Но мы можем убить быка,
брат. Мы можем убить быка! Наконец-то Инанна выплеснула свой гнев в один
сосуд! Пойдем, Гильгамеш! Пойдем и разобьем наконец этот сосуд!
Глаза его сияли от возбуждения. Сила рвалась из его тела. Я воспрянул
духом. Я улыбнулся в первый раз за столько дней и обнял его.
- Пошли, брат! - сказал он, и мы вышли на пыльные и грязные улицы
искать Небесного Быка.
Был полдневный час. В этой страшной жаре улицы были пусты, но дорогу к
быку спрашивать не пришлось. Я чувствовал его присутствие в городе, как
чувствуется близость раскаленного клейма у щеки. Точно так же чувствовал
его и Энкиду, в ком еще была жива острота чувств его прошлой жизни. Он
подставил лицо ветру, раздувал ноздри, его уши ловили все шорохи. Он
показывал, куда идти, и мы шли. В округе Льва мы натолкнулись на свежий
навоз. В округе Тростника мы увидели перевернутые тележки торговцев,
разбросанные по улицам товары, потому что здесь пронесся бык. А в округе,
прозванном Улей, где на тесных улицах едва остается место, чтобы пройти,
мы увидели выломанные из зданий кирпичи - там продирался бык.
Чуть позже мы наткнулись на кое-что похуже: камни мостовой были
запятнаны кровью, а мужчина и женщина стояли с пустыми глазами, как
статуи. Мужчина держал на руках изувеченное тело ребенка. Мальчик четырех
или пяти лет, оказавшийся на дороге у быка. Я взмолился, чтобы Энлиль дал
ребенку быструю смерть, но какую милость мог послать бог матери и отцу?
Когда мы пробегали мимо, женщина узнала нас и протянула к нам руки, словно
молила меня: "О царь, отдай мне обратно моего сына!" Я не мог сделать это
для нее. Я не мог дать ей в утешение ничего, кроме крови проклятого быка.
Только утешит ли это ее?
Смерть этого малыша, думалось мне, на совести Инанны. Вот как она
служит своему народу, убивая невинных младенцев разъяренными быками!
Энкиду и я мчались вперед, с мрачными лицами, сосредоточенно. Еще
немного - и мы свернули на Площадь Нингал. Тут мы и нашли того самого
быка, дико скакавшего, словно игривый теленок.
Он был совершенно белый. (Все храмовые быки - белые). Он был огромен,
глаза его были обведены красным, а рога острые и длинные, как копья. Они
изгибались, как лиры. Я увидел на его передних ногах и груди брызги крови
- крови ребенка. Когда мы пошли на него, он почуял нас и остановился.
Потом он развернулся и злобно уставился на нас своими горящими, как угли,
глазами. Он фыркнул, затопал ногами, опустил голову - он готовился к
нападению. Энкиду посмотрел на меня, а я на него. Мы с ним вместе убивали
слонов, львов, волков. Мы даже убили демона, который вырывался из-под
земли. Но мы еще ни разу не убили быка, а этот бык наслаждался в первый
раз всей полнотой свободы после столь долгого плена. Он был полон своей
силой, да вдобавок в нем была еще и сила Отца Энлиля. Я не сомневался, что
этот бык в тот день был Небесным Быком, точно так же, как в определенное
время Инанна-жрица становится Инанной-богиней, а Царь Урука - богом полей.
Мы затаили дыхание и приготовились встретить его напор, зная, что это
будет нелегкая победа.
Я поманил его рукой.
- Иди к нам, - шептал я, стараясь, чтобы мой голос звучал призывно. -
Иди к нам. Иди. Иди. Я - Гильгамеш, а это Энкиду, мой брат.
Бык затопал копытами. Бык фыркнул. Бык поднял свою огромную голову и
тряхнул рогами. А потом он набросился на нас, сорвавшись с места с
величием и изяществом. Казалось он почти летел, когда несся к нам по
площади Нингал.
Энкиду, смеясь, крикнул мне:
- Ах, брат, вот будет забава! Играй с ним! Играй! Нам нечего бояться!
Он побежал в одну сторону, я - в другую. Бык остановился на полном
скаку, развернулся и помчался в бой снова. Потом остановился еще рае,
снова развернулся, взбивая копытом пыль. Казалось, он недоуменно хмурился
всякий раз, когда мы носились перед ним взад-вперед, хохоча, хлопая друг
друга по плечам, играя. Бык плевал нам в лица пеной, хлестал нас хвостом,
но догнать нас и затоптать не мог.
Пять раз бык бросался на нас, и пять раз мы проносились мимо него, пока
он не разозлился. Потом он бросился на нас снова, лавируя с демонической
хитростью, меняя свое направление столь же легко, как мальчишка-танцор при
храме, прыгая то туда, то сюда. Он бешено прыгнул на Энкиду с опущенными
рогами, и я испугался, что он пропорет моего брата, но нет! Как только бык
оказался рядом, Энкиду протянул руки и схватился руками за рога, а потом
легко забросил себя быку на спину, перевернувшись в воздухе! Он оседлал
быка, крепко схватив его рога.
И тут началось такое, чего мир еще не видел. Энкиду, верхом на Небесном
Быке, держа его за рога, крутил его башку то вправо, то влево. Бык в
ярости вставал на дыбы, пытаясь сбросить Энкиду, но не тут-то было! Я
стоял перед ними, глядя на эту картину с радостью и восторгом. Бык не мог
избавиться от Энкиду. Он прыгал, ревел, топал копытами, швыряя вокруг себя
клочья пены, а Энкиду крепко держался на нем. Он старался сломить
сопротивление быка, заставить его склонить свою мощную голову. Я слышал
раскаты хохота Энкиду, и сердце мое радовалось. Я видел, как руки Энкиду
напряглись от усилий, и это зрелище доставляло мне удовольствие. Я смотрел
как бык становится угрюмым и понурым. Но тут сражение получило неожиданный
поворот. Бык, передохнув секунду, с новой силой рванулся, вскочил,
стараясь с удвоенной силой стряхнуть Энкиду на землю. Я испугался. Но
Энкиду совсем не выказывал страха. Он держался крепко, он вертел огромную
бычью башку из стороны в сторону, пригибая ее к земле.
- Бей, брат! - вскричал Энкиду. - Бей, бей сейчас! Ударь его мечом!
Да, это был самый подходящий момент. Я рванулся вперед и, схватив меч,
и вогнал его в шею быка. Я ударил его в затылок, глубоко всадив лезвие.
Бык издал звук, какой издает море, откатываясь от берега, и глаза его
подернулись пеленой, пылающая в них ярость потускнела. Какой-то момент он
стоял неподвижно, потом колени под ним подломились. Энкиду ловко спрыгнул
с него, приземлившись рядом со мной, мы засмеялись и обнялись возле
умирающего быка, пока он не затих. Потом мы вырезали бычье сердце и здесь
же, на месте, принесли его в жертву богу Уту-солнцу.
Я оглянулся кругом и на городской стене увидел фигуры людей. Я тронул
Энкиду за плечо и показал туда.
- Там твоя богиня, - сказал он.
И точно, это была она. Инанна и ее прислужницы, должно быть наблюдали
борьбу с быком. Я чувствовал жар и силу ее ненависти даже на расстоянии. Я
приставил ладони ко рту и прокричал:
- Смотри, жрица! Мы убили твоего быка! Скоро, наверное, придут дожди!
- Горе тебе! - ответила она голосом как из преисподней. - Горе
Гильгамешу! Горе тому, кто осмеливается перечит богине! Горе убийце
Небесного Быка!
На это Энкиду прокричал ей:
- Горе тебе, каркающая ворона! Получай мою жертву!
Он дерзко вырвал мужские части быка и со всей силой швырнул их так, что
окровавленное мясо шлепнулось о городскую стену почти у ног жрицы. Он
засмеялся своим раскатистым смехом и крикнул:
- Тебе, богиня! Нравится? Попадись ты мне в руки, я бы замотал тебя всю
бычьими кишками!
В ответ на это святотатство она прокляла нас, Энкиду и меня, а люди
возле нее на стене - жрицы, прислужники, храмовые блудницы, писцы - все,
кто пришел посмотреть, как бык нас уничтожит - подняли страшный плач и
жалобные моления.

25
Я не позволил Инанне взять бычью тушу, чтобы похоронить его на земле
храма: я не хотел ни в чем ей уступать. Я позвал мясников, велел порезать
мясо на кусочки и выбросить городским бродячим собакам, чтобы показать,
насколько я презираю Инанну, ее быка и ее чары. Рога того быка я взял
себе. Я отдал их своим ремесленникам, которые были поражены длиной рогов и
их толщиной. Я велел им украсить рога золотом и лапис-лазурью и повесить
их во дворце на стену. Рога были столь велики, что вмещали в себя шесть
мер масла. Я наполнил их тончайшими благовониями и совершил возлияние в
святилище Лугальбанды в честь моего бога-отца, который принес мне эту
победу.
Когда все это закончилось, мы с Энкиду омыли руки в реке и проехали
вместе по улицам города ко дворцу. Люди осторожно выглядывали из домов,
чтобы посмотреть на нас, а потом стали выходить на улицу, и вскоре на
нашем пути по улицам стояло множество людей. Меня охватило хвастливое
настроение и я выкрикивал: "Кто самый знаменитый герой? Кто величайший
среди людей?" И они откликались: "Гильгамеш самый знаменитый герой!
Гильгамеш величайший среди людей!" Почему бы мне было не похвастаться?
Инанна выпустила Небесного Быка - мы с Энкиду убили его. Разве мы не имели
права хвастаться?
В ту ночь во дворце мы устроили великий пир. Мы пели, пили и танцевали
всю ночь. В ту же ночь подул ветер, прозванный Обманщиком, воздух стал
мягким и влажным. Еще до утра пролился первый дождь, и потом всю зиму
дожди орошали иссохшую землю.
Тот день был вершиной моей славы. Тот день был пиком моего триумфа. Я
чувствовал, что нет ничего такого, что я не смогу свершить. Я увеличил и
приумножил богатство моего города и сделал его одним из самых сильных
городов земли. Я убил Хуваву, я убил Небесного Быка. Я принес дожди в
Урук. Я был добрым пастырем народу. Тем не менее я знал мало радости и
много печали в тот день. Такова воля богов. Такова жизнь. В ней есть
величие, есть и печаль, и мы узнаем в свое время, что тьма следует за
светом, хотим мы того или нет.
Наутро Энкиду пришел ко мне. Выглядел он мрачным и усталым. Я спросил:
- Брат мой, почему ты столь печален, когда бык лежит мертвым, а дожди
пришли в Урук?
Он сел возле моего ложа, вздохнул и сказал:
- Друг мой, почему великие боги собираются на совет?
Я не понял. Потом он сказал:
- Мне приснился тяжкий сон, брат.
Ему приснилось, что боги сидели в зале совета. Там был Ан, и Энлиль, и
небесный Уту, и мудрый Энки. И небесный отец Ан сказал Энлилю: "Они убили
Небесного Быка, и они убили Хуваву, демона, поэтому один из них должен
умереть. Пусть это будет тот, кто рубил кедр, кто оголил наши горы от
кедровых стволов".
Тогда заговорил Энлиль: "Нельзя Гильгамешу умирать, ибо Гильгамеш -
царь. Умереть должен Энкиду". Слово взял Уту: "Они искали моей защиты,
когда шли убивать Хуваву, и я защитил их. Когда они убили быка, они
принесли мне в жертву его сердце. Они не сделали ничего плохого. Энкиду
невиновен, почему он должен умирать?" Это очень рассердило Энлиля, и он
разгневанно обернулся к небесному Уту, говоря: "Ты говоришь о них, будто
это твои товарищи! Но они согрешили, и Энкиду должен умереть!" Спор
продолжался, пока Энкиду не проснулся.
Когда он закончил свой рассказ, я тихо сел и старался, чтобы мое лицо
ничего не выражало. Какой ужасный сон! Он преисполнил меня страхом. Я не
хотел, чтобы он это видел. Я хотел отогнать этот сон, отмести его прочь,
как отметают сухой тростник. Наконец я сказал:
- По-моему, ты не должен принимать этот сон близко к сердцу, брат.
Часто подлинное значение снов бывает нам неясно.
Энкиду печально уставился в пол.
- Сон, предвещающий смерть, останется сном, предвещающим смерть, -
сказал он наконец. - С этим согласятся все. Я уже мертвец, Гильгамеш.
Я сказал, что все это глупости. Я сказал, что нелепо какому-то сну дать
захватить себя, дать ему управлять тобой. Не могу притворяться - сам я
полностью верил в то, что говорил. Поэтому, я настоятельно посоветовал ему
выбросить все сны из головы и, как ни в чем ни бывало, заниматься своими
делами, как будто он ничего не слышал, кроме шороха листьев или пения птиц
в саду.
Казалось, это ободрило его. Он кивнул мне и сказал:
- Да, возможно я слишком серьезно отнесся к этому.
- Чересчур серьезно, на мой взгляд.
- Да-да. Это мой большой недостаток. Ты умеешь приводить меня в
нормальное состояние, брат мой.
Он улыбнулся и крепко пожал мне руку. Потом, поднявшись на ноги, он
присел в борцовскую стойку и поманил меня:
- Ну-ка, иди сюда! Как насчет небольшого состязания, чтобы на душе
стало веселее?
- Отличная мысль! - ответил я. Стало легче на душе, оттого что он
выглядел не таким печальным. Мы долго боролись, потом совершили омовение и
отправились на собрание совета города. Я отбросил мысли о сне и то же
самое, кажется, сделал он.
Несколько дней спустя, как акт благодарения за избавление города от
Небесного Быка я, распорядился совершить ритуал очищения, известный, как
Закрытие ворот. Это был обряд, который в Уруке не исполняли так давно, что
даже самые старые жрецы не помнили всех его подробностей. Шесть ученых по
моему приказу три дня рылись в библиотеке Храма Ана, ища описание обряда.
Единственное, что они смогли найти, была табличка, написанная такими
древними знаками, что они не поддавались прочтению.
- Ничего страшного, - сказал я им. - Я буду молить Лугальбанду, чтобы
он указал мне, что надо делать.
Я хотел проверить, действительно ли проходы, которые находятся под
городом и открываются в преисподнюю, были запечатаны, так как Инанна
грозилась открыть их, если что-то не получится с Небесным Быком. В своем
гневе она действительно могла испортить ворота, чтобы демоны или души
умерших могли проникнуть в город. Поэтому я хотел убедиться, что ворота
заперты и придумал специальный ритуал с целью совершить такую проверку. Я
сочинил обряд на основе того, что сумел вытащить из памяти старых жрецов,
из записи на старинной табличке и своих собственных домыслов относительно
того, что пристойно этому обряду. Мне кажется, получился настоящий обряд.
И все же, если бы мне пришлось выполнить его снова, я бы оставил ворота в
преисподнюю стоять открытыми тысячу лет, чем снова пережить то, что
досталось мне в тот день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44