Копит, копит, копит. Смотреть противно. Чернила выпьешь – посчитает, дам пригласишь на ужин – занесет в списочек. Все думаю, когда его уже земля обратно примет… – сердито бубнил призрак.
И тут за спиной Думгара, что-то оживленно обсуждающего с ныне покойным господином Пу, выросла гигантская тень. Она закрыла собою полнеба и была вполне соизмерима с исполинским големом.
– Ловец Душ, – прошептал Мадарьяга. – Думгар! Голос его осекся.
– Думга-аар! – закричал доктор, кидаясь к другу и пытаясь заслонить его собой от надвигающейся громады. Но существо целеустремленно прошло сквозь него, наступая на того, кого он признал равным противником.
Голем обернулся всем телом. Двигался он как несокрушимая огромная скала, каковой, в сущности, и являлся, и движения его были полны величия, но отнюдь не стремительны. Тот же, кого вампир назвал Ловцом Душ, был ловок, скор и даже на первый взгляд невероятно, фантастически силен.
– Прочь! Отботлакшан сверт сенави!
Голос Галеаса Окиралла, герцога да Кассар, катился по пространству Бэхитехвальда, заставляя его содрогаться от ужаса и корчиться в бессильном гневе. Рухнуло какое-то сооружение, похожее на поросшую мхом и лишайниками витую раковину, из которой торчали куцые толстые отростки гнойно-зеленого цвета. То, что обитало внутри этого хищного здания, вспыхнуло черным огнем, от одного вида которого тиронгийские вельможи выпучили глаза и разинули рты. В небе истошно завопила крылатая тварь.
Ловец Душ пошатнулся, но устоял. Он оставил каменного исполина и обратил всю свою ярость на Зелга.
О, то был страшный противник. Ни в одном детском кошмаре, ни в одном сне или бреду не мог вообразить себе герцог такой свирепой, неконтролируемой, жадной и смертоносной силы. Фигурой Ловец походил на голема – то же подобие человека, только гипертрофированное, усугубленное до невозможности, до предела восприятия. В отличие от Думгара, у твари не было и подобия шеи, и голова сидела на бугрящихся мускулами плечах. Багровый провал рта был открыт, и оттуда разъяренными змеями вылетали три языка-присоски. Глаза… Это были не совсем глаза, в привычном понимании. Две дыры, в которых извивались и копошились не то личинки, не то толстые черви отвратительного синюшного оттенка и которые тем не менее могли выразить всю ненависть Ловца к обитателям Ниакроха. Над ушами угрожающе торчали кривые, направленные вперед рога. За его плечами топорщились жесткие крылья, которые он сейчас распахивал, намереваясь, очевидно, взлететь, дабы атаковать нового врага сверху.
Думгар, не мешкая, нанес ему сокрушительный удар по хребту. Удар такой силы мог бы обрушить крепостную башню, пробить ворота или, как мы наверняка знаем, раскрошить баллисту в щепки. Но Ловец даже не обернулся. Он взмыл вверх, наклонился всем корпусом вперед и устремился к некроманту, намереваясь… Один Тотис знает, что делает со своими жертвами Ловец Душ, когда приходит их час.
Юлейн вскрикнул, граф да Унара занес над головой меч – и как жалко, нелепо смотрелся маленький человек на фоне необъятной твари. Такангор встал перед своим повелителем, намереваясь принять удар на себя; а Иоффа-оборотень оскалился и приготовился к прыжку. Неизвестно, смогли бы они уничтожить Ловца, но им и не дано было узнать этого.
– Прочь! – негромко, но твердо повторил да Кассар, и с его пальцев сорвалась серебристая короткая молния, похожая на сверкающий дротик.
Он вознесся в густое грязно-коричневое небо Бэхитехвальда, обогнал крылатую тень и встретился с Ловцом Душ на полпути между двумя клубящимися безднами. Ловец издал странный звук, хватаясь крючковатыми пальцами за поразившее его оружие, которое будто всосалось в его плоть. Спустя краткий миг, равный взмаху ресниц, тело твари стало раскалываться на куски, расходиться широкими трещинами, как земля во время извержения вулкана. И точно так же в этих трещинах стала видна сверкающая синим кровь – если у этого создания вообще могла быть кровь.
На землю Ловец Душ рухнул бесформенной дымящейся грудой.
– Господа, – сказал Зелг, обращаясь к своему кузену и его свите, – времени не осталось. Бэхитехвальд сейчас вступит в свои права, поэтому передайте вашим людям приказ держаться возле моих костланг. Пусть каждый найдет себе напарника и защитника среди скелетов. Милорд Такангор, мне будет нужна ваша помощь – защищайте мой тыл. У меня не будет возможности оглядываться назад. Господин Карлюза! Поднимайте всех, кого можете. Князь, оповестите тех рыцарей, которые находятся на левом фланге: пускай немедленно подтягиваются к центру. Зажигайте факелы, свечи, все, что горит.
– Эти твари немного боятся огня, – подтвердил Мадарьяга.
– Этого огня они испугаются всерьез, – сказал герцог. – Юлейн, станьте ближе, и вы, генерал, и вы, господа. Это наша война, но вы нас чрезвычайно обяжете, если облегчите нашу задачу беспрекословным исполнением моих указаний.
– Слушаюсь, мессир! – рявкнул Галармон.

В башне кассарийского замка, сидя у самого лучшего в мире глядельного выкрутаса, довольно потирал руки Узандаф Ламальва да Кассар. Старый некромант, чья неупокоенная душа жаждала освобождения, чувствовал, что сладкий сей миг близится.
Там, на равнине Приют Мертвецов, во всполохах черного пламени, освещенная вспышками серебряных молний, возвышалась невероятная фигура человека в рогатом шлеме. Голем держал его опаленное черное знамя, минотавр прикрывал его спину. Стройные костеланги скелетов внимали каждому его движению и слову.
В этом величественном и могущественном существе не было в сию минуту ничего от юного ученого Зелга.
И Узандаф Ламальва наконец поверил, что Кассария склонится перед силой и властью того, кто рожден, дабы повелевать ею, и у кого вместо крови в жилах струится ее яд, – Галеаса Окираллы да Кассара.

Глава 15

Поди разберись, с чего начинать, когда ты наблюдаешь за такой разношерстной компанией, где каждый по-своему любопытен и интересен.
Вдумчивый читатель вправе спросить, где мы потеряли военного корреспондента Бургежу. Пытливый читатель, вероятнее всего, усомнится, что Галеас Генсен все это время сидел сложа руки и наблюдал за тем, как бесславно гибнут его воины. Человеколюбивый читатель поинтересуется, а не скрываем ли мы от него истинное число жертв. Женолюбивый – захочет узнать, где пропадает прекрасная Ианида. Опытный – совершенно справедливо заметит, что мы уделяем внимание мелочам, но так и не объяснили, с чего бы это вдруг бэхитехвальдские монстры подавились кассарийскими скелетами и откуда вдруг у Зелга прорезался талант к заклинаниям, и что в этой связи совершенно необязательно воспроизводить малозначительные диалоги, не несущие основной смысловой нагрузки. И только терпеливый читатель перевернет следующую страницу, сочувствуя летописцу и полагая, что тот рано или поздно не обманет его ожиданий.
Да здравствует терпеливый читатель!

* * *

– Кто он – этот Ловец Душ? – спросил Зелг у вампира, пользуясь минутой затишья.
– Некто или нечто вроде меня, Такангора или Думгара. Генерал, если можно так выразиться. Я восхищаюсь тобой, Кассар. Уничтожить Ловца невозможно. Ты совершил чудо.
От внимания Зелга не укрылось, что князь Мадарьяга впервые назвал его Кассаром, а не «малыш» или «мальчик мой». Он оценил эту перемену, но нельзя сказать, чтобы он ей обрадовался.
– Ты понял, что произошло? Со скелетом?
– Могу только предположить. Бэхитехвальд кормится чужими жизнями. Жизнь – бесценное сокровище, но ее можно отнять. А вот смерть отнять нельзя. Она навсегда остается с человеком. Если хочешь, смерть – это самый преданный пес и могучий защитник. Думаю, эта тварь просто захлебнулась силой смерти. Ибо сколько ее ни черпай, чашу сию не осушишь до дна.
– Спасибо, князь.
Зелг обвел взглядом видимое пространство. Его слегка удивило, что границы этого пространства существенно расширились за последние несколько минут. Будто, употребив заклинание, ни смысла, ни назначения которого он не ведал, он запустил некий сложный механизм, и теперь его тело и разум сами направляли его. Молодому герцогу казалось, что отступила усталость, настигшая его по окончании боя с тиронгийскими войсками и не отпускавшая ни на миг. Что выпрямилась спина и развернулись плечи, что меч будто бы удобнее устроился в ладони да и легче стал существенно. Что шлем больше не кажется чужим, а конь слушается поводьев и реагирует даже на прикосновение колен, чутко выполняя то, что от него требуется.
Он лучше видел, острее слышал и – хотя вокруг царил Бэхитехвальд – чувствовал Кассарию, ее гнев, ярость и негодование. Он еще не знал, чего она ждет или чего ей не хватает, чтобы изгнать захватчика, но в том, что королевство мрака ей не по вкусу, он не сомневался. И уверенность эта вливала в него новые силы.
«Наверное, – мелькнула мысль, – именно так чувствует себя вековое дерево, корни которого уходят глубоко в твердь земную, откуда оно и черпает свою невероятную мощь».
Странное дело, но тиронгийские воины, потерпевшие оглушительное поражение каких-то несколько часов тому, чувствовали себя уверенно и надежно под защитой своих победителей. Может, это и была та самая пресловутая наглядная агитация, о необходимости которой так долго толковал граф да Унара генералу да Галармону, призывая последнего ввести во вверенных ему войсках специальные учения, на которых бы солдатам и офицерам доходчиво и доступно объяснялось, как и почему они должны любить свою страну и ее правительство.
С учениями «О любви к стране и правительству» не сложилось, а вот для внушения неожиданной симпатии к костелангам скелетов, небритым кентаврам и сварливым гномам и кобольдам даже занятий не потребовалось.
Стремительные кентавры уже успели побывать во всех полках и подразделениях с сообщением о том, что каждому человеку предлагается, как они выразились, «спариться со скелетом». Окидывая взглядом наступавшую армию Бэхитехвальда, тиронгийцы к формулировкам не придирались и охотно отправлялись «спариваться».
Поняв, что пространство Бэхитехвальда сузилось до одного, пусть и огромного, тоннеля и нацелилось клином на замок да Кассар, люди старались держаться подальше от замка, но и не рассеиваться по бывшей равнине. Повторим, теперь здесь был враждебный город, лабиринт кривых улочек и жутковатых на вид зданий, и за каждым углом, за каждой дверью и в каждом окне зазевавшегося поджидала жестокая и неотвратимая гибель.
Небо густело и бурлило, словно адское варево. В нем то и дело мелькали силуэты птицеобразных монстров, которые с высоты обрушивались на избранные жертвы.
Тут и подстерегал их рядовой состав детского истребительного батальона скелетов, который наконец получил возможность совершенно официально, более того – с благословения окружающих использовать свои рогатки, самострелы и самодельные арбалеты.
«Кому что, а куре – просо», – говаривал по этому поводу Узандаф Ламальва да Кассар. Мудрый человек. Вопреки всему набирался с годами ума и к старости подошел с накопленным багажом знаний и опыта.

Мудрость не всегда приходит с возрастом. Бывает, что возраст приходит один.

Зелг прислушался. Ему казалось, что под поверхностью мостовых, мощенных черепами и костями, булыжниками и плитами, глубоко под землей раздаются сотни и тысячи голосов. Голоса эти взывали к нему, и его настигла догадка: это воины Кассарии, те, кто обрел на этой равнине свой последний приют, рвались стать в строй и отбить у неприятеля священную землю.
Затем был кратчайший миг, пауза между двумя ударами сердца, когда ему стало немного смешно и неловко из-за того, как он дотошно и наивно выпытывал у деда секреты некромантов. При чем тут мановение рукой или щелканье пальцами? Он просто хотел, чтобы его дорогие подданные, хранившие верность этой земле, своим соотечественникам и сюзерену даже после смерти, оказались плечом к плечу с собратьями по оружию.
Он захотел, он позволил, и стало по сему.
Они вырастали из плоти Бэхитехвальда, причиняя ему невыносимые страдания. Они прорывали его ткань в сотне и тысяче мест одновременно, и он не успевал латать эти зияющие дыры, на глазах расползаясь куском ветхой материи. Они проходили сквозь невоплотившиеся тени и нападали на тех монстров, кто уже был осязаем.
Конечно, они не выглядели столь импозантно и внушительно, как элитные рыцари полка «Великая Тякюсения», но зато это были храбрые и закаленные в боях воины; они видели смерть, они прониклись ею и были с ней заодно.
Кассария еще не вступила в это сражение, наблюдая и взвешивая, но Бэхитехвальд уже отступал. Он корчился и выл, он терял своих лучших бойцов и никого не получал взамен. Новые души, новые рекруты, новые поселенцы потустороннего королевства в этой битве не прибывали.
Князь Мадарьяга с волнением и восторгом наблюдал, как прятались тиронгийские солдаты за спасительными спинами скелетов и те преграждали путь созданиям мрака.
Кого только не поднял Зелг в том великом сражении: по полю шагали гигантские скелеты древних титанов; упорно, не сворачивая с намеченного пути, ползли безглазые василиски; маршировали ряды эльфов-лучников; защищали своих живых побратимов скелеты кентавров.
Да, армии Бэхитехвальда не было конца и края, но и подданные Зелга да Кассара были неисчислимы. И если нашествие тварей было движимо одной лишь алчностью и жаждой уничтожения, то защитники Кассарии были побуждаемы любовью.
А всякому известно, что существо, которым движет любовь, способно сотворить подлинное чудо. И подняться вровень с богами.
Знал это и Галеас Генсен, Нерожденный король Бэхитехвальда.

* * *

Он возник прямо напротив Зелга, и тот подивился, сколь странно выглядела высоченная тощая фигура, замотанная в складки черной материи. Нищий плащ, низко надвинутый капюшон, никаких украшений или регалий власти. Мрак и туман клубились вокруг него, как верные псы. За спиной возвышались преданные генералы (о, когда бы герцог знал, сколь верно было его определение:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49