Он и впрямь был уникальным в своем роде – единственный выживший за всю историю некромантских войн грандиозный каменный голем, с чьего высокого чела давно уже стерлась от времени надпись, гарантировав ему великую силу, свободу и бессмертие.
Впрочем, про смерть и бессмертие големов Зелг да Кассар пока что не знал, а если бы и узнал, то ровным счетом ничего бы не понял.
– Э-ээ, – пробормотал он, соображая, что вышеупомянутое «э-ээ» никак не тянет на приветственную речь наследника, впервые вступившего под сень отчего дома. – Ну, то есть, это… Я… вот… – И он пощелкал для убедительности пальцами.
– Добрый день, – пророкотал голем. – А столь необходимые уединение и тишину, равно как и глоток холодной освежающей воды милорд может найти на заднем дворе, если соблаговолит пройтись вот по этой тропинке. Мы же готовы ждать, сколько потребуется милорду, чтобы оценить и взвесить обстановку. Впрочем, позволю себе заметить, что горячие блюда уже готовы. И немериды под винным соусом просто исходят соком.
Упомянутые немериды были слабым местом молодого герцога. Немерид он был готов поглощать в неограниченном количестве, невзирая ни на настроение, ни на состояние здоровья или финансов. Несчастная либо счастливая любовь, карточный выигрыш или, напротив, проигрыш, слава либо безвестность – все это меркло в ту минуту, когда на стол ставили огромное серебряное блюдо, полное раскрытых раковин с нежнейшим розоватым мясом. Словом, грех чревоугодия – это святое дело.
То, что невероятный домоправитель знал об этой слабости своего далекого, незнакомого хозяина, тронуло Зелга и заставило его ощутить первый, пока еще слабый укол совести.
– Благодарю вас за теплую встречу, милейший Думгар, – молвил он не своим, каким-то скрипучим и бесцветным голосом. И, собрав всю волю в кулак, продолжил: – Я, вероятно, устал с дороги сильнее, чем предполагал. Вы угадали. Мне необходимо несколько минут тишины и уединения да глоток воды, чтобы взбодриться. Признаюсь, я взволнован.
И неверными шагами удалился по тропинке.
Если бы Зелга не подкосила так внезапная встреча с тем миром, реальность которого всю свою жизнь упорно отрицала Ласика и Ренигар да Кассар, он, возможно, и свихнулся бы оттого, что обычная на первый взгляд тропинка вынудила его три или четыре раза пройтись по кругу, затем сделать большую петлю и два раза продефилировать мимо знакомого уже парадного входа, чтобы потом увлечь в тенистый замковый парк. Нет, вообще-то это была приличная, нарядная, ненавязчиво извилистая тропинка, все повороты и извивы которой были продиктованы исключительно эстетическими принципами. Но новый наследник отчаянно не вписывался в окружающий пейзаж, и она решила показать ему, в каком мире отныне он пребывает. Сразу скажем: суть многих человеческих проблем ускользала от нее. Не станем приписывать заурядной тропинке какие-то невероятные свойства. Но справедливости ради – милосердие было ей не чуждо, и она вывела Зелга к заброшенному колодцу значительно раньше, чем он окончательно потерял голову, пытаясь преодолеть заколдованную геометрическую фигуру замысловатой формы, вычерчиваемую ею среди тенистых деревьев.
Сверкающий на солнце серебряный сосуд, украшенный невероятной чеканкой, – предположительно местное ведро – стоял на мраморном постаментике в окружении четырех статуй. Зелг сбросил его вниз, в воду, дивясь красоте самого колодца, необычной форме ведра, виду здешней цепи… Разум, спасаясь от перенапряжения, придает огромное значение мелочам, отказываясь осознавать целое. И правильно делает.
– А чтоб тебя пять раз подняло и двадцать гепнуло, лучше всего об кактус! Чтоб тебя маменька до ста лет опекала и за руку водила! Чтоб тебе мхом порасти снизу, а лишайником сверху! Чтоб тебя этим ведром буцало, чтоб тебе ни сухо, ни мокро было, личинка сухопутная!.. – раздалось из колодца и понеслось на всю округу, многократно усиленное подлым эхом.
Затем внизу кто-то завозился, заплескался и яростно подергал ведро.
– Чтоб тебе Думгар устроил воспитательный процесс!!! Чтоб на твоих костях Кассары сто лет изголялись… Ой-ё-алулу! С возвращением, мессир герцог, добро пожаловать домой. И позвольте сказать, что я являюсь подданным вашей благородной семьи вот уже четыреста пятьдесят лет подряд, чем постоянно горд и счастлив.
– Спасибо, – учтиво отвечал слегка поколебленный радостной встречей Зелг.
– Всегда пожалуйста, – донеслось снизу. – Это я вас поначалу просто не признал. Ежели что, я всегда тут, с багажом бесценного многовекового опыта, желанием посодействовать в любых начинаниях и беззаветным восхищением. Так что и советом, и деятельной помощью – в любой момент.
– Деятельной, пожалуй, не надо, – робко попросил герцог.
– А то могу, – настаивал утоплик.
– Не стоит беспокоиться.
– Это хорошо – беспокоиться я не люблю. Радикулит, знаете ли, ревматизм. Ведь все в сырости, все в сырости… А когда милорд изволил приехать? Что-то в среде водяных ходят противоречивые слухи.
– Только что.
– И сразу ко мне! Какая честь, какой восторг! Сегодня же напишу кантату для сводного хора жаб и сверчков, каковую в любой момент буду рад предоставить для светлейшего прослушивания.
– Я потрясен, – честно сказал молодой человек.
– То ли еще будет, – неожиданно прозорливо заметил утоплик.
– Почему вы так думаете?
– А, знакомое дело. – Кажется, тот, в колодце, махнул рукой. Что-то негромко плеснуло. – Я вот сам как утоп, так чуть не помер от удивления. Все необычно, все с толку сбивает. Но каких-то сто двадцать – сто тридцать лет прошло, и будто так и надо. Дело привычки.
– Каких-то сто двадцать лет… – прошептал герцог.
– Глазом моргнуть не успеете. Зелг помолчал.
– Жалко вас отпускать, такая честь оказана простому, скромному труженику ведра и ворота. Но ведь нужно быть справедливым. Нужно?
– Наверное.
– Ну, тогда идите в замок, несите свет и сладость другим подданным. К тому же Думгар немерид припас – страшное дело.
– А вы откуда знаете?
– Подумаешь, велика важность. Все ундинки в окрестностях запыхатые, растрепанные – а какое там вычесывание волосьев при луне, коли сутки напролет давай грузи моллюсков корзинами? Водяные на ушах стоят: а как сорт не приглянется?! А как качество не потрафит?! Уж, кажись, нам, утопликам, хуже не будет – но и то застращал Безымянный. Идол каменный, простите на злом слове.
– Думгар?
– А то!
– Так ведь он имянный. То есть имя имеет.
– Вы, господин герцог, на чело ему взгляните. Чистое чело, каких у големов не бывает. Там стирать и исправлять нечего, вот и выходит, что Думгар – это имя от людей. А от создателя имя было, куда ж без него, но сплыло. И теперь разрушить его невозможно, ибо кто нынче знает, как нарек Думгара тот, кто его когда-то поднял из чрева земного? Я вот, почитай, четыреста лет тут кукую, а ничего подобного не слышал. Ни сплетни какой, ни байки. Каменный свои тайны хранить умеет. А уж Кассария и подавно. Она все поглощает – и тайны, и время, и смерть самую…
– Спасибо за познавательную беседу, – несколько торопливо сказал Зелг. – Мне действительно пора в замок. До встречи.
– До встречи, – весело откликнулся утоплик. – Можно только просьбишку одну? Вы, милорд, сделайте милость: хоть аукните, допрежь ведром по голове забумбасить, или еще как свое право заявите. А то я могу спросонья такую мысль до сознания довести, что после фиолевым делаюсь.
– Фиолевым-то отчего? – растерянно спросил молодой герцог.
– Так я ж по жизни зеленый, цвета надежды и обновления, – охотно пояснил булькающий собеседник. – А как засмущаюсь, то пятнами иду, по старинке, по человечьей, прижизненной памяти. Красный в смеси с зеленым дает, как известно, коричневый. Ну и какие-то свойства здешней воды, водоросли всякие голубоватые – я ими, почитай, по макушку порос – вот и выходит фиолевый. Цвет, конечно, красивый, благородный, но обчиство его не уважает. Булькают тут всякие. Так что нижайше просим…
– Я постараюсь, – не слишком уверенно пробормотал да Кассар, полагая, что пора двигаться домой.
Уединения и тишины он получил столько, что о глотке свежей воды даже думать не желал. Нет, в замок, решительно в замок, пока не произошла еще какая-нибудь жизнеутверждающая встреча с благодарным подданным.
Говорят, благими намерениями дорога в ад вымощена. Может, да Кассар и не хотел сталкиваться с почитателями и поклонниками, но этого нельзя было сказать о поклонниках и почитателях.
Он тихо плутал себе по тропинке, даже не пытаясь пройти прямиком по газону (кто знает, что думает о подобных выходках газон некромантского замка?), когда его кто-то нежно подергал за полу камзола.
– Приветственность великую имею от всех подземелий Сэнгерая, – сообщил смешной скрипучий голосок. – С нижайшим поклоном от мастериона Зюзака Грозного и его величества Юлама Углекопа, прозванного в народе Замурзанным. Есмь Карлюза.
Зелг не хотел поворачиваться. Он уже догадывался, что это никакой не крестьянин и не замковый слуга, посланный нетерпеливым Думгаром с призывом отведать сладчайших немерид. Но не оборачиваться было неучтиво. И он…
…уперся взглядом в существо, более всего похожее на ящерицу в жилете и беретике, едва доходящее ему до груди. В существе он не без удивления опознал пещерного троглодита, которые, если верить специалистам, никогда не покидают пределов Сэнгерая без крайней на то нужды и уж точно не забредают так далеко на юг. Оно вежливо шаркало одной ножкой, а второй пыталось лягать не в меру предприимчивый куст, подтаскивающий троглодита поближе к каким-то хищным зарослям.
– Прикажите ему, ваша светлость! – потребовало существо.
– Боюсь, он меня не послушает. Ну да все равно. Эй, господин куст!
Куст как-то сразу напрягся и вытянул ветки, будто пытался встать по стойке «смирно».
– Так-то лучше, – улыбнулся Зелг, надеясь, что забавный троглодит не заметит, как сильно кружится у него голова.
Куст обиженно поджал ветки, всем своим видом давая понять, что забавный ящероид в беретике ему абсолютно безразличен.
– Прибыл, – захлебываясь от восторга, защебетал спасенный троглодит, – осваивать наук грызенье. Некромансерскую мудрость и усложненный язык людей. В войне готов стоять плечом к… – Он смерил взглядом высоченного Зелга и бойко доложил: – Локтю мессира наставника и по мере сил отправлять на бой умертвенные войска.
– Стоп, – попросил герцог. – Давайте по пунктам. Какая война? Какие войска? Какое некромансерское грызенье, наконец? Я ученый, а не некромант. Да, согласен, все это, – и он повел рукой по замковому двору и парку, – выглядит несколько странно и навевает определенные ассоциации на непосвященных. Но уверяю вас, на самом деле ничего сверхнеобычного тут нет и никогда не было. Я никого не могу принять в ученики по одной простой причине – я вообще не верю в черную магию. Кроме того, я убежденный пацифист.
– Газеты детально описовывают грядущую конфликтацию, – обиженно заметил Карлюза. – Зюзак имел грандиозное предвидение. И не бросовый есть я, а по рекомендовательному письму, которое глубокую воздейственность по силе имеет на читающего. Староста Иоффа покоряем был. Господин Думгар пускал в зал ожидания под лестницей на сии дни с приветственными словами: «Утопил бы тебя, ну да на все воля мессира». Мессир хочет меня утопительным видеть?
– Конечно нет! Оставьте эти глупости, вам тут никто не желает зла. Думгар вообще, вероятно, пошутил. Но об обучении и речи быть не может, ибо я не некромант!!! Это вы можете уразуметь?
– Доподлинно, – тонко улыбнулся троглодит. – Всенепременно таинственность блюсти будем, но я же по рекомендовательному письму. Досягал из самых подземелий через бури и пустыни и страдания от морской болезни на паршивом корабле с пьющей командой. Всемерно готов впитывать перлы ваших слов. Ну пожалуйста, – попросил он жалобно.
– Что он говорит? – обратился Зелг к равнодушным небесам. – Что он городит? Как я могу вести войну, командуя армией скелетов? Ради чего? Сплошной абсурд.
– Абсурд и есть! – рявкнуло у него над ухом. Звук шел откуда-то очень свысока, как если бы говорил со своим господином голем Думгар. Впрочем, голос Думгара выдавал в нем древнее существо, а этот, пока неизвестный, походил скорее на голема в ранней юности. Лет эдак в сто.
– Какие скелеты?! Зачем?! Они только под ногами путаться будут. Да и хлипкие: дунешь – на порох рассыплются. Все, что нужно на войне, – это мощь, ярость, натиск, отвага. Ну и фамильный боевой топорик. И желательно – чуткое и гениальное руководство прирожденного полководца. Так вот вам несказанно повезло: все это вы уже имеете, мессир. Включая фамильный топорик. Аккурат к боевым действиям.
И у ног Зелга вспахал землю боевой топор такой величины, что да Кассару стало немного дурно.

Топор настолько опасная вещь, что его следовало бы продавать по рецептам.
Рамон Гомес де ла Серна

– Войны не будет, – слабым, но решительным голосом произнес он.
– Это как же? – дружно грянули неизвестный и троглодит Карлюза. – Как это не будет, когда она уже идет? Хотите вы того или нет.
– Нужно немедленно созывать армию и возглавлять ее мною, – посоветовал тот, на кого Зелг так и не мог решиться поднять глаза.
– И поднимать скелетные соединения, попутно вкладывая в меня знания в надежде увидеть плоды просвещения в ближайшее время, – соглашался Карлюза.
– И показать им, кто на самом деле хозяин в этом королевстве, чтобы, цитирую «Королевский паникер»:

«…утопив все в крови и обратив нашу цветущую землю в прах и пепел, по которому будут маршировать бесчисленные и неумолимые полчища, устремить свой горящий яростью взор на иные государства – их богатства, земли, города и замки и прекрасных дев».

– Все правильно, только прекрасных дев могут оставить себе, – гудел кто-то, поигрывая топором перед самым носом несчастного герцога.
– Мамочка! – жалобно позвал Зелг.
Над ним нависла симпатичная бычья морда с золотым кольцом в бархатном полуокружье ноздрей и дружелюбно задвигала ушами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49