– Тетушка, – произнесла томно Мадлен, – как хорошо, что я вас разыскала. Я умираю от голода, эти танцы меня измотали вконец.
Сен-Жермен встал и предложил девушке стул.
– Добрый вечер, мадемуазель, – сказал он, стараясь не смотреть ей в глаза.
Мадлен одарила его небрежной улыбкой.
– Здравствуйте, граф. Полагаю, я должна поблагодарить вас за учтивость. Мы так долго не виделись, что теперь, наверное, обязаны обращаться друг к другу с соблюдением всяческих церемоний.
Сен-Жермен пропустил этот выпад мимо ушей.
– Вы позволите принести вам ужин? Но тут вмешался подрагивающий от нетерпения де Турбедиг.
– Нет, извините, граф, это моя привилегия. Вы уже услужили тетушке, оставьте племянницу мне.
Он отвесил поклон и удалился, прежде чем ему успели что-либо возразить.
– Резвый юноша, – пробормотал Сен-Жермен. Мадлен резко обернулась к нему.
– И, заметьте, очень ко мне привязан. Что, собственно, я в нем и ценю.
– Ах, Мадлен, – вздохнула Клодия, укоризненно покачав головой.
– Ничего-ничего, – сказал Сен-Жермен.– Я заслужил эту суровость. Человеку моего возраста трудно рассчитывать на что-то другое, когда вокруг столько блистательной молодежи.
Взгляды мужчины и девушки на мгновение встретились.
– Может, вы и не так молоды, граф, – заметила Клодия д'Аржаньяк, – но любезности кое-кто мог бы у вас поучиться.
– Благодарю вас, мадам.
Сен-Жермен взглянул на Мадлен еще раз.
– Я в отчаянии, что не могу сопровождать вас в Сан-Дезэспор. Срочное дело отзывает меня из Парижа.
Он отступил на шаг, собираясь откланяться, но Мадлен остановила его.
– Граф, я… я весьма сожалею, что вы не едете с нами! И скучаю по нашим музыкальным занятиям.
– Я вскоре представлю на ваш суд несколько новых пьес.– Он оглядел зал.– Однако преданный вам барон возвращается. Его общество, несомненно, вас развлечет.
Ответом ему был умоляющий взгляд.
– Но… мы ведь еще увидимся? Взгляд графа смягчился.
– Возможно.
К столу уже приближался сияющий де Турбедиг.

Текст писем Сен-Жермена к лакею и мажордому, писанных одновременно правой и левой рукой.

«25 октября 1743 года.
Дорогой Роджер, Эркюлъ!
Мне придется покинуть Париж дня на четыре. В этот раз я еду верхом и один.
Если мое отсутствие будет замечено, говорите, что на то есть причины.
Через пять дней, если я не вернусь и от меня не будет известий, можете приступить к розыскам в оговоренном нами порядке. В случае надобности разрешаю прибегнуть к услугам Саттина, но ни при каких обстоятельствах не привлекайте кого-то еще. Обращаться к помощи светских властей или духовных лиц категорически запрещаю.
Завещание лежит в условленном месте. Там же оставлены распоряжения, как провести погребальный обряд. Вы вскроете эти конверты, если мое отсутствие продлится более трех недель.
Прошу отнестись к моим указаниям так, словно речь идет о спасении вашей души.
Сен-Жермен.
(подпись, печать)».

ГЛАВА 6

Даже сумрачный осенний денек не умалял радости скачки. Опавшие листья хрустели под копытами лошадей – граф Жервез д'Аржаньяк и его гости мчались за молодым оленем, хотя почти никого из них не заботило, будет благородное животное загнано или нет.
Мадлен неслась как маленький вихрь, опережая всех всадников корпуса на три и увеличивая разрыв. Встречный ветер жадно трепал багровую амазонку, глаза девушки светились весельем. Ее крупный поджарый английский скакун все наддавал, и она его поощряла. Скачка словно бы притупляла чувство гремящего одиночества, поселившееся в Мадлен с момента отъезда в Сан-Дезэспор. Впрочем, она убеждала себя, что тоскует лишь по Парижу.
Впереди возникла живая изгородь, и жеребец Мадлен с легкостью перескочил через нее. Через пару секунд это препятствие успешно преодолели и остальные всадники, за исключением шевалье Соммано, чья лошадь зацепилась за толстую ветку и сбросила седока. Шевалье кубарем полетел в кучу прелой листвы и тут же вскочил на ноги, оглушенный, но невредимый.
– Берегись! – прокричал де Ла Сеньи, пришпоривая своего огромного гнедого коня и нагоняя Мадлен.
– Вы нас ослепляете, мадемуазель. Какое изящество! Какая отвага!
Мадлен твердой рукой придержала своего жеребца – лес перед ней ощутимо густел, деревья смыкались.
– Прошу, не мешайте мне, сударь. Тропа слишком узка.
– Помешать вам? Но на это нет сил! Я совсем уморился, вас догоняя! – Де Ла Сеньи широко улыбнулся.– Вы потрясающая наездница.
– Это комплимент не мне, а моему отцу: все, что я умею, его заслуга.
Мадлен раздражала навязчивость де Ла Сеньи, и, если бы случай вышиб из седла и его, она бы была только рада.
Улыбка де Ла Сеньи сделалась шире.
– Ну-ну, не скромничайте, Мадлен. В вас больше таланта, чем школы. Хозяйка хорошего дома должна быть именно такова.
Он осадил гнедого, пропуская Мадлен вперед. Девушка сжала зубы. За три дня этот щеголь успел смертельно ей надоесть. И он еще смеет делать какие-то там намеки!
Ее обдало ветром. Совсем рядом, в опасной близости к ней, как комета пролетел граф Жервез; голова его жеребца страшно закидывалась. Д'Аржаньяк поражал всех отчаянной манерой езды и порой только чудом избегал неминуемой смерти. Он прокричал что-то неразборчивое, махнул рукой, пришпорил коня и устремился вперед. Далеко за деревьями молодой олень перемахнул через кусты, переплыл ручей и бросился в лес. Это были уже чужие угодья.
– А вот вам пример отсутствия какой-либо выучки, – рассмеялся де Ла Сеньи, возвышая голос, чтобы Мадлен могла его слышать.– Ваш дядюшка просто сорвиголова. Вы ведь не собираетесь ему подражать? Или все же решитесь?
– Я решусь на все, лишь бы избавиться от тебя, – пробормотала Мадлен сквозь зубы. Она порадовалась тому, что в этот раз отказалась от услуг своей испанской кобылки – ужасная скачка наверняка бы давно измотала ее.
Они выехали из-под деревьев на открытое место. Луг перегораживал довольно высокий забор из жердей, обозначавший границу земель д'Аржаньяка, Сам граф уже пересек ручей и направлялся к соседскому лесу.
Девушка ощутила, что жеребец под ней изготовился к непростому прыжку, и поджалась. Англичанин прыгнул, Мадлен наклонилась вперед, потом – в полете – откинулась всем телом назад, едва не ложась на круп. Когда копыта ее скакуна коснулись земли, она выпрямилась и подхватила поводья.
Де Ла Сеньи чуть запоздал с командой. Его гнедой зацепил копытом верхнюю жердь и чуть не упал, но та, по счастью, переломилась.
Жервез исчез в лесу, остальных не было слышно. Очевидно, они остались далеко позади. Подул холодный ветер, шурша опавшей листвой. По небу неслись серые тучи.
В душу Мадлен стала закрадываться тревога Если ее застанут наедине с де Ла Сеньи, пойдут пересуды. Англичанин, оскальзываясь, брел по мелкой воде, и девушке отчаянно захотелось его пришпорить. Сзади – где-то за изгородью – затрещали кусты; похоже, кто-то сквозь них уже пробивался. Страх холодным комом подкатил к горлу Мадлен.
Перебравшись через ручей, она поскакала к лесу. Де Ла Сеньи, наверное, пришел от всего этого в полный восторг – он ведь тоже успел сообразить, насколько выигрышно сейчас его положение. Ей вдруг захотелось поворотить жеребца и наградить преследователя парой пощечин. Но эта мысль исчезла так же быстро, как появилась. Этот поступок с полной гарантией мог скомпрометировать ее в глазах невольных свидетелей, и тогда ей ничего не осталось бы, как идти под венец с тем, от кого она так стремилась избавиться.
Деревья были уже близко. Мадлен вонзила шпоры в бока своего коня и злорадно отметила, что де Ла Сеньи отстает. Лес даст ей шанс увеличить разрыв. Она низко пригнулась, чтобы уклонится от первых ветвей, плохо заметных на фоне темной чащобы.
Под деревьями было промозгло. Мадлен пустила жеребца легким галопом Почва стала неровной и кочковатой, и благородному иностранцу с трудом удавалось сохранять взятый темп. Мадлен горячила его, твердо решив продвигаться вперед. Она знала, что Жервез где-то там, он муж ее тетки и не откажет родственнице в защите.
Мельком обернувшись назад, девушка поняла, что ей все-таки удалось оторваться от своего настырного кавалера. За деревьями слышался глухой топот копыт, но самого всадника не было видно. У Мадлен появилась надежда, что все кончится хорошо. Она огляделась по сторонам.
Тропа уходила в лес, постепенно теряясь в дебрях. Высокие сосны и кряжистые дубы стояли часто, заслоняя обзор. Чем дальше, тем сильнее петляла узенькая дорожка, извиваясь среди огромных стволов.
Вскоре она раздвоилась. Одна тропка скользнула куда-то вверх; вторая шла как и шла Многочисленные следы указывали, что совсем недавно по ней проезжали.
Мадлен ни секунды не колебалась. Она резко натянула поводья, поворачивая коня. Англичанин, высокомерно задрав морду, поскакал вверх по склону. С его боков падали хлопья пены, но он все же не оступался и легко перескакивал через крупные валуны.
Поднявшись на холм, Мадлен прислушалась, удерживая на месте разгоряченного жеребца. «Когда Ла Сеньи проедет, я двинусь следом». Внезапно ей вспомнились отпечатки копыт на нижней тропе. Кто там проехал? Какие-нибудь охотники – кому же тут быть? И дядюшка где-то рядом и, наверное, уже беспокоится. Бояться определенно не стоило, но в душу ее закрались смутные подозрения, и они неуклонно сгущались.
Уставшая, порядком испуганная Мадлен не знала, на что решиться. Слишком уж далеко она оказалась, пора бы и выбираться. Разум повелевал ей вернуться к главной тропе, но что-то подсказывало, что этого делать не стоит. Помедлив мгновение, девушка соскользнула с седла и, перекинув поводья через голову скакуна, повела его за собой по узкой тропинке. Куда-нибудь да должна же она привести!
Да и коню нужно остыть, он слишком разгорячен, даже бока у мальчика потемнели. Так будет правильней, утешалась она, уходя все дальше и дальше.
Идти было неловко: длинный шлейф амазонки постоянно цеплялся за камни или кусты, конь нервничал, вскидывал морду. Мадлен призадумалась, удастся ли ей добраться до безопасного места хотя бы к закату, или она проблуждает тут до утра? Ветер усиливался. Деревья раскачивались, хлеща друг друга ветвями, словно истовые паломники, подступившие к желанному храму. Небо угрожающе потемнело; сумрачный день завершался, обещая нелегкую ночь.
Мадлен прошла почти четверть мили, когда до нее донесся негромкий топот копыт. Девушка замерла на месте и зажала коню ноздри, чтобы тот не заржал. Предосторожность казалась нелепой – еще минуту назад она страстно желала, чтобы ее поскорее нашли. Но позвоночник Мадлен словно оледенел, а сердце заколотилось вдвое быстрее.
Она вся превратилась в слух и через минуту решила, что верховых приблизительно пятеро. Именно столько всадников и покидали Сан-Дезэспор поутру, но, поскольку все они в конце концов растерялись, подъезжавший отряд был определенно чужим.
Повинуясь внезапному импульсу, Мадлен сошла с тропы и завела жеребца в заросли. Она стояла недвижно, обхватив руками морду коня и боясь шевельнуться. Теперь кучи прелых листьев радовали ее: на них не оставалось следов и они гасили все звуки.
Перестук копыт сделался громче, и на тропе показались всадники. Их было шестеро: лица мрачны, лошади в мыле. Кровь застыла в жилах Мадлен. Этих людей она знала. Первым ехал Сен-Себастьян, за ним – де Ла Сеньи и Боврэ, остальных разглядеть не удалось, да это и не имело значения.
Глаза девушки округлились, лицо помертвело. Она прижала руку к горлу, пытаясь унять внезапную дрожь. Сен-Себастьян! Колени Мадлен подломились, внезапная слабость заставила ее судорожно вцепиться в гриву коня. Надо сейчас же, не размышляя, не тратя ни единой секунды, бежать! Скакать через весь лес очертя голову, напролом – лишь бы уйти, лишь бы не даться им в руки! Стой, шепнуло ей что-то. Стой как стоишь и молчи.
Всадники проехали мимо. Теперь о них напоминал только удаляющийся стук двух дюжин подков, и Мадлен вздохнулось свободней. Не расслабляйся, шепнул ей внутренний голос. Возьми себя в руки, переживать будешь потом. Тебе надо выйти из переделки целой и невредимой. Стук копыт постепенно стихал, и, когда он угас, Мадлен ощутила, что к ней возвращается мужество.
Поводья мешали, она накинула их на сучок, потом вздернула к талии бархат своей амазонки и принялась отвязывать нижние юбки. Отвязывала и переступала, отвязывала и переступала, пока последняя, четвертая, юбка не упала к ее ногам. Стало холоднее, зато свободнее. Наклонившись, Мадлен вытащила из закрепленных на голенище ботинка ножен маленький охотничий нож. Ее снабдил им когда-то отец – на случай неудачного падения с лошади. Чтобы можно было легко и быстро отсечь стремя, если в нем вдруг запутается нога. Теперь этот нож пригодится ей для другого. Мадлен примерилась и принялась отрезать от своих юбок длинные полосы, раскладывая их на траве, как бинты.
Это была непростая работа, и девушка порядком устала задолго до ее завершения. Наконец она решила, что полосок достаточно, чтобы несколько раз обмотать ими копыта коня. Сен-Себастьян, безусловно, не прекратит свои поиски, ей надо передвигаться бесшумно.
Когда она закончила бинтовать англичанина, в лесу стало много темнее и холодней. Ночь предстояла тяжелая, и надо было как-то ее пережить.
Мадлен уже собиралась отправиться в путь, как в голову ей пришла новая мысль. Охотящиеся за ней люди ищут всадницу, а не всадника. Одобрительным кивком похвалив себя за сообразительность, она отстегнула подпругу и стащила седло со спины жеребца. Прекрасное дамское седло, изготовленное для нее по заказу. Если ночью пойдет дождь – а скорее всего, он пойдет, – то оно будет безнадежно испорчено. Мадлен со вздохами сожаления затолкала седло поглубже под ветви низкорослой сосны, надеясь, что те защитят его от непогоды.
Потом, вздохнув еще тяжелее, она разрезала сверху донизу остававшуюся на ней юбку – как спереди, так и сзади, подоткнула ее где нужно и обмотала полотнища вокруг ног, закрепив их полосками ткани.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38