– Поздравляю. Мария Грейс будет ему ангелом-хранителем.Она смахивает слезинку:– Знаешь, кроме Роберто и наших родителей, ты единственная, кто держал ее на руках.– Знаю. До конца жизни я буду помнить это. Иногда я вспоминаю малышку, какой приятный запах шел от ее тела, и как она устроилась на моих руках.– Опять что-то стряслось? – входя в комнату и ставя на скамейку коробку с приглашениями, спрашивает Роберто.– Нет, – заверяю я. – Какая свадьба обходится без слез? Любимый братец, ты забрал кольца?– Положись на меня.– Где будет «мальчишник»?– В «Везувио». Где же еще? Твой жених уверен, что в Нью-Йорке только это заведение может называться рестораном. Конечно, там с ним носятся как с королем. Да и еда там отличная.– Мы дома! – кричит мама. Они с папой возвращаются с приема у врача. Мы с Розмари и Роберто несемся в прихожую.– Что сказал доктор? – спрашивает Роберто.– Вы видите перед собой здорового человека. У меня сильное сердце. Паек, на котором держит меня ваша матушка, все-таки возымел результат.– Слава богу! – обнимаю я родителей. – Я была уверена, что все будет в порядке, если слушаться доктора.– Мне хочется выпить чаю, – улыбаясь, говорит мама.Папа с Роберто идут за ней в кухню.– Слава богу! – повторяет Розмари. – Теперь твоя свадьба ничем не будет омрачена.
– Сегодня последний день до вашей свадьбы, миссис Тальбот. Я выполню сегодня любое ваше желание, – говорит Джон, пока я стою на ступенях крыльца. Он берет меня за руку. Мне приходит в голову, что сегодня последний раз, когда он заезжает за мной в дом моих родителей. Сегодня последний день, когда дом 45 по Коммерческой улице будет мне приютом.– Знаю, мы так не договаривались… – начинаю я.– Не важно.– Я хочу прямо сейчас увидеть наш дом.– Хм, – раздумывает Джон. – Ты действительно этого хочешь?– Да я просто сгораю от нетерпения!– Тогда поехали, – прижимаясь ко мне, говорит он.Почти всю дорогу до Хантингтона мы молчим. Когда мы сворачивает на дорогу, вдоль которой выстроились строящиеся дома, я наклоняюсь и целую мужчину, который в это время завтра станет моим мужем. Внезапно я передумываю. Я не хочу увидеть дом заранее.– Разворачивайся, – говорю я.– Что? – замедляет движение Джон.– Мы возвращаемся в город.– Кажется, ты хотела взглянуть на дом.– Ты столько труда в него вложил. Давай все оставим как есть.Джон настаивал, чтобы в первый раз я увидела дом именно в ночь после свадьбы. И мне хочется, чтобы завтра вечером произошло нечто особенное. Не хочу портить сюрприз ни ему, ни себе.– Ты точно уверена? – поднимает брови Джон.– Точнее быть не может, – уверяю я.Джон разворачивается на сто восемьдесят градусов и возвращается на главную дорогу. Я гляжу на его профиль, изучая каждую деталь, словно это узор на платье. У него красивые и четкие черты лица: прямой нос, волевой подбородок, квадратные скулы и высокий лоб. Это лицо человека, который знает себе цену. Я ловлю себя на мысли, что воображаю, как бы выглядели наши дети, надеясь, что наша дочь унаследует эти длинные ресницы, а сын – очаровательную улыбку. Я почти изменила свое решение никогда не рожать детей. Мне бы очень хотелось, чтобы в этом мире появилось нечто, что только мы вместе с Джоном можем создать.– Ты права, – говорит Джон с довольным видом.– Да?– Жизнь должна удивлять, – улыбается он.– Иначе какой смысл жить?Я включаю радио и, пока настраиваю волну, гляжу в окно и вижу раскинувшийся вдали Манхэттен – мой дом, город, в котором я родилась и в котором провела двадцать шесть счастливых лет. Никогда не думала, что мне придется уехать отсюда, что мне придется попрощаться с Коммерческой улицей. Видимо, пришло время. Но я сама хочу этого. Мне хочется зажить по-новому вместе с моим мужем.
Делмарр восторгается моей спальней:– Ты – настоящая итальянская принцесса. Какая чудесная комната! Она больше, чем вся моя квартира. На твоем месте я бы уговорил переехать Тальбота сюда. Зачем тебе нужно ехать в это захолустье?– Хантингтон не захолустье.Делмарр подходит к окну и выглядывает в сад:– Не важно. Все равно это пригород. Тебе когда-нибудь приходилось жить в пригороде?Я качаю головой.– Приставка «при» тут не случайно. Как ни старайся наполнить свою жизнь новыми впечатлениями, она все равно будет лишь приближением к жизни в городе, а значит, будет довольно скучной.– Разве можно заскучать, если из твоего окна открывается вид на океан?– Еще как. Увидишь.Рут, которая прожила всю жизнь в многоквартирном доме с лифтом, влетает в комнату и резко останавливается, чтобы перевести дыхание.– Всякий раз, как я добираюсь до твоей комнаты, я понимаю, почему ты такая стройная.Рут ставит свою сумку на стул и плюхается на мою кровать. Я с недоумением смотрю на ее брюки и мокасины.– Не беспокойся, – говорит она. – Мне нужно будет только надеть платье. У тебя восхитительная прическа!– Мне мама помогала, – говорю я.Мама отлично потрудилась над моими волосами. Мы взяли за образец высокую прическу из журнала «Вог», а потом мама прикрепила к ней диадему, которую подарил мне Джон.– Выглядишь великолепно, – заявляет Рут.– Несомненно, этой девушке не откажешь во вкусе, – подтверждает Делмарр. – Родственники Тальбота вряд ли представляют себе, с кем им придется столкнуться.– У Джона нет родственников. Только престарелая мать, которая по состоянию здоровья не сможет присутствовать на свадьбе. Но еще совсем немного, и он станет членом нашей большой итальянской семьи.– Хорошо, за дело.Делмарр достает из чехла мой наряд. Никогда мне еще не доводилось видеть столь красивого платья. Это не платье, а произведение искусства: открытое, с корсетом. На спине ниже талии Делмарр сделал несколько складок, а под них, чтобы придать пышность бедрам, подложил турнюр.– Видит бог, оно выглядит так, словно сделано из сладкой ваты, – восхищается Рут.– Прямо из Парижа, – с гордостью говорит Делмарр.– Вот перчатки, – протягивает мне Рут длинные бархатные вечерние перчатки.– Помнишь, «Ее перчатки как ночь…» – начинает Делмарр.– «…становятся все длиннее!» – в один голос заканчиваем мы.– Так, где моя накидка для церкви? Со времен крестовых походов ни один священник не видел голых женских рук.– Лю, я не сделал накидку, – бормочет Делмарр.– О боже! Нет! У меня нет ничего, что можно было бы надеть с этим платьем. И безо всего тоже идти нельзя!Я уже готова заплакать, как Делмарр вдруг улыбается:– Это мой подарок.Из чехла он достает длинную накидку с воротником-стоечкой. На длинных рукавах сделаны широкие манжеты, усеянные бисером, который переливается на свету словно бриллианты.– Никто из сотрудниц «Б. Олтман» еще не выходил замуж в дряхлой накидке.Словно сама королева, я надеваю платье и роскошную накидку от Делмарра. Папа видит меня, когда я вхожу в прихожую, чтобы встретиться с ним.– Stai contenta, – говорит он и берет меня за руку.– О, папа. Я и так счастлива.Нет правды больше, чем та, что я сейчас говорю.Я хотела, чтобы мы шли пешком до нашей капеллы Святой Девы Марии, но мама и слышать об этом не желает. «Ты не успеешь пройти и квартала, как подол твоего платья станет черным!» Поэтому мы поедем на папиной машине, а следом Роберто повезет свидетелей в машине, на капот которой будет прикреплена кукла в платье из тафты. Роберто передал Джону вторую куклу прошлым вечером. Когда я представляю, как Джон прикрепляет куклу на свою машину, я тихонько хихикаю.Заглядывая в церковь, я убеждаюсь, что все три сотни гостей уже прибыли и расселись по своим местам. Все церковные скамейки, украшенные букетами из белых гвоздик и розовых роз, перевязанных атласными лентами кремового цвета, заняты. Я вдыхаю смесь ароматов духов «Шанель № 5» (несомненно, ими воспользовались мои кузины из Бруклина) и воска свечей, горящих вокруг алтаря.Элен Ганнон, которая может родить в любую минуту, поворачивается и подмигивает мне со своего места. Она надела сиреневое атласное платье – превосходный контраст ее рыжим волосам. Разве можно описать словами то, что ты чувствуешь, видя своих близких и друзей, всех, кого так любишь, под одной крышей в самый счастливый день твоей жизни?– Священник просил подождать в приделе церкви, – волнуется Рут. – Откуда иудейке знать, где находится придел в баптистской церкви?– Успокойся, – говорю я. – Сейчас мы подойдем. Я целую родителей и машу рукой Эксодусу с Орсолой. Они приехали неделю назад, но я с ними почти не виделась, потому что была занята последними приготовлениями к свадьбе.– Идем, Лючия. Тебя никто не должен видеть, – журит меня Рут.Мы с ней присоединяемся к Виолетте и Розмари, которые ждут в вестибюле. Под витражным окном находится мраморная купель для крещения младенцев. В углу стоит большая статуя архангела Михаила с мечом и щитом.– Суровый, – рассматривая статую, говорит Рут.Розмари расхаживает взад-вперед, пытаясь разглядеть сквозь витражное окно, что же происходит на улице. Я стою спокойно, сжимая в руках свой букет из лилий (модель Клодетты Колберт из журнала «Единственный раз в жизни»). Потом откладываю цветы и поправляю юбку. Противоположная стена украшена позолоченной лепниной, в центе располагается зеркало, в котором отражается статуя Иисуса, стоящая у противоположной стены. В зеркале я ловлю отражение собственных глаз. Потом подхожу, чтобы посмотреть на себя вблизи. У меня голубые глаза, как у папы, они чистые, потому что я хорошо выспалась, но все равно с ними что-то не так. Я чувствую это, и я вижу в своих собственных глазах тревогу.– Ро, который час? – спрашиваю я.– Десять тридцать, – сияя, отвечает она. – Но мои часы всегда бегут вперед.– Разве вчера за ужином я не просила его прийти к десяти?– Да, просила. Я сама слышала, – подтверждает она.– Он уже здесь?– Я не видела его машину. Но это еще ничего не значит. Знаешь, я могу пройти через боковой выход и разузнать, здесь ли Джон. – Розмари надевает пальто и уходит.– Мужчины никогда не приходят вовремя, – выражает недовольство Виолетта.– Прими во внимание, сегодня выходной, – поддакивает Рут.– На дорогах полная неразбериха. А Джон едет сюда их Верхнего Ист-Сайда. Если он застрял в пробке, то ему могут помочь только крылья.Мы стоим в молчании, время тянется невыносимо медленно. Я слышу, как органист доигрывает мелодию и начинает ее снова.Наконец Розмари открывает дверь и улыбается:– Он пока не приехал, но Роберто говорил с ним сегодня утром около восьми. Джон в то время уже завтракал, поэтому я уверена, что он будет с минуты на минуту.– Который час? – спрашиваю я.– Всего-то без пятнадцати одиннадцать, – взглянув на часы, утешает Розмари. Как медленно. Несколько минут назад я просила Рут сходит в ризницу и посмотреть, который час на церковных часах.– Хорошо, нам остается только ждать, – решаю я.Все молчат, но что они могут мне сказать. Они переживают. Я переживаю. Ну где же он? Может, с ним случилось что-то плохое? Мое сердце начинает бешено колотиться. Мы встречались с Джоном почти год; и ни разу за это время он не опаздывал. Знаю, Рут сказала бы мне на это, что все в жизни бывает в первый раз. Но мне все равно страшно. Я вся трясусь. Мне нужно на воздух.Забавно, как церковь, которая всегда украшена и вылизана, может вот так вдруг превратиться в приемную. Когда я вхожу в переднюю, я замечаю кучу корзин, оставленных в сторонке; к доске объявлений прикреплены написанные от руки извещения; на полу лежит резиновый коврик с множеством дырочек, сквозь которые прогладывает грязный мрамор.– Мне нужно на улицу, – говорю я подругам.Я выхожу наружу. Воздух холодный, поэтому я вдыхаю медленно, чтобы успокоиться. Я поражена, что даже в самый важный день в моей жизни в Гринвиче все остается по-прежнему. На другой стороне улицы, на пешеходной дорожке, мужчина, одетый в робу, заливает масло через широкий шланг в двигатель своего грузовика. Три молодые женщины на углу выбирают журнал в газетном киоске, а в маленьком кафе за столиком сидит пожилой мужчина, которому подносят обед. Неужели никто из них не знает, какой сегодня день?– Смотри, мама, Снежная Королева! – проходя мимо меня, кричит маленькая девочка. Ее мама улыбается мне, но по выражению ее лица я понимаю, кто я на самом деле. Она отворачивается, берет дочку за руку, и они уходят. Незнакомка все знает; ей все понятно. И мне тоже все понятно. Ей бы не хотелось, чтобы ее дочь еще раз увидела нечто столь же печальное, как я сейчас.Мне хочется простоять на улице как можно дольше в надежде, что если я буду смотреть на Бликкер-стрит достаточно долго, то машина, на которой едет мой будущий муж, остановится рядом со мной. Не знаю, в какой момент я наконец понимаю, что машине, которую я жду, никогда не суждено появиться. Я возвращаюсь в переднюю. Мои подруги натянуто мне улыбаются. Только Рут потупила глаза. Ей все ясно. Джон Тальбот не собирался на мне жениться. Ни сегодня утром, ни в другой день. Он увлек меня и обманул. Глава 10 Когда невесту бросают у алтаря, начинается чуть ли не расследование убийства. Сопоставляют улики, выясняют картину преступления, потом ужасные подробности постепенно забываются, и жизнь продолжается. Я не знаю, что случилось сразу после этого. Каким был ужин из семи перемен блюд в ресторане «Остров Капри». Не знаю я и того, кто отправил домой оркестр «Найт кэп» и куда подевались все пирожные. С того утра прошла уже неделя, но я все еще не в силах говорить об этом. Мое свадебное платье висит в шкафу, а букет валяется в коробке под кроватью. Свою диадему я до сих пор не нашла. Наверное, я потеряла ее, пока бежала домой из церкви.Мы со свидетелями прождали в церкви до трех часов. Я сама на этом настояла. Не знаю почему, но я сказала самой себе, что три часа дня – это волшебное время, что Джон опомнится, примчится в церковь и будет умолять простить его. Тем не менее, гости ушли через два часа. Мои братья обошли все ряды и оповестили собравшихся, что они могут идти и что мы присоединимся к ним чуть позже.Роберто и Орландо поехали в отель «Карлайл» и узнали, что Джон Тальбот все еще там проживает. Орландо придумал какую-то историю о том, что Джон заболел, а так как мои братья были разодетыми в пух и прах, главный управляющий позволил им войти в комнату Джона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38