Это, наверное, забавно – получить деньги от человека, чей адрес на настоящий момент – тюрьма, – смеется Джон. – Но я знал, какое значение для тебя имели эти деньги, и то, что я сделал, было большой ошибкой. Хорошая женщина может научить мужчину поступать правильно. И в моей жизни ты стала такой женщиной.Лючия наклоняет голову.– Спасибо, – говорит она.Они сидят в молчании, потом Лючия снова поднимает голову:– Джон, есть некоторые вещи, которые нам следует прояснить. Меня всегда занимал вопрос, зачем после всего этого ты пришел в наш дом на Рождество? Что ты мне намеревался сказать?Джон глядит в окно, задумавшись над ее вопросом.– Все очень просто, Лючия. Я пришел, чтобы сказать тебе, что люблю тебя. – Он поправляет воротник своей тюремной формы. – Знаю, ты не поверишь, но я не хотел причинять тебе боль.– О, Джон, ты выбрал меня в ту самую минуту, когда впервые меня увидел, – говорит Лючия. – Так ведь?– Да, поначалу мне казалось, что ты окажешь мне кое-какую помощь. Я полагаю, самой первой моей мыслью всегда было получить выгоду тем или иным способом. Но ты была такая прелестная, само совершенство, что я по-настоящему полюбил тебя. Вот так все у меня сложно, путано. Поверь мне, прежде со мной ничего подобного не случалось. Я даже пытался убедить твоего отца, который был категорически против меня, поверить в мои силы. Он предлагал мне десять тысяч долларов, чтобы я оставил тебя в покое, но я отказался.– Папа предлагал тебе деньги? – не может прийти в себя Лючия.– Он был очень удивлен, когда я решительно отверг его предложение. Но, видишь ли, я на самом деле хотел на тебе жениться. И ты хотела выйти за меня. Но у меня была сплошная полоса неудач, которая так печально для меня закончилось.– Полоса неудач? – медленно выговаривает Лючия. Вероятно, ей не совсем понятно, как этот мужчина может называть самый счастливый год в ее жизни полосой неудач.– Понимаешь, когда я был с тобой, у меня ничего не получалось. Все просто сыпалось из рук Джим Лоурел отказался от участия в деле в Хантингтоне. А Дэниел Паркер ославил меня на весь Верхний Ист-Сайд. Он вбил себе в голову, что я занимаюсь незаконными делами. А твой отец никогда не доверял мне. Я понимал, что он никогда не примет меня в вашу семью и не позволит мне помогать вам в «Гросерии». Последним ударом стала смерть Сильвии за неделю до нашей свадьбы. Не важно, что там тебе наговорили в полиции, Лючия, она была мне как мать. Она сама хотела, чтобы я взял ее деньги. Я хорошо за ней ухаживал. И я их заслужил. Мы их заслужили. Но эта ее мерзкая дочка забрала все.Лючия слушает, какую сказку насочинял Джон, этакая новая правда. Кит могла бы поклясться, что Лючии хочется, чтобы он замолчал, но он рассказывает это с такой уверенностью. Наверное, и в 1951-м году у него был на все это тот же взгляд, он рисовал в своем воображении картину их совместного будущего. У него какой-то маниакальный вид: смелость и решительность, но при этом изворотливость коммивояжера. Джон так убедителен, его слова почти неопровержимы. Но Кит видит, что Лючия права: Джон Тальбот совсем не изменился. Он может оправдать все преступления, которые привели его в эту тюрьму. По его мнению, единственное, в чем он виноват, так это недостаточное старание в бизнесе.– Если быть честным до конца, то я был сбит с толку. Ты, свадьба, жизнь с твоей семьей, я не мог вынести этого. Я не представлял себе ни на минуту, что смогу жить как все, с тещей, тестем и бегающими вокруг детьми. Мне никак не удавалось зажить нормальной жизнью, успокоиться, остепениться. Словно какое-то проклятие лежало на мне. Я тогда поступил как трус, просто сбежал.Кит видит в глазах Лючии боль давно минувших дней. Возможно, это лишь тень оправдания, слабое оправдание, такое же слабое, как мужчина, которого она выбрала. Лючия закрывает лицо руками, чтобы прекратить эту исповедь:– Джон, я услышала достаточно.Он удивлен. Очевидно, на свете есть не так уж много людей, которые могут остановить Джона Тальбота на его пути.– Есть еще кое-что, – переводит дыхание Лючия. – За день до свадьбы, когда мы ехали в сторону Хантингтона, чтобы посмотреть наш дом, как, скажи на милость, ты собирался выкручиваться? Дома-то ведь не было.Джон слегка качает головой:– Первый раз за много времени мне повезло. Ты дала мне шанс, Лючия. Мне кажется, что ты прекрасно понимала, что даешь мне этот шанс. Ты сделала так, чтобы я с легкостью мог сбежать. Если бы ты настояла, чтобы я показал тебе дом, мне пришлось бы рассказать тебе всю правду. Но ты дала мне еще двадцать четыре часа, чтобы подумать, как поступить. И я не видел иного выхода, кроме как сбежать.Лючия на секунду задумывается:– И думать, что я бы последовала за тобой на край земли.Из кармана своей формы Джон достает пачку сигарет и предлагает одну Лючии, но она отказывается.– Но, видишь ли, мне не нужно было о тебе беспокоиться, Лючия. Я тебе был не нужен.– Да как ты можешь так говорить? – откидывается Лючия на спинку стула.– У тебя была жизнь и без меня. У тебя была любимая работа, дом, семья. Ты была независимой деловой женщиной. Ты могла сама о себе позаботиться. Поверь, я знавал женщин, которым нужен был мужчина, чтобы заботиться о них. Таких у алтаря не бросишь.Гул разговоров в комнате нарастает. Поскольку у заключенных и посетителей есть лишь немного времени, они говорят все громче, словно от этого их слова приобретают какое-то особое значение. Раздается громкий пугающий гудок: время посещения истекло.Лючия, Джон Тальбот и Кит встают. Он что-то шепчет Лючии на ухо, целует ее в обе щеки, а потом слегка касается губами ее губ. Он обнимает ее и закрывает глаза, словно пытаясь увидеть мысленный образ. Потом отступает назад и идет через металлическую дверь, не оглядываясь.– Вы в порядке? – спрашивает Кит.– Да, все хорошо, – тихо говорит Лючия.
Они присоединяются к толпе, идущей обратно на станцию, но Лючия останавливается, чтобы посмотреть на тюрьму, расположенную на реке Гудзон.– Что он сказал? – спрашивает Кит.– Он сказал, что каждый вечер перед сном он воображает меня в белом льняном платье, стоящей в дверях. Мы одни, он берет меня за руку и говорит: «Пойдем, Лючия, посмотрим на океан. Это все, что я могу дать тебе». И знаете, что в этом самое забавное?– Что же?– Мне семьдесят восемь лет, но у меня никогда не было дома рядом с водой, а вот Джон живет рядом с водой. Он живет в камере, в которой нет окна, но он все равно рядом с водой.Кит помогает Лючии сесть рядом с окном, а сама садится у прохода. Некоторое время они едут в молчании, каждая раздумывает о необычном седовласом человеке, когда-то самом энергичном и неотразимом мужчине, кружащем в котильоне в бальном зале отеля «Плаза» в Нью-Йорке. Кит обращается к Лючии:– Вы сожалеете о чем-нибудь? Ну, обо всем, что с вами произошло, что изменило вашу жизнь, – вы бы хотели, чтобы все было как-то иначе?– Если что-то плохое должно случиться, мы не в силах это предотвратить, – говорит Лючия. – И все хорошее – мы тоже не можем взять его в долг, не можем попросить, чтобы оно произошло раньше, чем должно.– Так значит, нет. Никаких сожалений, – опираясь на спинку сиденья, говорит Кит.– Я не жалею ни о чем, что со мной произошло. Мне только хотелось бы, чтобы я не так бурно реагировала на некоторые события. Я позволяю событиям выбить меня из колеи и никак не могу забыть некоторые вещи слишком долго. Я была уверена, что так или иначе могу предотвратить несчастье, и это было моей большой ошибкой. Все предначертано: если что-то должно случиться, то оно случится обязательно. И с этим ничего не поделаешь.Когда они возвращаются на Коммерческую улицу, Лючия зовет Кит подняться к ней в комнату.– Я не отниму у вас много времени, – открывая дверь, обещает Лючия. – Я хочу подарить вам кое-что.Она пересекает комнату и возвращается с пакетом. Кит открывает его и достает платье из золотого ламе, которое было на Лючии в канун Нового года в «Уолдорфе».– Из всех вещей, что были у меня, эта – самая любимая.– О, Лючия, – обнимая ее, говорит Кит. – Я буду хранить его всю жизнь. – Кит прикидывает к себе платье. – Если я когда-нибудь похудею, вот это будет наряд.
После встречи с Джоном Тальботом Лючия и Кит возвращаются к повседневным делам, но только с одним отличием: Кит частенько проведывает Лючию и раз в неделю приглашает куда-нибудь на ужин. Сегодня был тяжелый понедельник. Череда увольнений на Уолл-стрит приводит к тому, что количество внештатных сотрудников сокращается вдвое, поэтому у Кит теперь двойная нагрузка. Никакого писательства в последнее время, только рабочие обязанности. Кит с почтой в руках медленно поднимается по лестнице. И пока подходит к двери своей комнаты, успевает открыть все письма.Вот и письмо из театра «Черри-лейн». Как нелепо, просто насмешка какая-то, думает Кит, театры выпрашивают у бедных писателей пожертвования. Куда уж дальше? Но она все равно открывает письмо, потому что в нем могут быть хорошие новости для удачливых драматургов, извещение о какой-нибудь премьере или семинаре. Но когда Кит прочитывает письмо, она понимает, что деньги им не нужны. Там нет ни одного упоминания о другом сценарии или другой пьесе. Оно от художественного руководителя, Анджелины Фиорделизи, и в нем говорится о пьесе Кит «Признания делаются во время танца». Художественному руководителю понравилась пьеса, и она хочет, чтобы Кит начала работать в «Черри-лейн». Она также просит, если Кит согласна, позвонить ей в самое ближайшее время, которое будет для Кит удобно.Кит открывает дверь и бросает остальную почту на диван. Даже не попив воды, она бежит прямо вверх по лестнице и настойчиво стучит в дверь Лючии, зная, что ей надо с кем-то поделиться радостью.– Лючия! Это я. Кит!– Иду, – слышит она из комнаты.– Скорее, у меня потрясающая новость!Лючия открывает дверь. Она выглядит превосходно в розовом костюме с большой фарфоровой брошью в виде розы.Кит восклицает:– Выглядите потрясно! У меня новость. Наконец хоть кто-то в Америке захотел взять меня на работу. «Черри-лейн» хотят поставить одну из моих пьес!– Это просто замечательно, – радостно улыбается Лючия, но не приглашает Кит зайти в комнату. Она заслоняет собой дверной проем.– Извините, у вас гости?– Да, – говорит Лючия, делая отчаянные знаки глазами.– Ох. Кто? – шепчет Кит. – Мужчина? – Лючия кивает. – Ух ты!– Ничего, входи, – широко открывая дверь, произносит Лючия.Обаятельный пожилой мужчина в классическом темно-синем плаще и темно-серых брюках сидит на одном из обтянутых ситцем стульев. Его седые волосы аккуратно уложены, а тоненькие усы напоминают о старых временах.– Кит, познакомьтесь, это мистер Де Мартино.– Боже мой! Я столько про вас слышала.Когда он встает, чтобы поприветствовать Кит, та замечает, что он держит фотографию Лючии в канун Нового года.– Она была неотразима, правда?Данте смотрит прямо на Лючию, и Кит не может не сравнивать это с тем, как Джон Тальбот закрыл глаза, словно предпочитая образ из своей памяти.– Она такая красивая на этой фотографии, но здесь не видно самого в ней прекрасного – ее души, – говорит Данте. – Она до сих пор прекрасна.Кит решает подсластить момент:– А вы и в правду выглядите как Дон Амичи. У меня есть фильм с его участием, «Полночь».– Кроме того, что я похож на Дона Амичи, что она вам еще рассказала?– Только одну удивительную историю, которая случилась, когда вы были моими ровесниками. Каким был город, как вы жили. Она рассказала, что вам не нужно было носить в кармане пистолет на праздник святого Женнаро, а еще – что девушки носили перчатки, а мужчины занимались семейным бизнесом, и что все были счастливы.– Она сказала вам правду, – улыбается Данте.– По крайней мере, для итальянцев, так ведь? Итак, что вы делаете сегодня вечером?– Я пригласил Лючию на ужин.– Свидание, – ухмыляется Кит.– Надеюсь на то, – подмигивает Данте Лючии. То, как он это делает, выглядит очень сексуально, решает Кит, и это маленькое открытие для нее. Как может быть мужчина возраста ее деда сексуально привлекательным?– Тогда оставляю вас наедине, – смущается Кит. – Желаю приятного вечера.Лючия провожает Кит и выходит вместе с ней за дверь. Кит беззвучно подбадривает ее.– Поздравляю вас с удачной пьесой, Кит. Я вами горжусь. – Потом Лючия понижает голос: – И спасибо вам. Данте овдовел три года назад, но мне все не хватало смелости позвонить ему. Путешествие в Синг-Синг заставило меня задуматься о прошлом и расставило все по своим местам. За это я вам очень признательна.Кит идет в свою комнату и берет диетическую колу. Потом достает письмо от мисс Фиорделизи и перечитывает его до тех пор, пока не запоминает наизусть. Всем друзьям она отсылает одно и то же письмо, в котором рассказывает последние новости в подробностях. Потом она садится к окну и смотрит на Коммерческую улицу, высовывается из окна, чтобы увидеть большие ярко-красные двери театра «Черри-лейн», в котором однажды будет сыграна одна из ее пьес. Кит смотрит на свою улицу, с подъездами, окнами и помятыми мусорными бочками, и вспоминает, почему переехала в Нью-Йорк. Это страсть к сочинительству привела ее сюда; желание зажить богемной жизнью в месте, которое вдохновляло бы ее на создание историй, держит ее здесь. Она на секунду задумывается о том, что талант – возможно, и дар богов, но упорство – это личная заслуга.Она слышит шаги по лестнице, потом хлопает дверь, и Кит снова высовывается в окно, чтобы посмотреть, кто это вышел. Позже она спорит сама с собой о лысине Тони Сартори, которая с третьего этажа выглядит все хуже с каждым месяцем. С его самолюбием она предрекает накладку из искусственных волос к Рождеству. Но это не он.Данте Де Мартино и Лючия Сартори идут по Коммерческой улице, рука об руку, ужинать. Когда тротуар сужается, он слегка касается ее талии, чтобы пропустить ее. Она поворачивается к нему и улыбается. Еще одна пара примерно возраста Кит появляется из-за угла. Когда они проходят мимо Данте и Лючии, девушка слегка подталкивает локтем своего молодого человека, словно говоря: «Видишь, возможно, однажды мы будем на их месте».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38