Он! Не верю своим глазам! Я так много о нем сегодня думала, что, наверное, внушила ему появиться здесь.– Лучше всех, если не считать Кларка Гейбла, – встает Делмарр и пожимает ему руку. – Мистер Тальбот. Джон, позвольте мне представить мою спутницу Лючию Сартори. А это ее родители, мистер и миссис Сартори.– Рад знакомству с вами, – протягивает руку Джон Тальбот, сначала моей маме, потом папе и, наконец, мне. Когда он дотрагивается до меня, я чувствую то же головокружение и слабость, что и при первой встрече с ним. Надо обязательно рассказать Рут, что дело тут вовсе не в сливочном мороженом с орехами.Джон кладет руку на плечо Делмарра:– Ладно, я подошел только поздороваться и пожелать вам счастья и здоровья в Новом году, – улыбается он и растворяется в толпе.– Какой красивый мужчина, – замечает мама.– Откуда вы его знаете? – спрашивает папа Делмарра. Так-так, папа почувствовал что-то неладное. Он словно радар, безошибочно улавливающий все мои чувства.– Он занимается торговлей. Привозил как-то для меня шелк с фабрики «Саламандра». С ним приятно иметь дело, – серьезно говорит папе Делмарр.Родители продолжают беседу друг с другом. Делмарр наклоняется ко мне и поднимает брови:– Ты с ним знакома?– Встречались в магазине.– Он положил на тебя глаз.– Думаешь?Если бы только Делмарр знал, насколько это важно для меня. Джон Тальбот . Наконец-то я узнала, как его зовут. Прекрасное имя. Звучит так, словно оно выгравировано на медной табличке или корешке книги. Это важное имя, дерзкое, как имена девушек с Верхней Ист-Сайд, которые шьют новое платье всякий раз, как собираются сходить на премьеру в филармонию.– Разве ты не заметила? Он довольно известный человек. Я частенько встречаю его в лучших заведениях города с самыми красивыми девушками.– Но…– Лючия, независимость совсем не подразумевает одиночество.В зале приглушают свет, и ансамбль начинает играть увертюру. Барабаны словно переговариваются друг с другом. В черных как ночь платьях, сестры Макгуайр выходят на сцену и занимают свои места перед микрофонами. Их серебряные украшения мерцают в мягком свете, и они начинают петь спокойную песню в таком согласии друг с другом, что зрители ахают от восторга. Свет становится ярче. Делмарр говорит, что сестры Макгуайр день ото дня становятся все популярнее; их пластинки продаются в огромных количествах. Но в этом нет ничего удивительного. В свете рампы их волосы кажутся огненно-красными; их лица с большими карими глазами прекрасны. И какие великолепные фигуры!Мои родители в восторге наблюдают за происходящим на сцене действом. Невероятно, что еще прошлым вечером они, надев очки, сидели за кухонным столом, разбирали счета и спорили, какой из них оплатить в первую очередь. Они очень редко позволяют себе отдохнуть. Мама пожертвовала всем ради детей. Если бы я не принесла ей модные туфли и это платье, то она надела бы старое, потому что всегда отказывалась, если я предлагала свое участие в расходах, хотя мне платят приличные деньги. Она всегда отвечала: «Лучше положи их в банк». Мне никогда не стать и на треть такой же хозяйственной, как она. Я закрываю глаза и понимаю, что навсегда хочу запомнить их такими, как сегодня, 31 декабря 1950-го года.После первой песни, когда сестры Макгуайр уходят за кулисы, Делмарр слегка подталкивает меня локтем. Свет и музыка изменяются, и сестры снова появляются на сцене, но уже в рубиново-красных платьях, которые сшил для них Делмарр. (Жаль, что Рут их не видит; мы ведь тоже участвовали в их создании.) Пропев несколько песен, сестры уходят за кулисы и снова выходят в платьях Делмарра, только уже изумрудно-зеленого цвета, и поют: «У нас опять завелась монета!» Как большинство зрителей, папа высоко поднимает руки и аплодирует. Делмарр откидывается на спинку стула и говорит:– Я талантлив, черт побери!Потом Филлис Макгуайр, самая младшая сестра, выходит вперед. Мужчина в смокинге передает ей сделанные из папье-маше часы, и она начинает обратный отсчет:– До 1951-го года осталось: десять, девять, восемь…Зрители присоединяются к ней, и когда звучит «один», публика начинает неистовствовать. С потолка на нас падают разноцветные воздушные шары и серебряным дождем сыплется конфетти. Мы все встаем и начинаем танцевать; папа целует маму, Делмарр целует меня в щеку и кружит. Пока публика веселится, сестры Макгуайр хлопают в ладоши. Я трясу головой и с меня, словно снежинки, осыпаются конфетти. Делмарр обнимает меня за талию и наклоняет почти до самого пола.– Делмарр, осторожнее, – смеюсь я.Но это вовсе не Делмарр. На нем не синий, а черный шерстяной костюм, и галстук не зеленого шелка, как у Делмарра. Его галстук жаккардовый, серебряного цвета. Мой партнер целует меня, и хотя я не настолько близко знаю Делмарра, я понимаю, что это определенно не его губы. У Делмарра и духи совсем другие. От этого человека исходит свежий аромат с нотами мускуса и кассии. Это Джон Тальбот, поэтому я с нежностью, словно хрупкую скрипку, обнимаю его за шею.– Мистер Тальбот… – вот и все, что я могу сказать.Он так близко, что мое сердце замирает, а звуки, наполняющие зал, стихают. Я чувствую тепло его тела и смотрю ему в глаза. Этот взгляд я не могу выдержать, поэтому смыкаю веки.– Счастливого Нового года, – шепчет он, отпускает меня и снова растворяется в толпе.– Что это было? – провожая его взглядом, спрашивает Делмарр.Не ответив, я сажусь на свое место за столиком.Родители за соседним столиком беседуют с другой парой. Надеюсь, они не заметили этот поцелуй. Я прикрываю рукой губы, словно навсегда хочу запомнить, как я провела первые секунды нового года. Потом смотрю на сцену, над которой под потолком раскачиваются из стороны в сторону огромные цифры, сделанные из фольги: 1951. Может, это число принесет мне счастье?
Мы с Рут задерживаемся после работы, чтобы доделать пуговицы на ее свадебном платье. На улице уже совсем темно, поэтому город зажег фонари, и эта картина напоминает мне так любимый мной способ украшения платья: вышивка бусинами из темного янтаря вперемежку со светло-желтыми бриллиантами. Свадьба Рут состоится в День святого Валентина, уже через неделю, поэтому нам приходится торопиться, чтобы вовремя закончить платье. Как всегда любезный Делмарр оставил нам ключ от служебного входа на первом этаже.Фигура Рут похожа на фигуру Элизабет Тейлор, поэтому мы позаимствовали идею платья актрисы, в котором она снялась в фильме «Отец невесты», а отделку сделали как в модели Винсента Монтесано, недавно выставившего на суд публики свою новую коллекцию в «Бонуит Тэллер». Мы чувствовали себя предательницами, когда пошли на его показ в другой магазин, но мы просто не могли отказать себе в этом удовольствии. Нам очень нравится все, что создает этот дизайнер. Мы скопировали известное свадебное платье Монтесано, украшенное бисером. Для создания этого платья дизайнер применил особую технику: ткань защипывается наподобие кармашка и закрепляется бусиной. Когда Рут будет идти по центральному проходу к обряду хупы Еврейский свадебный обряд.

, она будет в прямом смысле слова ослепительна.Мой день рождения, 5 января, в череде новогодних событий как обычно, прошел практически незамеченным, хотя Розмари сделала для меня клубничный «Наполеон», а подруги пригласили на ланч в «Чарльстон-гарден». Ничего в моей жизни не переменилось, я просто плыву по течению. С Нового года у меня уже было три свидания: первое – с маклером, работающим на фондовой бирже вместе с мужем Элен Ганнон (скучно); второе – с архитектором из Флоренции, которого пригласила кузина моей мамы (мой итальянский далек от совершенства, поэтому мы практически не разговаривали, а только кивали друг другу); и третье – с другом Делмарра, который служил вместе с ним в армии (приятный мужчина, но совершенно мне не подходит). На вечере в честь помолвки Рут я танцевала с несколькими ее родственниками, но отношения дальше танцев не зашли, потому что ни одна приличная еврейская матушка не хотела бы, чтобы ее сын женился на католичке с Коммерческой улицы. И наоборот. Но это к лучшему; ни один родственник со стороны Каспиан или Гольдфарб не привлек моего внимания.– Позови Данте Де Мартино. Скажешь, что тебе нужен сопровождающий на мою свадьбу, – предлагает Рут. – Харви он всегда нравился. Он даже скучает по нашим двойным свиданиям.– Жаль расстраивать Харви, но не нужно, чтобы Данте решил, что я хочу возобновить отношения.– А разве ты не хочешь? Ну, хотя бы самую малость?– Иногда, – признаюсь я.– Я знала!– Ну конечно, Рут. Когда мне грустно или одиноко, или скучно до слез на очередном неудачном свидании, я думаю о Данте. Но потом напоминаю сама себе, почему рассталась с ним. Он всю жизнь будет работать в пекарне, это замечательно, но это означает, что ему до конца его дней придется жить с родителями.– Старая песня на новый лад, – Рут методично втыкает в игольницу булавки.– Да. Видишь ли, жизнь Данте после свадьбы осталась бы прежней. Мы отстояли бы службу и сделали для всех ужин с танцами, а после приехали бы к нему домой. Я стала бы жить в комнате, в которой он вырос, спать в его кровати, в которой, я уверена, он был бы счастлив видеть меня еще лет пятьдесят. Ему не пришлось бы ни от чего отказываться. Мне же наоборот пришлось бы пожертвовать всем. В тот день, когда я стала бы женой Данте, мне пришлось бы уволиться из «Б. Олтман» и наняться служанкой в компанию «Клаудия Де Мартино энтерпрайзис», где моими служебными обязанностями стали бы мытье полов и посуды, глажка, штопка и готовка.– Если бы сию секунду в эту дверь вошел Джон Тальбот, ты бы подпрыгнула от счастья, так?– Но этого не случится.Наверное, следовало бы признаться Рут, как я устала от постоянных мыслей о нем. Как мне хочется, чтобы он никогда не целовал меня. Что я не могу смотреть ни на одного мужчину, потому что кто-то другой вряд ли сможет поцеловать меня, как он. Делмарр прав. Такие красивые мужчины, как Джон Тальбот, всегда пользуются успехом у дам, о них болтают по всему городу. Эти мужчины вечно заняты, но когда им приходит на ум, что пора остепениться, они женятся на какой-нибудь девушке из высшего света.Я помогаю Рут надеть платье для последней примерки. Она стоит на подставке, на которой обычно стоят наши модели, и крутится, чтобы рассмотреть себя со всех сторон, как балерина в музыкальной шкатулке.– Красавица, – говорю я ей.– Платье просто великолепно. Спасибо. Тебе пришлось изрядно потрудиться.– Я говорила тебе, что вытянутая горловина и короткий цельнокроеный рукав будут удачным решением.– Посмотри на эти хрусталики, – Рут медленно поворачивается на подставке. – А что если нам открыть свое ателье?– С удовольствием. – Я поправляю сборки на юбке так, чтобы сзади она сидела свободно.– Почему бы и нет? В моей семье уже есть женщина, у которой есть собственное дело. Моя мама работает бок о бок с отцом на складе пиломатериалов. Но когда кто-то ее спрашивает, работает ли она, мама отвечает: «Нет!» И хотя каждое утро в девять часов утра она идет на работу и на ней там держится вся бумажная работа, оплата счетов, расчет зарплаты, мама твердит, что просто помогает отцу.Я заканчиваю отделку платья и спрашиваю:– А Харви хочет, чтобы ты помогала ему?Рут смотрит на меня сверху вниз:– Я и буду помогать ему пару дней в неделю. Сама понимаешь, бухгалтерская отчетность.– Но ведь это не твое дело! Ты рисуешь эскизы! И терпеть не можешь математику, – напоминаю я. – Ты всегда просила меня помочь со счетами, потому что сама никак не могла распределить расходы.– Знаю, знаю. – Рут разглядывает свое платье в зеркале.– О, Рут. Разве ты не понимаешь, что это значит? Твоя жизнь меняется.– Значит, так надо, Лючия.– Но так не должно быть! Мне так жаль, что мы вынуждены отказываться от наших устремлений. На что мы меняем свои мечты! Ты и я, обе мы – та самая Энн Брюстер, девушка без имени, для которой работа – это возможность скоротать время до замужества. Потом мы уйдем, и нам на смену придут девушки моложе, с такими же желаниями. Вскоре и им придет время выходить замуж, и тогда и они без сожаления отринут все свои устремления. И так до бесконечности! Никто никогда не остается и не становится тем, кем хотел стать! Невероятно, что ты, как и все остальные люди, не понимаешь этого. Рут, когда мы выходим замуж, мы теряем все.– Ты огорчаешь меня, – тихо говорит Рут.– Хорошо! Выходи замуж! Разве ты не сердита на мир за то, что он так мало внимания уделяет твоему таланту? Ты собираешься помогать Харви с его бухгалтерскими книгами, хотя это работа, которую может выполнять любой мало-мальски грамотный человек. Но ведь ты оставляешь дело, которое никто другой не в состоянии сделать так, как ты. Вспомни все вечера, которые мы проработали сверхурочно, не из-за денег, а потому что наш магазин лучший в городе, лучше, чем «Бонуит», «Сакс», «Лорд энд Тейлор» Дорогие магазины одежды в Нью-Йорке.

. Мы не просто шили. Мы мечтали стать следующими Клер Маккарделл! Только вспомни, Рут!– Ну что я могу сказать. Ты просишь меня сделать выбор.– Да! – выкрикиваю я.У Рут такое выражение лица, как будто она сейчас расплачется. Нет на свете зрелища печальней, чем невеста в слезах. Я делаю глубокий вдох:– В этом вся наша жизнь. Если ты сейчас не сделаешь этот выбор, то поверь мне, за тебя его сделает мать Харви, когда ты станешь его женой. Тебе этого хочется? Ты намерена отказаться от всего, ради чего ты трудилась, и только для того, чтобы не расстраивать его семью?– Знаешь, я не могу не выходить за Харви. Я люблю его.– Я и не прошу тебя об этом. Больше всего мне хочется, чтобы ты разобралась в своих чувствах. Тебя когда-нибудь интересовал вопрос, почему ты так легко решилась отказаться от своей мечты?Я помогаю Рут снять платье и осторожно надеваю его на манекен. Она не отвечает на мой вопрос, да и надо ли? Это только расстроило бы ее еще больше.Я накрываю платье подкладочной тканью, аккуратно подсовывая ее под подол, чтобы наряд не запылился. Рут раскладывает по местам инструменты, потом я опускаю шторы и выключаю свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38