ОДНА ПОВАДКА, ОДНИ АППЕТИТЫ
И снова возвращаюсь к беседе с Дунаевским. Уже поправив на
пюпитре нотные наброски и положив руки на клавиши, он вдруг
воскликнул:
- А помните, как засуетились сионисты, когда в двадцатых годах к
нам начала проникать пресловутая АРА? Американская организация - она
под флагом "помощи Европе" сплавляла нам залежавшиеся товары. А заодно
добивалась концессий на нефть и уголь. Помните, как всюду по Украине
гуляли тогда куплеты на мелодию "Ойра, ойра"?
Присылает АРА, АРА
Нам подгнившие товары.
И недаром АРА, АРА
Спекулянтам - лучший друг!
- Оказалось, - усмехнулся Исаак Осипович, - не только
спекулянтам. Сионисты всех мастей прославляли американскую "помощь"
ради закабаления. "Гувер несет нам спасение", - шумели они. Для
Жаботинского и Герберт Кларк Гувер оказался лучшим другом - к этому
уже нечего добавить!..
Я упомянул о деятельности сионистов только на Украине, где прошла
моя юность. Не менее воинственны были они и в других краях нашей
Родины.
Сошлюсь на выдающегося дирижера Самуила Абрамовича Самосуда -
общением с этим талантливым и всесторонне интересным человеком я
обязан работе в Большом театре над либретто оперы Дмитрия Кабалевского
"В огне".
Предреволюционные и послереволюционные годы Самуил Абрамович
провел в Петрограде, будучи солистом оркестра б. Мариинского театра
оперы и балета.
- Летом и осенью 1917-го, накануне Октябрьской революции, -
рассказывал Самосуд, - в нашем театре частенько проходили самые
разнообразные митинги. Было это обычно днем. За кулисами репетировали
певцы и балерины, а со сцены в зал неслись громкие слова ораторов.
Кого только не пришлось мне там слышать! И меньшевиков, и эсеров, и
кадетов. Однажды, выйдя в фойе, я услышал взрыв негодующих возгласов.
Поспешил в ближайшую ложу бенуара, набитую царскими чиновниками. Двое,
помню, были в расшитых мундирах сенаторов. А в зале на созванном
эсерами митинге я увидел немало военных моряков - офицеров и матросов.
Выступал в эти минуты приглашенный устроителями митинга сионист.
Осуждая большевиков, он назвал февральский переворот не революцией, а
трагедией, которую надо, пока не поздно, остановить. Зал ответил
топотом ног. Еще призывал оратор не губить то хорошее, что было
присуще царскому режиму. Тут в зале началось невообразимое, особенно
протестующе загудели моряки. А в ложе один сенатор вразумительно
сказал другому: "Коли русский еврей выступает в роли защитника
государя императора, стало быть, он более верный слуга престола,
нежели мы с вами, ваше превосходительство". Я поинтересовался, кто он
такой, этот сионистский оратор. Мне назвали фамилию адвоката,
юрисконсульта крупного петроградского банка. Из его уст я впервые
услышал имя Жаботинского...
Когда над всей Украиной заалели советские красные флаги,
Жаботинский понял, что нет ему больше места на украинской земле. Но
Советская Украина и ее свободные граждане еврейской национальности не
забыли кровавых плодов иезуитского единения ревностного идеолога
еврейского буржуазного национализма Жаботинского и ставленника
украинского буржуазного национализма Петлюры, вдохновителя жестоких
расправ с евреями. И никого не удивило, что сионистский вожак в 1926
году проливал горючие слезы по поводу смерти своего брата по духу,
убитого в Париже.
"Да будет тебе земля пухом... из еврейских перин!"
Такое последнее напутствие трупу палача Петлюры произносит
рыдающий Жаботинский на карикатуре, помещенной тогда в одной из
одесских газет.
Но, вспомнив восторги дружка Жаботинского - петлюровского
министра Пинхаса Краснера на параде погромщиков в Виннице, я убедился,
что в горькой шутке одесского карикатуриста нет ни крохотной доли
неправды.
Ведь и предательская деятельность Краснера, и все позорные деяния
винницких сионистов были далеко не случайными и не изолированными
эпизодами. Нет, все это в точности совпадало с тем, что по указке
Жаботинского и его сообщника Гессена творили на захваченной Петлюрой
украинской земле сионистские организации, творили повсюду - и в
городах и в местечках.
Вот почему в 1970 году во взволнованном письме большой группы
работников народного хозяйства, культуры и науки Советской Украины -
людей еврейской национальности можно было прочесть:
"Мы хорошо знакомы с тем, какую позорную роль сыграли верховоды
сионистов в годы гражданской войны, идя на сговор с Деникиным и
Петлюрой, с Пилсудским и Врангелем, с организаторами кровавых
еврейских погромов".
А мой друг, известный украинский писатель Натан Рыбак, хорошо
знакомый с историей борьбы за Советскую Украину, пришел к такому
выводу:
"Сионисты сотрудничали с буржуазной Центральной радой и
петлюровской Директорией, в которой имели даже своих министров. И это
было закономерно, ибо интересы буржуазии были им ближе, нежели
интересы трудового народа. Сионист Жаботинский вел даже активную
деятельность по созданию сионистских воинских частей для оказания
помощи петлюровским войскам. И это в то время, когда петлюровцы
устраивали кровавые погромы во многих городах и местечках...
Удивляться нечему. У волков одна повадка и одни аппетиты".
ОСЕНЬЮ 1941-го
Более двух десятилетий не приходили мне на память те нелегкие дни
весны 1919-го, когда впервые увидел я волчью повадку и приметил волчьи
аппетиты сионистов. Не вспоминал их фанатических заклинаний и истошных
выкриков.
Сам себя теперь спрашиваю: отчего же так?
И убежденно отвечаю: жизнь, наша советская жизнь, не давала
повода к таким воспоминаниям.
Пришел, однако, день, когда в памяти с предельной рельефностью
всплыло сборище на винницком бульваре и отчетливо, в колоритных
подробностях, вспомнились оголтелые речи заправил обеих местных
сионистских организаций.
Пусть забылись имена сурово взиравших на насупившихся ребят
ораторов, пусть забылось, чем они внешне отличались друг от друга. Но
вспомнилось главное. Вспомнилось, как и тот и другой, словно
придерживаясь извечного ритуала, произносили слова нараспев,
молитвенно, с мистическим оттенком, явно рассчитывая поразить и
подавить наивно восприимчивую к эффектам полудетскую аудиторию.
И потревоженная острым толчком память безошибочно подсказала
смысл тех истерических фраз, вернее, заклинаний. Она воспроизвела
сгусток, спрессованное содержание того, что десятки подавленных
еврейских ребят услышали тогда близ оркестровой беседки:
"Еврейская нация избрана богом, мы первый народ среди народов. И
каждый, кто принадлежит к рассеянной ныне по всему свету нашей
всемирной нации, должен быть готов к тому, чтобы под бело-голубым
знаменем пойти с мечом на всех недостойных, мешающих евреям
соединиться на священной земле предков. Борьбу эту надо начинать
сегодня - в какой бы стране ни жил еврей, чем бы он ни занимался, ибо
в любой стране вечен и неизбежен антисемитизм".
Вспомнились в тот день и другие, отдававшие расовой идеологией
призывы, услышанные в отроческие годы от сионистов. Надо ли все
приводить здесь? Ведь на разный лад они отражали одну и ту же
националистическую и античеловеческую теорию сионизма.
Почему же махрово шовинистические откровения провинциальных
сионистов столь подробно вспомнились, мне только двадцать два года
спустя? Какой же острый и властный толчок ощутила моя память,
мгновенно воскресившая впечатления давнего отрочества? И почему
произошло это именно в тот сентябрьский день 1941 года под опаленной
военным пожаром Вязьмой, в полуразрушенном школьном здании, где
расположился разведотдел штаба стрелковой дивизии?
Потому что в тот день, присутствуя вместе с другими
писателями-фронтовиками при допросе четырех пленных эсэсовцев, я
своими ушами явственно услышал перепев того, что твердили сионисты
весной 1919-го.
Еще верившие в гитлеровский бред о "блицкриге", в предстоящий "на
днях" по стратегическому плану фюрера захват Москвы, пленные
фашистские выкормыши держали себя на допросе нагло и вызывающе. А
самый молодой из них, гитлерюгендовский активист, пытаясь обосновывать
генеральные задачи развязанной Германией войны, завопил:
- Мы, немцы, избранная нация! Мы призваны уничтожить всех, кто
мешает очищению и расцвету самой исключительной, самой чистой расы -
арийской! А для этого надо уничтожить презренных полулюдей - евреев. И
мы обязаны сделать это во всех странах, куда пришли.
Вариации на знакомые темы! Старые песни на новый лад!
Да, это был перепев того, что когда-то говорили винницкие
сионисты. С той лишь разницей, что тогда прославлялся культ
надуманного антинаучного понятия - семитской расы, а теперь пленный
фашист истерично вопил о культе расы арийской.
Меня потрясло разительное совпадение человеконенавистнических
излияний гитлерюгендовца с высказываниями, услышанными мною на
сионистских митингах в Виннице.
И в эти секунды мне привиделось, что на вопросы батальонного
комиссара отвечает не приземистый юнец в форме эсэсовского лейтенанта,
а долговязый человек в потрепанной студенческой фуражке, что вот-вот
начнет он ссылаться на своего хваленого идеолога Жаботинского.
Под впечатлением оголтелых выкриков молодого эсэсовца и
нахлынувших воспоминаний долго я не мог прийти в себя. А ночью в
полуразрушенном здании вяземской почты, в ожидании телефонной связи с
"Комсомольской правдой", я написал стихи, опубликованные потом
фронтовой газетой. Вполне сознаю их поэтическое несовершенство. И все
же должен привести здесь строки, показывающие, какие мысли возбудил во
мне фанатичный бред пленного гитлерюгендовца:
Он белоруску юную замучил,
Литовский город затопил огнем,
Поил мотор награбленным горючим,
Себя поил награбленным вином.
Мой дом хотел он смять паучьим танком,
Замучить он хотел и расстрелять
Мою жену - елецкую крестьянку,
Мою еврейскую задумчивую мать...
Тогда я еще не знал, что в те же сентябрьские дни 1941 года в
винницком гетто гитлеровцы зверски умертвили мою мать.
А когда до меня после освобождения Украины дошла эта страшная
весть, мог ли предположить я, что за истребленных гитлеровцами евреев
сионистские правители Израиля будут получать под видом репараций
регулярные субсидии!
С кем же заключили сионисты договор? С явным покровителем
неонацистов Аденауэром, тем самым, кто рабски умолял гитлеровского
министра внутренних дел Фрика признать его, Конрада Аденауэра, заслуги
перед нацизмом еще до захвата Гитлером власти в Германии.
Этим актом сионисты после войны переступили последнюю грань
цинизма и кощунства! Что же касается Аденауэра, то он с легкой душой
согласился на выплату Израилю репараций, ибо прекрасно отдавал себе
отчет в том, на что будут истрачены эти деньги.
Больно и тяжко мне подумать, что на марки, заплаченные
сионистским фарисеям за труп моей матери, был, возможно, снаряжен
летчик, сбросивший первую бомбу на мирные ливанские поселки и убивший
крохотных детей. Окровавленные сребреники, выкачанные израильскими
друзьями освенцимских и майданековских палачей, накоплены, быть может,
от продажи золотых зубов, вырванных гитлеровцами у жертв винницкого
гетто. Многие мои сверстники и друзья, не поверившие в отрочестве
сионистским увещеваниям и отказавшиеся сделать хоть бы один шажок на
пути к национализму, тоже были среди замученных в винницком гетто
жертв. На их трупах фашисты тоже создавали свои накопления, о которых
напоминают получаемые Израилем репарации. Поистине все возвращается на
круги своя!
Возмущения сделками между сионизмом и неонацизмом мне довелось
слышать не только в нашей стране. Немало гневных слов о "черном
договоре" слышал я от граждан Болгарии, Венгрии, Польши, Румынии,
Чехословакии, Австрии, Голландии, Дании, Бельгии. Близкие и родные
этих людей были умерщвлены гитлеровцами за колючими оградами гетто и в
газовых камерах концлагерей.
После встречи с пленным эсэсовцем под Вязьмой у меня появилось
еще немало реальных поводов снова и снова вспоминать братание
сионистских главарей с контрреволюционными погромщиками Деникина,
Петлюры, Скоропадского, Булак-Булаховича.
Да, не раз получал я наглядную возможность убедиться, что в дни
войны предательские акции сионистов в отношении евреев многократно
повторялись в еще более чудовищных формах, в удесятеренных масштабах.
Злодеяния сионистов стали не только масштабней, но и изощренней. И за
эти злодеяния расплатились жизнью десятки и сотни тысяч людей
еврейской национальности.
О ЧЕМ РАССКАЗАЛИ НАЦИСТСКИЕ АРХИВЫ
Мог ли я не вспомнить давнюю сделку винницких сионистов с
петлюровскими погромщиками, скажем, в мае 1945 года, когда
капитулировал фашистский гарнизон Берлина?
Ведь после первого же, самого беглого осмотра архивов "дома
Гиммлера", как называли в Берлине здание гитлеровского министерства
внутренних дел близ моста Альт-Моабит, наши офицеры обнаружили
документы, раскрывающие первый этап кощунственных переговоров агентуры
международного сионизма с руководителями министерства. Хранились в
"доме Гиммлера" и пространные обозрения сионистской прессы в
предвоенные годы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87