— Назад!— крикнул он.
Толпа отступила; Анвар и Сабохат остались перед ним. Гнедой под Халилом грыз удила и беспокойно ржал.
— Тебе-то чего надо?— взглянул Анвар на Халила,
— Ах, ты не понимаешь... прикидываешься, щенок!— и Халил с силой опустил плеть на голову Анвара,
— Люди?— отчаянно крикнула Сабохат,— Что творит этот богом проклятый!
— Заткнись!—Халил направил на нее коня, затем круто развернул его и снова навис над Анваром.— Помнишь, как вы со своей матерью называли меня? Обманщиком, бездельником и оборванцем вы меня обозвали и эту сучку не отдали мне в жены. Вон того быка, который теперь болтается в петле, мне предпочли. Помнишь?
— Помню,— с ненавистью проговорил Анвар, по лицу которого струилась кровь.— Нет у тебя ничего святого, и это правда.
— Может быть...— Направив на него винтовку, Халил положил палец на спусковой крючок.— Может быть... Но тебя я сегодня пошлю прямо в ад.
— Трус!— сказал Анвар, не отрывая взгляда от направленного на него черного отверстия.
Последнее, что он увидел,— вылетевшую оттуда вспышку огня. Схватившись за грудь, он качнулся из стороны в сторону и медленно осел на землю.
Гнедой заржал и вздыбился, но не смог сбросить чужого седока и, будто взбесившись, вылетел на улицу.
С протяжным воплем упала на тело брата Сабохат.
Покинув Нилу, Усмон Азиз вовсю гнал коня, спешил к дороге через перевал.
Курбан и Гуломхусайн скакали следом.
Недосягаемо высок был голубой купол неба; и сияла повсюду молодая весенняя поросль. Гордо возвышалась впереди гора Хафтсар, и под солнечными лучами сверкал снег на ее вершинах. Тишина царила кругом — тишина, которую нарушал лишь негромкий перестук копыт.
Шесть лет Усмон Азиз провел на чужбине, и не было дня, когда бы он не мечтал о родине. С неодолимой силой тянуло его к отчему дому, милому очагу... к родным могилам. И он вернулся. И теперь уходит навсегда, оставив позади пепелище и смерть; нет у него теперь даже самой слабой, самой призрачной надежды, что, может быть, когда-нибудь он вновь окажется в Нилу... Нет надежды. От этой мысли кровоточила душа. Вместе с тем новая зарождалась в ней тревога;
отыщет ли он дорогу назад, в тот дом на чужбине, где ждут его дети и жена? Найдет ли окошко на границе, маленькую дверь, в которую он проскользнет и затем навсегда захлопнет за собой?
Он вздохнул; вздохнул, обвел взглядом зеленые луга и вдруг явственно ощутил слабый запах молока, за? пах сметаны и только что народившихся ягнят. Знакомый с детства, этот запах не исчезал, не растворялся в воздухе, а, напротив, усиливался, креп и пробуждал томительные воспоминания.
Сладкий жар охватил Усмон Азиза. Он закрыл глаза, и на ресницы его набежала слеза. Равнина появилась перед ним, равнина у подножия холмов, и выгон на ней — выгон под названием Барвеш...
— Всадники!— тревожно крикнул Курбан.
Усмон Азиз открыл глаза. Прямо напротив лежала поляна с двумя большими холмами, между которыми проходила широкая тропа. Пятеро всадников скакали плечо к плечу по зеленой поляне, сплошь усыпанной алыми маками. У каждого была в руках винтовка.
Усмон Азиз невольно натянул поводья вороного. Кто такие? Но тут же узнав всадников, он едва не потерял рассудок от ярости и выхватил маузер. Конь прибавил ход и скакал теперь по зеленой траве и цветущим макам. Всего лишь позавчера у селения Сияхбед Усмон Азиз распустил по домам свой отряд и в том числе — этих пятерых, которые сейчас идут против него с оружием в руках! Немилосердная судьба...
— Стой, бай!— вырвавшись чуть вперед, крикнул один из них.
— Аброр?!—проревел Усмон Азиз.
— К вашим услугам, мой господин,— весело ответил тот.
— С самого первого дня тебе, собака, я не верил.
— Все кончено, бай. Сдавайся!
— Паршивец!
— Брось оружие,— сказал спокойно Аброр.
— Бросить?!
Усмон Азиз вскинул руку, но ладонь его тотчас прожгло огнем, и маузер упал под ноги вороного.
— Об-ма-ану-ул ме-еня, за-атя-яну-ул...— закричал вдруг Гуломхусайн и, прицелившись, выстрелил в шею Усмон Азизу.
.Был такой же светлый весенний день. С пастбища возвратилась отара, и отовсюду слышалось блеяние овец и ягнят-сосунков. В очагах разгорался огонь. Огромные собаки с обрубленными ушами и хвостами, вместе с чабанами пригнавшие отару на выгон, разлеглись в разных местах, отдыхая после дневной службы.
Внезапно все вокруг погрузилось в звенящую тишину. Казалось, даже ветер притаился и стих. Замер е бабкой в руках маленький Усмон — так поразила его внезапно наступившая тишина. Оглянувшись на игравших с ним мальчишек, он заметил выражение ужаса на их лицах и поспешил отыскать глазами отца.
Но вместо отца на зеленой вершине ближайшего холма мальчик увидел два доселе незнакомых ему существа. Почти прижавшись друг к другу и надменно подняв головы, они обозревали выгон и всех собравшихся на нем. Одно животное было крупнее другого, но у обоих по яркой желтой шкуре тянулись длинные темные полосы. Они стояли, не шелохнувшись, и тяжел, сыт и спокоен был их взгляд. Затем они повернулись и медленно двинулись обратно.
Их полосатые желтые шкуры золотисто светились в лучах заходящего солнца, на фоне зеленых холмов и лазоревого неба...
Ласковая и теплая рука отца легла на голову Усмона.
— Тигр!— на удивление близко прозвучал отцовский голос.
Усмон Азиз падал с коня. В тревоге бил копытами и крутился на одном месте вороной. Застыли вокруг всадники.
Запах травы, только что народившихся на выгоне ягнят, молока и сметаны ощущал Усмон Азиз, содрогался от нахлынувших видений детства и смертельного выстрела и темнеющим рассудком понимал, что те два тигра — мать и дитя — не так уже далеко находились от него. Всего один шаг... но как долог он был, этот шаг!
Он упал с коня на зеленую траву и буйно расцветшие маки.
??
??

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25