И все
же мы обязаны дерзать - вот что я думаю.
- И умереть. Никогда бы не подумал, что ты так мечтаешь о смерти,
Гильгамеш. Неважно, что ты говоришь, важно, на что это похоже.
- Да нет же! Нет! Я хочу отбиваться от смерти, пока смогу! Но в страхе
я жить не собираюсь! Разве может так быть, Энкиду, что ты боишься?!
Мои слова не вызвали в нем гнева. Он отвернулся нахмурившись.
- Я видел Хуваву, - мрачно сказал он.
Тут я разозлился. Это был не тот Энкиду, которого я знал.
- Ну и ладно! - вскричал я. - Бойся его на здоровье! Но я не буду!
Оставайся в безопасности, где потеплее. Говорю тебе, пойдем со мной в
Землю Кедров. Путешествие тебя освежит, а бодрящий воздух пробудит твою
душу. Но когда мы окажемся в лесу, ты пойдешь, укрывшись за моей спиной.
Ну и что, если он убьет меня? Если я паду от его когтей, то оставлю после
себя, по крайней мере, громкое имя, которое будут повторять вовеки. Про
меня будут говорить: "Гильгамеш, тот, кто погиб от свирепого Хувавы!" Это
ведь не позор. Разве может быть позором смерть от лап демона такого
страшного, что он вселяет страх даже в душу героя Энкиду?
Он встретился со мной глазами. Он усмехнулся и ноздри его раздулись.
- До чего же ты хитер, Гильгамеш!
- Я - хитер? Как это?
- Да ты только что сказал мне, что позволишь мне спрятаться за твоей
спиной.
- Тебе там будет безопаснее, Энкиду.
- Ты так думаешь? Чтобы в Уруке потом говорили: "Вот Энкиду, он шел,
спрятавшись за спиной своего брата, когда они шли по лесу демона!"
- Но если этот демон тебя так пугает...
- Ты знаешь, что я буду идти с тобой рядом, когда мы войдем в лес,
Гильгамеш.
- Нет, этого я от тебя требовать не могу - ты же видел страшного
Хуваву.
- Избавь меня от своих насмешек, - устало сказал Энкиду. - Я буду идти
рядом с тобой. И ты это знаешь, Гильгамеш. Ты это знал с самого начала.
Мы рассмеялись, обнялись, как два медведя, и покончили со всякими
лишними разговорами. Я пустил слух по городу, что скоро отправлюсь из
Урука в Землю Кедров.
Не могу сказать вам, сколько раз во время приготовлений к нашему
путешествию я просил Энкиду описать мне демона. И каждый раз он говорил
одно и то же. О страшном реве, о пасти, похожей на огонь, о бурном потоке
чудовищной силы. Я никак не мог заподозрить его во лжи: хитрость была не
свойственна Энкиду, в нем не было и намека на умение лгать и
изворачиваться. Было ясно, что демона он видел, и демон этот был не
пустячным противником. Время от времени все мы видим демонов, поскольку
они таятся повсюду, прячась за дверями, в воздухе, на крышах, под кустами.
Я и сам часто видел демонов. Но никого, сравнимого с Хувавой я не
встречал. Тем не менее, страха я не испытывал. Сам страх Энкиду только
усилил мое желание непременно получить лес из владений Хувавы.
Я выбрал пятьдесят человек, чтобы они пошли с нами, среди них и
Бур-Хуртурре. Забарди-Бунугга по моему приказу остался в городе
командовать армией в мое отсутствие. Я велел отлить огромные топоры для
рубки деревьев, каждый весом в три талана, чьи рукояти были сделаны из
дуба и мореного дерева. А мои ремесленники сделали нам мечи, достойные
героев. Каждый меч весом в два талана, золотые ножны, а рукояти мечей
могла обхватить только рука крупного человека. Мы собрали наши самые
острые топоры, охотничьи луки, копья. Накануне дня отправления я услышал в
ушах звуки военной песни, которую давно не слышал, и снова почувствовал
себя мальчишкой. Кровь заиграла в моих жилах.
Разумеется, старшины были против. Они собрали делегацию на пристани и
величественно вошли в город через Ворота Семи засовов, с пением молитв, с
постными рожами. Вокруг них на Рынке Земли собрались люди и стали
причитать и плакать. Я понял, что без неприятностей не обойтись. Поэтому я
пошел на рыночную площадь и предстал перед старшинами. Нетрудно было
угадать, что они скажут: "Ты еще молод, Гильгамеш, и твоя храбрость
больше, чем твоя мудрость. Твое сердце ведет тебя на очень рискованное
предприятие. Стоит тебе пойти по дороге, которой ты еще не ходил, и ты
потеряешься. Ты силен и могуч, но тебе вовеки не одолеть Хуваву. Он -
настоящее чудовище. Его рев подобен горному потоку, его пасть - огонь, его
дыхание - смерть". И так далее все в том же духе. Именно это они и
говорили. Я их выслушал. Потом я с улыбкой ответил, что буду просить
защиты у богов и уверен, что боги защитят меня, как они всегда делали это
раньше. "Этой дорогой я раньше не ходил, верно... - сказал я, - но я иду
без страха. Я иду с радостным сердцем".
Когда они увидели, что я не переменю своего решения, тогда они запели
на иной лад. Теперь они заклинали меня, чтобы я не был так уверен в своей
силе. Пусть Энкиду идет первым, говорили они. Пусть показывает дорогу,
пусть собой прикрывает царя. Этот совет я выслушал спокойно, не ввязываясь
с ними в споры. Они наставляли меня вверить свою душу солнечному богу Угу,
он ведь бог, который охраняет всех, кто находится в опасности, и я
поклялся в тот же день пойти в храм Уту и принести ему в жертву двух
козлят: белого и черного. Я буду молить Уту помочь моим начинаниям, и
пообещаю ему великие дары и славу, если он даст мне благополучное
возвращение. А на своем пути в Землю Кедров я выполню все обряды, чтобы
предохранить себя от бед. Все эти вещи я обещал искренне. Я на самом деле
пребывал в неведении относительно опасностей.
Когда старшины прекратили меня терзать, настала очередь жрицы Инанны,
которая призвала меня в тот самый храм, что я построил, и сердито мне
заявила:
- Что за безумие, Гильгамеш? Ты куда собрался?
- Ты мне не мать, чтобы так со мной разговаривать.
- Ты царь Урука, и если ты погибнешь в этом путешествии, кто будет
царем после тебя?
Пожав плечами, я ответил:
- Это решать богине, а не мне. Не бойся, Инанна. В этом путешествии я
не погибну.
- А если?..
- Я не умру, - повторил я.
- Неужели так важно предпринять это путешествие?
- Кедр нам очень нужен.
- Так пошли свои войска, и пусть они сражаются с демоном.
- И все бы рассказывали, что я испугался Хувавы и посылаю войска вместо
себя. Я же буду уютно сидеть дома до конца своих дней. Нет уж, Инанна, я
отправлюсь, это решено.
Она в бешенстве посмотрела на меня. Я почувствовал, как всегда, силу ее
красоты. И еще я почувствовал всю силу ее любви ко мне, которая бушевала в
ней, как небесный огонь, с тех самых пор, когда мы еще были детьми. Еще я
почувствовал тот гнев, который она питала ко мне за то, что мы не могли
любить друг друга так, как все смертные мужчины и женщины.
Я подумал о той единственной ночи в году, когда она и я были на ложе
богини, когда она лежала нагая в моих объятиях; грудь ее вздымалась, бедра
раскрывались, пальцы раздирали мне кожу на плечах; и я подумал, а доживу
ли я до того, чтобы снова обнять ее? На свой лад я тоже любил ее, хотя моя
любовь всегда была смешана с каким-то недоверием и немалым страхом перед
ней. Мы помолчали. Потом она сказала:
- Я принесу жертвы богам и буду молить о твоей безопасности. Сходи к
своей матери и попроси, чтобы она сделала то же самое.
- Я так и собирался, - ответил я.
Это было правдой. Энкиду и я прошли через весь город к мудрой и великой
Нинсун, и я встал перед ней на колени и сказал ей, что отправляюсь по
неведомому пути, и мне предстоит выдержать страшную битву. Она вздохнула и
спросила, почему боги, дав ей в сыновья Гильгамеша, наделили его столь
беспокойным сердцем. Но она меня не отговаривала. Вместо этого она встала,
облачилась в свое багряное жреческое одеяние, надела золотую нагрудную
пластину и ожерелья из граната, лапис-лазури и халцедона, - на голову
тиару и пошла к алтарю Уту на крыше своего дома. Она зажгла ароматические
курения и разговаривала с богом долгое время. Потом она вернулась к нам и
обратилась к Энкиду:
- Ты не дитя мое плоть от плоти, силач Энкиду, но я принимаю тебя своим
сыном. Перед всеми моими жрецами и прислужниками, я принимаю тебя своим
сыном. - Она повесила амулет на шею Энкиду, обняла его и сказала: - Я
вверяю его тебе. Береги его. Защищай его. Верни его назад. Ведь он царь,
Энкиду. И он мой сын.
Закончились моления. Я повел своих людей из города Урука на север, в
Землю Кедров.

21
Мы быстро поднимались из теплых низин, оставляя за собой рощи финиковых
пальм и золотую грудь пустыни, поднимаясь все выше в прохладную зеленую
землю востока. Мы шли быстрым маршем от зари до заката, пересекли семь
гор, не останавливаясь, пока наконец перед нами не встали кедровые леса,
неисчислимые легионы деревьев, поднимавшихся по склонам земли перед нами.
Нам было очень непривычно видеть столько деревьев сразу, ведь в наших
землях их почти нет. Из-за деревьев покрытые ими холмы казались почти
черными. Деревья стояли, как вражеская армия, что невозмутимо ждет
нападения.
Обрывы и скалистые ущелья этой страны скрывали еще одну особенность:
свергнутые боги и демоны, изрыгали огонь прямо из камня то здесь, то там.
И еще там были жирные, черные, маслянистые струи, которые подкатывались к
нашим ногам, как сонные змеи преисподнего мира, ибо мы вступали в земли,
известные как Земли Бунтовщиков, куда ссылались боги, посмевшие восстать
против Энлиля. Именно сюда победившие воители Энлиль, и Нинурта, и Энгирсу
сбросили своих посрамленных врагов много-много лет назад. Тут они до сих
пор находились, угрожая и рыча, трясли землю, испускали огромные столпы
огня и дыма и выпускали маслянистых змей из-под земли. С каждым своим
шагом мы углублялись в эту темную страну, чувствуя, как злобные и
мстительные божества фыркают и сопят у нас под ногами.
Мы не позволяли себе бояться. Мы останавливались, когда надо; возносили
молитвы Уту, Ану, Энлилю, Инанне. Когда мы разбивали лагерь, то выкапывали
колодцы и давали священным водам подняться к поверхности земли, как
подношение богам. Я вызывал Лугальбанду и советовался с его душой, потому
что он бывал в этих краях и мучительно страдал от вредных испарений. Его
советы были великим утешением.
Энкиду хорошо знал эти места. Он безошибочно вел нас по нескончаемой
местности, где не было ни следов, ни примет. Он обходил места, которые
были обожжены злобным дыханием вредоносного демона. Он заставлял нас
обходить места, где земля соскальзывала и разламывалась. Мы обходили
жирные маслянистые озера, которые лежали на поверхности земной груди. Все
ближе и ближе продвигались мы внутрь, во владения демона Хувавы.
И вот наконец мы среди первых кедров леса. Если бы мы пришли за
древесиной, то могли бы тут же срубить двадцать или тридцать деревьев и
вернуться с ними в Урук, празднуя победу. Но мы пришли не только за этим.
Энкиду сказал:
- Тут большие ворота, которые отделяют священные рощи. Мы уже почти
подошли к ним.
- А Хувава? - спросил я.
- По ту сторону ворот, совсем недалеко.
Я пристально посмотрел на него. Голос у него был сильный и ровный, но я
не был в нем до конца уверен. У меня не было никакого желания оскорблять
его гордость. Но через минуту я спросил:
- Пока все в хорошо, Энкиду?
Он улыбнулся и сказал:
- Я что, побледнел? Ты что, видишь, как я дрожу от страха, Гильгамеш?
- В Уруке я слышал, как ты с большим уважением и почтением отзывался о
Хуваве, ты говорил, что от него не убежать. Ты говорил, что он страшилище,
которого не выдумаешь. Ты говорил, что когда он рычал, ты думал, что
умрешь от страха. Ты говорил такие слова.
Энкиду пожал плечами.
- Может, в Уруке я и говорил такие слова. В городах люди меняются. А
здесь я чувствую, как возвращается ко мне моя сила. Бояться нечего, мой
друг. Следуй за мной. Я знаю, где обитает Хувава и какими дорогами он
ходит.
Он положил мне руки на плечи, и крепко обнял.
На следующий день мы оказались перед стеной леса и воротами в этой
стене.
Я много думал об этой стене с тех пор, как Энкиду рассказал мне о ней.
Страна Кедров лежит на границе между землей и краем эламитов, и спор о
том, кому она принадлежит, восходит ко времени Мескингашера, первого царя
Урука. Так как это земля, которую нельзя возделывать, нам никогда не
приходило в голову утверждать свое владычество над ней, но когда нам
требовалась кедровая древесина, мы беспрепятственно входили в нее и брали
все, что нам было нужно. А если вдруг кто-то возвел в лесу стену? Одно
дело, если Энлиль решил поставить какого-то страшного огнедышащего демона
сторожить деревья. Я не могу судить Энлиля. Но я не позволю какому-то
грязнобородому эламитскому горному царишке перегораживать стенами лес
только потому, что ему вздумалось оставить кедровую древесину только для
своих грязных оборванцев из горного племени.
Стоило мне увидеть эту стену, как я понял, что ни эламиты, ни Хувава,
ни кто-либо еще тут ни при чем. По этой стене ясно было видно, что строили
ее люди, и не очень умелые вдобавок. Кедровые стволы, слегка обработанные,
с сучьями, неокоренные и небрежно связанные травой, были навалены как
попало в выкопанную траншею, которая простиралась в обе стороны насколько
хватало глаз. Розовая сердцевина деревьев была шершаво и жалко выставлена
дождям и ветрам, словно дерево не распиливали, а разламывали. Во мне
поднялся гнев при виде этой неуклюжей стены. Я оглянулся на своих воинов и
спросил:
- Ну что, сметем эту дрянь и войдем в лес?
- Ты бы сперва посмотрел на ворота, - посоветовал Энкиду.
Ворота находились южнее. Еще не дойдя до них, я ахнул от изумления. Они
возвышались высоко над стеной и являли собой совершенство во всех
отношениях, хотя это были скорее не ворота, а сторожевая башня. Эти ворота
не посрамили бы и Урук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44