https://wodolei.ru/catalog/akrilovye_vanny/
В ответ на эти горькие
недоумения следует такое разъяснение:
- Около восьми миллионов долларов специально на новую синагогу
пожертвовали зарубежные богачи сэр и леди Вольфсон, что, как видите,
увековечено на иврите и английском массивной плитой у входа.
И жителям иерусалимских трущоб остается только подсчитывать,
сколько домов для них можно было бы построить на остальные шесть с
половиной миллионов.
Когда заходит речь о катастрофической нехватке жилья для олим,
сохнутовцы взваливают вину на чиновников министерства абсорбции, во
главе с министром Узаном, а те - на сохнутовцев. Но и те и другие в
одинаковой мере ненавидят жалующихся на скверное жилье новоприбывших
"непатриотов". В Остии мне рассказал беженец из Израиля, бывший
рижанин:
- В Хайфе приехавший из Каунаса пожилой человек заработал большие
неприятности и от "Сохнута", и от мисрада абсорбции. Власти
перехватили его письмо в Литву, где черным по белому было написано
приблизительно так: "Передайте всем, кто собирается в Израиль, чтобы
не забыли прихватить с собой палатку. Тогда они наверняка будут
обеспечены жильем". Конечно, крамольника как следует проработали, но
квартиры он как не имел, так и не имеет. Ох, с жильем для олим дело в
Эрец-Исроэль обстоит безнадежно. На этот счет среди недавних
израильтян, подумывающих о бегстве куда глаза глядят, в ходу старая
притча на новый лад.
Один еврей пожаловался раввину на страшную тесноту в своей жалкой
лачуге. Раввин посоветовал ему: посели у себя сначала кошку, потом
собаку, потом козу. А затем по одной выгоняй. Жаждавший мудрого совета
так и поступил. Когда он, наконец, выгнал козу, то действительно
почувствовал облегчение...
- В чем же новый лад этой и впрямь старой притчи?
- Такой вопрос задают все. Отвечаю: в том, что вместе с козой
очутился на улице сам жилец лачуги. Вероятно, он жил в тель-авивском
квартале трущоб - Кфар-Шалеме или Шабази, в доме, предназначенном на
слом. Но какой-то олим, потуже подтянув живот, предложил хозяину дома
пять шекелей надбавки, и хозяин выбросил своего старого жильца на
улицу. И тут уж ему не мог помочь самый мудрый раввин. Единственное
для бедняка утешение - то, что у нового жильца тесной лачуги семья на
двух человек больше...
Кстати, о кварталах нищеты Кфар-Шалеме и Шабази. Осенью 1982 года
тамошние жители подняли массовый бунт и вместе с детьми и престарелыми
родственниками направились к мэру. Им преградила путь полиция. Не
подействовало. Полицейские прибегнули к слезоточивому газу.
Демонстранты разбегались с возгласами: "Из своих вилл вы не видите
наших лачуг! Ваша "машканда" - дыра в кармане и фальшивая льгота!"
"Машкандой" именуется широко рекламируемая министерством
абсорбции ипотечная ссуда, то есть выданная под залог недвижимого
имущества денежная ссуда на приобретение квартиры. Таким образом, еще
не полученная квартира уже оказывается заложенной. Причем на кабальных
для олим условиях, ибо от дня получения ссуды до дня вселения в
квартиру строительные фирмы чуть ли не ежемесячно повышают расценки на
свои работы, стараясь не отстать ни на шаг от чудовищного роста
инфляции (по этому показателю Израиль вот уже много лет никому в мире
не уступает первенства). В итоге "машканда" обесценивается чуть ли не
до нуля и поддавшийся на банковскую удочку олим должен влезать все в
новые долги, намного превышающие сумму ипотечной ссуды.
Не знаю, опутал ли себя "машкандой" Саадия Шмуилов, вот уже почти
пять лет ютящийся с семьей из семи человек в маленькой комнатке за
номером 410 барака Пеэр в городе Хадере. Временами работает Шмуилов,
правда в Хайфе, но там не смог получить даже комнатенки. О своих
неудачных попытках добиться от пакидов (чиновников) хадерского
отделения "Сохнута" хоть какого-нибудь жилья он поведал в стишках,
получивших широкое распространение среди бывших советских граждан,
пока еще не бежавших из "страны отцов". Поэзия, естественно,
сверхпримитивная, но поистине документальная - в этом можно убедиться
по таким отрывкам:
Не тревожь ты "Сохнут", не тревожь,
Анекдотов о нем не рассказывай,
Так как этим его не проймешь,
И дебатов ему не навязывай.
Грубость слышна на каждом шагу:
"Кто вас звал и зачем понаехали?
Я помочь вам ничем не могу -
Отправляйтесь, откуда приехали",
Встань, "Сохнут", пробудись ото сна,
Обрати на олим ты внимание,
Ведь оставив родных и дома,
Получили мы боль и страдание.
Письма пишем родным и друзьям
С описанием страшных волнений
Воздержитесь, не ездите к нам,
Избегайте ужасных мучений!
ТАК ГДЕ ЖЕ СУЩЕСТВУЕТ ЕВРЕЙСКИЙ ВОПРОС?
"...К вечеру первого дня в вагон советских корреспондентов
явились два вестника капиталистического мира: представитель
свободомыслящей австрийской газеты господин Гейнрих и американец Хирам
Бурман... Для разгона заговорили о Художественном театре. Гейнрих
театр похвалил, а мистер Бурман уклончиво заметил, что в СССР его, как
сиониста, больше всего интересует еврейский вопрос.
- У нас такого вопроса уже нет, - сказал Паламидов.
- Как же может не быть еврейского вопроса? - удивился Хирам.
- Нету. Не существует.
Мистер Бурман взволновался. Всю жизнь он писал в своей газете
статьи по еврейскому вопросу, и расстаться с этим вопросом ему было бы
больно.
- Но ведь в России есть евреи? - сказал он осторожно.
- Есть, - ответил Паламидов.
- Значит, есть и вопрос?
- Нет, евреи есть, а вопроса нету...
Из купе вышли совжурналисты, из соседнего вагона явилось
несколько ударников, пришли еще два иностранца... Фронт спора был
очень широк - от строительства социализма в СССР до входящих на Западе
в моду мужских беретов...
Мистер Хирам Бурман стоял, прислонившись к тисненому кожаному
простенку, и безучастно глядел на спорящих. Еврейский вопрос
провалился в какую-то дискуссионную трещину в самом же начале
разговора, а другие темы не вызывали в его душе никаких эмоций..."
Читатели, конечно, узнали строки из "Золотого теленка",
сатирического романа Ильи Ильфа и Евгения Петрова.
Очень многое в этом романе - плоды неистощимой фантазии
талантливых сатириков. Но диалог американского сиониста Бурмана с
советским журналистом Паламидовым принадлежит к непридуманным
эпизодам. Подобного американского публициста Ильф и Петров встретили в
апреле 1930 года в специальном поезде, который вез на пуск Турксиба
советских и иностранных журналистов и гостей.
Об этом рассказывал поэтессе Зинаиде Николаевне Александровой и
мне советский прозаик Арон Исаевич Эрлих, друживший с Ильей
Арнольдовичем Ильфом и Евгением Петровичем Петровым еще со времен
совместной работы в "Гудке":
- Принося в "Гудок" очерки о пуске Турксиба, Евгений Петров
частенько делился с гудковцами своими меткими наблюдениями над
пассажирами специального поезда. Очень смешно описывал Петров
американского журналиста из сионистов, которого прозвал провинциалом
из местечка Нью-Йорк. А Ильф утверждал, что тот корреспондент
отважился поехать на открытие новой советской магистрали с
единственной целью: вдохновиться на какую-нибудь сенсацию по
"еврейскому вопросу" в духе среднеазиатской экзотики. Живой прообраз
Хирама Бурмана был, рассказывали Ильф и Петров, не столько удивлен
тем, что в Советском Союзе нет "еврейского вопроса", сколько
разочарован, даже обижен этим. Словом, как сказано в романе,
расстаться с этим вопросом американцу было больно...
Ох, многим, очень многим борзописцам было больно расстаться с
"еврейским вопросом" в Советской стране за десятилетия, что прошли со
дня встречи замечательных наших сатириков с сионистским писакой из
Америки! И те, кто не может просуществовать без пресловутого
"вопроса", продолжают упорно и методично придумывать и раздувать его.
Под диктовку главаря координационного комитета сионистских
организаций Бельгии Зусскинда, являющегося президентом, руководителем,
шефом многочисленных советов, лиг, объединений и прочая, и прочая,
антверпенские сионисты выпустили обширный манифест о "еврейском
вопросе" в Советском Союзе. Это совпало с наивысшим пиком активности
брюссельского филиала хулиганской "Лиги защиты евреев", созданной
небезызвестным террористом Кахане.
Достойную отповедь разнузданной клевете дала Антверпенская
федерация Коммунистической партии Бельгии в специальном обращении к
жителям своего города:
"То, что в Европе не были уничтожены все евреи, так это благодаря
победоносным советским армиям, освободившим их из концентрационных
лагерей.
Может быть, кое-что прояснит и тот факт, что Советский Союз был
одной из первых стран, признавших Израиль де-юре и де-факто. Однако
это признание не означало, что Советское правительство могло
когда-нибудь поддержать агрессивную политику израильского
правительства.
Ясно только одно: истеричная антисоветская пропаганда, проводимая
американским раввином Кахане и нашим Зусскиндом, действует, как
бумеранг. Народу Израиля нужна политика дружбы с советским народом, а
также с другими народами, в том числе с бельгийским".
И все же бельгийские и голландские сионисты лихорадочно мечутся в
поисках "еврейского вопроса". И, не найдя, придумывают.
Зачем же, однако, придумывать, если на нашей планете есть страна,
где "еврейский вопрос" - наболевший, жгучий, тревожный, с подлинно
расовыми отгенками - реально существует. И день ото дня обрастает, как
снежный ком, все новыми и новыми конфликтами, катаклизмами,
трагедиями.
Какая же это страна?
Та, где власть в руках сионистов.
- То, что я сейчас скажу, на первый взгляд может показаться
чудовищным, но Израиль раздирают, да, да, именно раздирают и ранят
дикие противоречия самого острого "еврейского вопроса". Я убедилась в
этом еще до войны 1967 года, когда переехала из Голландии в Израиль.
Моей собеседнице сейчас тридцать один год, хотя выглядит она
гораздо старше - глаза тусклые, потухшие. Восемнадцатилетней девушкой,
со всем пылом юности впитав в себя сионистские убеждения, она однажды
резко выступила на собрании молодых сионистов одной из еврейских общин
Амстердама:
- Мы все твердим и твердим: надо жить на родине отцов, надо
возродить и укрепить страну предков, надо все силы отдать священной
земле Израиля! Все слова, слова. Когда же начнутся дела? Как же мы
сагитируем других, когда сами остаемся в Голландии! Я решила показать
пример: уезжаю в Израиль!
Послышались дружные рукоплескания.
- Кто со мной?
А вот этот вопрос встретили томительным и гнетущим молчанием.
Даже юноша, которому незадолго до того был отдан первый в жизни
поцелуй, юноша, слывший самым красноречивым оратором общины и еще
вчера под звездами уверявший девушку, что не мыслит своей жизни без
нее, даже этот юноша, несколько минут тому назад казавшийся ей самым
близким и дорогим человеком на свете, молчаливо смотрел отрешенным
взглядом куда-то в сторону.
А после собрания остывший поклонник пытался образумить девушку:
- Ты привыкла к благам цивилизации. Ты не выдержишь жизнь в
палатках.
В ответ он услышал:
- Теперь-то я уж обязательно поеду. И в значительной степени
назло тебе!
Девушке устроили торжественные проводы. Родители подруг, втайне
косясь на нее, задарили девушку подарками. Богатый коммерсант, в
текстильной фирме которого служил ее отец, пообещал ей периодически
присылать в Израиль денежное вспомоществование.
Она поселилась в Иерусалиме и, хотя по своему образованию и
склонностям могла рассчитывать на более высокооплачиваемую работу,
сразу же согласилась пойти медицинской сестрой в инфекционное
отделение госпиталя. Ее обнадеживали радужными перспективами: ведь она
принадлежит к уважаемой прослойке ашкенази - выходцам из Европы. А ее
дети будут уже совсем привилегированными израильтянами - сабрами: они
ведь родятся в Израиле. И девушка...
Почему я не называю ее по имени и фамилии?
Не могу. Дал ей слово. Впрочем, не уверен, что при нашем
знакомстве девушка не назвала вымышленное имя, настолько боится сейчас
сионистов. Бежавшая обратно в Голландию из "страны предков", она
причислена амстердамскими сионистами к ренегатам и находится под их
неослабным подозрением. Владелец фирмы, где она работает, и без того
намерен избавиться от нее, посмевшей разочароваться в сионизме, да еще
и в самом Израиле. Вот почему она согласилась встретиться со мной
только в Гаагеблаго не так уж далеко от Амстердама.
И не в отеле, не у своих родственников, а на глухой улочке близ
памятника Свелинку - известному композитору XVI-XVII веков. В тот
апрельский полдень дул холодный зимний ветер, вперемешку с дождевыми
каплями падали неправдоподобно продолговатые снежные хлопья, но я не
решился предложить своей собеседнице укрыться в кафе: там бы у нас
разговора совсем не получилось.
Моя новая знакомая проявила себя в Израиле усердной, как она о
себе говорит, экзальтированной сионисткой. Закрывала глаза на бытовые
невзгоды, на очень многое, что ей не нравилось в Израиле, - уж очень
оно расходилось с ее пониманием человечности и гуманизма.
Главное, ей удалось необратимо вырвать из своего сердца молодого
амстердамского, как она говорит, сиониста "на словах".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
недоумения следует такое разъяснение:
- Около восьми миллионов долларов специально на новую синагогу
пожертвовали зарубежные богачи сэр и леди Вольфсон, что, как видите,
увековечено на иврите и английском массивной плитой у входа.
И жителям иерусалимских трущоб остается только подсчитывать,
сколько домов для них можно было бы построить на остальные шесть с
половиной миллионов.
Когда заходит речь о катастрофической нехватке жилья для олим,
сохнутовцы взваливают вину на чиновников министерства абсорбции, во
главе с министром Узаном, а те - на сохнутовцев. Но и те и другие в
одинаковой мере ненавидят жалующихся на скверное жилье новоприбывших
"непатриотов". В Остии мне рассказал беженец из Израиля, бывший
рижанин:
- В Хайфе приехавший из Каунаса пожилой человек заработал большие
неприятности и от "Сохнута", и от мисрада абсорбции. Власти
перехватили его письмо в Литву, где черным по белому было написано
приблизительно так: "Передайте всем, кто собирается в Израиль, чтобы
не забыли прихватить с собой палатку. Тогда они наверняка будут
обеспечены жильем". Конечно, крамольника как следует проработали, но
квартиры он как не имел, так и не имеет. Ох, с жильем для олим дело в
Эрец-Исроэль обстоит безнадежно. На этот счет среди недавних
израильтян, подумывающих о бегстве куда глаза глядят, в ходу старая
притча на новый лад.
Один еврей пожаловался раввину на страшную тесноту в своей жалкой
лачуге. Раввин посоветовал ему: посели у себя сначала кошку, потом
собаку, потом козу. А затем по одной выгоняй. Жаждавший мудрого совета
так и поступил. Когда он, наконец, выгнал козу, то действительно
почувствовал облегчение...
- В чем же новый лад этой и впрямь старой притчи?
- Такой вопрос задают все. Отвечаю: в том, что вместе с козой
очутился на улице сам жилец лачуги. Вероятно, он жил в тель-авивском
квартале трущоб - Кфар-Шалеме или Шабази, в доме, предназначенном на
слом. Но какой-то олим, потуже подтянув живот, предложил хозяину дома
пять шекелей надбавки, и хозяин выбросил своего старого жильца на
улицу. И тут уж ему не мог помочь самый мудрый раввин. Единственное
для бедняка утешение - то, что у нового жильца тесной лачуги семья на
двух человек больше...
Кстати, о кварталах нищеты Кфар-Шалеме и Шабази. Осенью 1982 года
тамошние жители подняли массовый бунт и вместе с детьми и престарелыми
родственниками направились к мэру. Им преградила путь полиция. Не
подействовало. Полицейские прибегнули к слезоточивому газу.
Демонстранты разбегались с возгласами: "Из своих вилл вы не видите
наших лачуг! Ваша "машканда" - дыра в кармане и фальшивая льгота!"
"Машкандой" именуется широко рекламируемая министерством
абсорбции ипотечная ссуда, то есть выданная под залог недвижимого
имущества денежная ссуда на приобретение квартиры. Таким образом, еще
не полученная квартира уже оказывается заложенной. Причем на кабальных
для олим условиях, ибо от дня получения ссуды до дня вселения в
квартиру строительные фирмы чуть ли не ежемесячно повышают расценки на
свои работы, стараясь не отстать ни на шаг от чудовищного роста
инфляции (по этому показателю Израиль вот уже много лет никому в мире
не уступает первенства). В итоге "машканда" обесценивается чуть ли не
до нуля и поддавшийся на банковскую удочку олим должен влезать все в
новые долги, намного превышающие сумму ипотечной ссуды.
Не знаю, опутал ли себя "машкандой" Саадия Шмуилов, вот уже почти
пять лет ютящийся с семьей из семи человек в маленькой комнатке за
номером 410 барака Пеэр в городе Хадере. Временами работает Шмуилов,
правда в Хайфе, но там не смог получить даже комнатенки. О своих
неудачных попытках добиться от пакидов (чиновников) хадерского
отделения "Сохнута" хоть какого-нибудь жилья он поведал в стишках,
получивших широкое распространение среди бывших советских граждан,
пока еще не бежавших из "страны отцов". Поэзия, естественно,
сверхпримитивная, но поистине документальная - в этом можно убедиться
по таким отрывкам:
Не тревожь ты "Сохнут", не тревожь,
Анекдотов о нем не рассказывай,
Так как этим его не проймешь,
И дебатов ему не навязывай.
Грубость слышна на каждом шагу:
"Кто вас звал и зачем понаехали?
Я помочь вам ничем не могу -
Отправляйтесь, откуда приехали",
Встань, "Сохнут", пробудись ото сна,
Обрати на олим ты внимание,
Ведь оставив родных и дома,
Получили мы боль и страдание.
Письма пишем родным и друзьям
С описанием страшных волнений
Воздержитесь, не ездите к нам,
Избегайте ужасных мучений!
ТАК ГДЕ ЖЕ СУЩЕСТВУЕТ ЕВРЕЙСКИЙ ВОПРОС?
"...К вечеру первого дня в вагон советских корреспондентов
явились два вестника капиталистического мира: представитель
свободомыслящей австрийской газеты господин Гейнрих и американец Хирам
Бурман... Для разгона заговорили о Художественном театре. Гейнрих
театр похвалил, а мистер Бурман уклончиво заметил, что в СССР его, как
сиониста, больше всего интересует еврейский вопрос.
- У нас такого вопроса уже нет, - сказал Паламидов.
- Как же может не быть еврейского вопроса? - удивился Хирам.
- Нету. Не существует.
Мистер Бурман взволновался. Всю жизнь он писал в своей газете
статьи по еврейскому вопросу, и расстаться с этим вопросом ему было бы
больно.
- Но ведь в России есть евреи? - сказал он осторожно.
- Есть, - ответил Паламидов.
- Значит, есть и вопрос?
- Нет, евреи есть, а вопроса нету...
Из купе вышли совжурналисты, из соседнего вагона явилось
несколько ударников, пришли еще два иностранца... Фронт спора был
очень широк - от строительства социализма в СССР до входящих на Западе
в моду мужских беретов...
Мистер Хирам Бурман стоял, прислонившись к тисненому кожаному
простенку, и безучастно глядел на спорящих. Еврейский вопрос
провалился в какую-то дискуссионную трещину в самом же начале
разговора, а другие темы не вызывали в его душе никаких эмоций..."
Читатели, конечно, узнали строки из "Золотого теленка",
сатирического романа Ильи Ильфа и Евгения Петрова.
Очень многое в этом романе - плоды неистощимой фантазии
талантливых сатириков. Но диалог американского сиониста Бурмана с
советским журналистом Паламидовым принадлежит к непридуманным
эпизодам. Подобного американского публициста Ильф и Петров встретили в
апреле 1930 года в специальном поезде, который вез на пуск Турксиба
советских и иностранных журналистов и гостей.
Об этом рассказывал поэтессе Зинаиде Николаевне Александровой и
мне советский прозаик Арон Исаевич Эрлих, друживший с Ильей
Арнольдовичем Ильфом и Евгением Петровичем Петровым еще со времен
совместной работы в "Гудке":
- Принося в "Гудок" очерки о пуске Турксиба, Евгений Петров
частенько делился с гудковцами своими меткими наблюдениями над
пассажирами специального поезда. Очень смешно описывал Петров
американского журналиста из сионистов, которого прозвал провинциалом
из местечка Нью-Йорк. А Ильф утверждал, что тот корреспондент
отважился поехать на открытие новой советской магистрали с
единственной целью: вдохновиться на какую-нибудь сенсацию по
"еврейскому вопросу" в духе среднеазиатской экзотики. Живой прообраз
Хирама Бурмана был, рассказывали Ильф и Петров, не столько удивлен
тем, что в Советском Союзе нет "еврейского вопроса", сколько
разочарован, даже обижен этим. Словом, как сказано в романе,
расстаться с этим вопросом американцу было больно...
Ох, многим, очень многим борзописцам было больно расстаться с
"еврейским вопросом" в Советской стране за десятилетия, что прошли со
дня встречи замечательных наших сатириков с сионистским писакой из
Америки! И те, кто не может просуществовать без пресловутого
"вопроса", продолжают упорно и методично придумывать и раздувать его.
Под диктовку главаря координационного комитета сионистских
организаций Бельгии Зусскинда, являющегося президентом, руководителем,
шефом многочисленных советов, лиг, объединений и прочая, и прочая,
антверпенские сионисты выпустили обширный манифест о "еврейском
вопросе" в Советском Союзе. Это совпало с наивысшим пиком активности
брюссельского филиала хулиганской "Лиги защиты евреев", созданной
небезызвестным террористом Кахане.
Достойную отповедь разнузданной клевете дала Антверпенская
федерация Коммунистической партии Бельгии в специальном обращении к
жителям своего города:
"То, что в Европе не были уничтожены все евреи, так это благодаря
победоносным советским армиям, освободившим их из концентрационных
лагерей.
Может быть, кое-что прояснит и тот факт, что Советский Союз был
одной из первых стран, признавших Израиль де-юре и де-факто. Однако
это признание не означало, что Советское правительство могло
когда-нибудь поддержать агрессивную политику израильского
правительства.
Ясно только одно: истеричная антисоветская пропаганда, проводимая
американским раввином Кахане и нашим Зусскиндом, действует, как
бумеранг. Народу Израиля нужна политика дружбы с советским народом, а
также с другими народами, в том числе с бельгийским".
И все же бельгийские и голландские сионисты лихорадочно мечутся в
поисках "еврейского вопроса". И, не найдя, придумывают.
Зачем же, однако, придумывать, если на нашей планете есть страна,
где "еврейский вопрос" - наболевший, жгучий, тревожный, с подлинно
расовыми отгенками - реально существует. И день ото дня обрастает, как
снежный ком, все новыми и новыми конфликтами, катаклизмами,
трагедиями.
Какая же это страна?
Та, где власть в руках сионистов.
- То, что я сейчас скажу, на первый взгляд может показаться
чудовищным, но Израиль раздирают, да, да, именно раздирают и ранят
дикие противоречия самого острого "еврейского вопроса". Я убедилась в
этом еще до войны 1967 года, когда переехала из Голландии в Израиль.
Моей собеседнице сейчас тридцать один год, хотя выглядит она
гораздо старше - глаза тусклые, потухшие. Восемнадцатилетней девушкой,
со всем пылом юности впитав в себя сионистские убеждения, она однажды
резко выступила на собрании молодых сионистов одной из еврейских общин
Амстердама:
- Мы все твердим и твердим: надо жить на родине отцов, надо
возродить и укрепить страну предков, надо все силы отдать священной
земле Израиля! Все слова, слова. Когда же начнутся дела? Как же мы
сагитируем других, когда сами остаемся в Голландии! Я решила показать
пример: уезжаю в Израиль!
Послышались дружные рукоплескания.
- Кто со мной?
А вот этот вопрос встретили томительным и гнетущим молчанием.
Даже юноша, которому незадолго до того был отдан первый в жизни
поцелуй, юноша, слывший самым красноречивым оратором общины и еще
вчера под звездами уверявший девушку, что не мыслит своей жизни без
нее, даже этот юноша, несколько минут тому назад казавшийся ей самым
близким и дорогим человеком на свете, молчаливо смотрел отрешенным
взглядом куда-то в сторону.
А после собрания остывший поклонник пытался образумить девушку:
- Ты привыкла к благам цивилизации. Ты не выдержишь жизнь в
палатках.
В ответ он услышал:
- Теперь-то я уж обязательно поеду. И в значительной степени
назло тебе!
Девушке устроили торжественные проводы. Родители подруг, втайне
косясь на нее, задарили девушку подарками. Богатый коммерсант, в
текстильной фирме которого служил ее отец, пообещал ей периодически
присылать в Израиль денежное вспомоществование.
Она поселилась в Иерусалиме и, хотя по своему образованию и
склонностям могла рассчитывать на более высокооплачиваемую работу,
сразу же согласилась пойти медицинской сестрой в инфекционное
отделение госпиталя. Ее обнадеживали радужными перспективами: ведь она
принадлежит к уважаемой прослойке ашкенази - выходцам из Европы. А ее
дети будут уже совсем привилегированными израильтянами - сабрами: они
ведь родятся в Израиле. И девушка...
Почему я не называю ее по имени и фамилии?
Не могу. Дал ей слово. Впрочем, не уверен, что при нашем
знакомстве девушка не назвала вымышленное имя, настолько боится сейчас
сионистов. Бежавшая обратно в Голландию из "страны предков", она
причислена амстердамскими сионистами к ренегатам и находится под их
неослабным подозрением. Владелец фирмы, где она работает, и без того
намерен избавиться от нее, посмевшей разочароваться в сионизме, да еще
и в самом Израиле. Вот почему она согласилась встретиться со мной
только в Гаагеблаго не так уж далеко от Амстердама.
И не в отеле, не у своих родственников, а на глухой улочке близ
памятника Свелинку - известному композитору XVI-XVII веков. В тот
апрельский полдень дул холодный зимний ветер, вперемешку с дождевыми
каплями падали неправдоподобно продолговатые снежные хлопья, но я не
решился предложить своей собеседнице укрыться в кафе: там бы у нас
разговора совсем не получилось.
Моя новая знакомая проявила себя в Израиле усердной, как она о
себе говорит, экзальтированной сионисткой. Закрывала глаза на бытовые
невзгоды, на очень многое, что ей не нравилось в Израиле, - уж очень
оно расходилось с ее пониманием человечности и гуманизма.
Главное, ей удалось необратимо вырвать из своего сердца молодого
амстердамского, как она говорит, сиониста "на словах".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87