. Этого ведь не спрячешь в карман.
– Мы вас загримируем, – сказал Сен-Жермен. Он изучал Эркюля, пытаясь понять, можно ли на него положиться.
– А если меня раскроют? – голос кучера дрогнул.
Сен-Жермен покачал головой.
– Вряд ли. Впрочем, даже если вас и узнают, делу это не повредит.
– Граф! – воскликнул Эркюль и умолк.
– Что? – спросил Сен-Жермен. – Вас что-то волнует? Лучше скажите об этом сейчас. Я не могу рисковать. Расставим все точки.
– Граф, – Эркюлю было тяжело говорить, страх удавкой стянул его горло. – Что, если Сен-Себастьян… ну, это… заявит права на меня? Я ведь служил у него, вдруг он захочет… ну… чтобы я возвратился.
Сен-Жермен холодно улыбнулся.
– Пусть попытается. Он останется с носом. Спросите у Роджера, можно ли мне доверять?
– Он ваш слуга, он скажет, что вы велите, – возразил Эркюль. Смятение его нарастало.
– Плохо же вы его знаете. Роджер не лжет.
Сен-Жермен наклонился, придвинув к калеке лицо.
– Вы ведь хотите отомстить своему бывшему господину?
– Святые видят!
Кучер оттолкнулся от бруса и ухватился за костыли.
– Но вы колеблетесь, – мягко сказал Сен-Жермен. – Почему?
– Я… – скривился Эркюль, избегая смотреть графу в глаза, – я боюсь. Если что-то у вас не заладится, страшно помыслить, что станется с нами. Сен-Себастьян убьет и меня, и вас.
– Он ничего не сделает ни вам, ни мне, – сказал Сен-Жермен тоном, не допускающим возражений. Странно было слышать эти решительные слова от невысокого человека в черном атласе, с бриллиантовыми пряжками на туфлях. – Возможно, он попытается. Но у него не получится. Так обстоят дела.
– Откуда такая уверенность? – хмыкнул Эркюль.
– Я знаю его, – сказал Сен-Жермен, надеясь, что действительно знает. Указав на окошко, багровое от закатных лучей, он совсем другим тоном добавил: – Ладно, вам пора ужинать. Разговор окончен. Ступайте.
Сказано это было с легким оттенком пренебрежения.
Эркюль был голоден, но не сдвинулся с места.
– Что мне перво-наперво предстоит?
– Ужин, – уронил Сен-Жермен, всем своим видом показывая, что говорить больше не хочет.
– Нет, я о другом, – Эркюль поднял голову. – Скажите, что надо делать?
Сен-Жермен искоса глянул на кучера и кивнул. В нагрудных его кружевах коротко вспыхнул рубин.
– Этой, а может быть, завтрашней ночью необходимо вывезти кое-кого из Парижа. Справитесь, поговорим о другом. Вот все, что вам следует знать. Ради вашего же спокойствия.
– Поездка ударит по Сен-Себастьяну? – спросил с загоревшимся взором Эркюль.
– Да.
– Я это сделаю, – заявил кучер.
– И вы согласитесь понаблюдать за кем я скажу?
– Да, – кивнул Эркюль, подбираясь на костылях, чтобы встать поровнее. – Отдам все силы, не сомневайтесь во мне, господин.
– Вам понадобятся только глаза, – счел нужным уточнить Сен-Жермен. – И смекалка.
Эркюль приосанился. Взгляд его выражал отчаянную решимость.
– А потом? Что будет потом?
Сен-Жермен медленно покачал головой.
– Хотел бы я знать, но пока что не знаю. – Он все глядел на багрянец окна. – Возможно, нам предстоит большое сражение, а возможно, и нет. В любом случае Сен-Себастьян должен быть посрамлен.
Сен-Жермен умолк и посмотрел на Эркюля.
– Ибо он – исчадие ада.
– Да, – кашлянул кучер. Он все уже понял и просто ждал, когда господин договорит.
– Надеюсь, когда каша заварится, ваша помощь уже не понадобится, – бодро сказал Сен-Жермен, но в голосе его сквозило сомнение. – Однако всегда ведь лучше готовиться к худшему, разве не так?
– Надо проверить лошадей и карету, – сказал Эркюль, продвигаясь к воротам и стараясь не зацепить собеседника. Его костыли заскрипели.
– Вам не обязательно заниматься этим, – мягко сказал граф. – Скажите Роджеру.
– Будет надежнее, если я все-таки их осмотрю, – ответил Эркюль. Он вдруг обернулся. – Вы только позвольте мне двинуть его, хотя бы разок! Только позвольте – и я ваш навеки!
Затем кучер поворотился и, стуча костылями, ушел. Сен-Жермен погрузился в задумчивость. Решения, которые ему предстояло принять, требовали непростых размышлений.

* * *

Записка Люсьен де Кресси, отобранная ее мужем у горничной.

«Дорогая Клодия!
Когда-то ты обмолвилась, что дашь мне приют, если дела мои пойдут уж совсем скверно. В тот момент я не очень серьезно отнеслась к твоим великодушным словам, за что приношу нижайшие извинения, присовокупляя к ним свои нынешние мольбы о поддержке, в каковой я сейчас остро нуждаюсь. Если твое отношение ко мне неизменно и ты по-прежнему готова меня принять, черкни мне пару слов – и передай со служанкой. Я должна знать, на каком я свете. Муж никого не пускает ко мне и отбирает все письма.
Клодия, я в полном отчаянии! Я прошла через ад, познав и бесчестие, и унижение. Никакими словами не выразить то, что мне довелось испытать. Вся душа моя забросана грязью.
Умоляю снова и снова – о, не покинь! Во имя нашего Господа, помоги мне.
Люсьен».

ГЛАВА 5

– О чем призадумались, Сен-Жермен? – спросил Жуанпор, на мгновение отрываясь от карт. – Вы играете или нет?
– Что? – слегка озадаченно откликнулся граф. – Ах, игра. Нет, пожалуй, я выйду.
Он бросил карты на стол рубашками вниз. Игроки несколько долгих секунд их изучали. Потом Жуанпор заметил:
– И где же здесь здравый смысл? Зачем выходить из игры, когда на кону пять тысяч? Ведь все было бы ваше.
Сен-Жермен одарил его любезной улыбкой.
– Потому-то и выхожу. Когда на руках верный выигрыш, пропадает азарт.
Он отодвинулся от стола вместе со стулом и встал.
– Продолжайте без меня, господа. Я поищу утешения в обеденном зале.
– Но вы никогда не едите, граф, – поддел его Жуанпор.
Он окинул взглядом соседей по столу и встретил понимающие ухмылки.
– Совершенно верно, Жуанпор, я никогда не ем прилюдно. Но главное в застолье – беседа. А если к тому же там обнаружится хотя бы пара дворян, равнодушных как к вину, так и к азартной игре, я буду вполне утешен.
Эти шутливые слова вызвали взрыв веселого смеха. Иронии, в них таившейся, не заметил никто. Граф отдал общий поклон, обмахнулся надушенным кружевным платком, насмешливо предсказал Жуанпору, что удача от него отвернется, а затем неторопливым шагом направился к главному залу отеля.
– Добрый вечер, любезный, – сказал он высокому осанистому лакею, проходя в высокие двери.
– Добрый вечер, граф, – ответил тот, не поведя и бровью.
– Кто здесь сегодня?
В строгом костюме черного бархата граф был решительно элегантен. Серебряное шитье украшало его жилет и отвороты камзола, над которыми, как огромная винная капля, рдел знаменитый рубин.
– Весь свет, граф, – голос лакея звучал вежливо, но бесстрастно. – Графиня д'Аржаньяк в бальном зале, если не соизволила удалиться на ужин.
– Благодарю.
Взгляд Сен-Жермена остановился на полотне кисти Веласкеса. Граф с минуту его рассматривал, потом произнес:
– Как думаете, любезный, не пожелает ли владелец отеля расстаться с этой картиной?
– Сомневаюсь, граф, – с достоинством ответил лакей.
– Я дал бы хорошую цену, – громко продолжал Сен-Жермен, с удовольствием вспоминая, во что этот холст ему обошелся. – Прошу, напомните вашему господину, что работы Веласкеса – моя слабость.
Проходивший мимо де Ла Сеньи услышал его слова.
– Что, граф, опять пытаетесь сторговаться? Картина действительно хороша.
Сен-Жермен обернулся.
– О, я и не заметил вас, Донасьен. Да, снова пытаюсь, но безуспешно.
– Если вы не бросите этих попыток, мы начнем ставить на вас.
Де Ла Сеньи обернулся к приятелю за подтверждением, но барон Боврэ сделал вид, что ничего не слыхал. Этим вечером старому щеголю удалось превзойти самого себя. Замысловатый парик, присыпанный голубоватой пудрой, удерживался на голове с помощью золотого чудовищных размеров банта, бледно-лимонный камзол имел отвороты цвета кларета, все это пытались собрать в единое целое бирюзовые кружева. Кроме того, от модника немилосердно разило духами.
Сен-Жермен поклонился и выразил свое впечатление единственной фразой.
– Как всегда, почтенный Боврэ, у меня не находится слов.
Боврэ покосился на строгий наряд Сен-Жермена и, глядя в пространство, сказал:
– У нас тут не монашеское собрание. Я предпочитаю выглядеть по-человечески. Впрочем, что это такое, понимают, как видно, не все.
Сен-Жермен с обезоруживающей улыбкой склонил голову.
– Барон с вашей манерой одеваться по-человечески вы в этом зале, похоже, единственный человек.
Де Ла Сеньи, чтобы прекратить перепалку, поспешил обратиться к Боврэ.
– Вы ведь, кажется, приглашены к Шассордору. От него рукой подать до Сан-Дезэспора. Не соберетесь ли поохотиться в нашей компании, а?
– Что? Заглянуть в Сан-Дезэспор? Неплохая идея. Я проведу у барона неделю. Думаю, один вечерок он поскучает и без меня.
Теперь Боврэ подчеркнуто игнорировал графа.
– Зачем же скучать? Пусть едет с вами, – предложил де Ла Сеньи. – Дю Шассордор заядлый охотник. И как товарищ неплох.
– Все это так, но барон не в ладах с д'Аржаньяком. Они лет уж десять тягаются из-за угодий, и спору не видно конца. – Боврэ печально вздохнул, но тут же весело захихикал. – Не беспокойтесь о том, Донасьен. Я выберу подходящее время. Уж больно мне хочется полюбоваться на ваши амуры с этой премиленькой Монталье.
– Будьте покойны, я вас не разочарую.
Молодой человек обнял Боврэ за плечи, и приятели, заговорщически подталкивая друг друга локтями, направились к залам, где шла игра.
Сен-Жермен, внезапно встревожившись, вновь подошел к шедевру Веласкеса. Он не хотел, чтобы его озабоченность бросалась в глаза. Ему вдруг сделалось одиноко. Он вспомнил, как жадно разглядывал эту картину около ста лет назад. Масло на ней еще не просохло, а мэтр все выспрашивал, проступает ли в чертах умирающего довлеющий над ним рок. Сен-Жермену тогда подумалось, что вспыльчивый, нелюдимый, плохо уживавшийся с современниками Сократ ни за что не узнал бы в созданном воображением Веласкеса благообразном старце себя. Но гению о том говорить было незачем, и он промолчал.
Медленным шагом граф направился в сторону обеденной залы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38