– Он отложил поездку в Чикаго на неделю.– А чем он вообще там собирается заниматься?Как бы мне хотелось ответить на этот вопрос Рут, но как только я начинаю расспрашивать Джона об этом, он раздражается и бормочет что-то невнятное о партнерстве. Очевидно, там живет состоятельный человек, с которым Джон хочет иметь дело, поэтому необходимо поехать туда на встречу с ним. Я начинаю собирать остатки ланча и отвечаю между делом:– О, он затевает там какое-то дело.– Ты с ним еще не поговорила? – закрывая термос, спрашивает Рут.– О чем?– О деньгах. О ваших сбережениях, и как вы ими распорядитесь.Мы встаем и сворачиваем покрывало, которое принесли с собой.– Нет!Как только Рут могла завести такой разговор! У нас достаточно времени впереди, чтобы обсудить наши сбережения и расходы.– Тебя лучше обсудить с ним это заранее. К чему неожиданности.– Я не собираюсь с ним обсуждать это!У него с собой всегда много денег, он живет в лучшем отеле города, он подарил мне дорогое бриллиантовое кольцо и водил в самые роскошные рестораны. Представить себе не могу, чтобы мы считали каждый цент, как делают мои родители, раскладывая на столе целый ворох счетов и обсуждая их до позднего вечера.– Когда ты выйдешь замуж и тебе вдруг что-то понадобится, что ты тогда будешь делать?– Пойду и куплю это, Рут.– Не-ет. Тебе придется спрашивать его разрешения.– Но у меня есть свой доход!– Не имеет значения. Вы в одной лодке, и не сможете подписывать чеки втайне друг от друга.Рут передает мне свой край покрывала и сворачивает его последний раз. Я молчу всю дорогу до «Б. Олтмана».Я понимаю, что у Рут больше опыта, но ее опыт не подходит к нам с Джоном. Мне разрешено расспрашивать его о карьере, но он не любит отвечать на мои вопросы. Пока он счастлив, счастлива и я. Только это имеет для меня значение.– Пообещай мне, что поговоришь с ним об этом, – уговаривает меня Рут, когда мы поворачиваем на Пятую авеню.– Обещаю.Я говорю ей это просто так, чтобы она от меня отстала. Рут моя лучшая подруга, но у меня есть собственное мнение.
В нашей гостиной мама, папа и я преклоняем колени перед отцом Абруцци, и он благословляет нас. Целый час мы выясняем отношения, а отец Абруцци только и может, что приговаривать: «Что сделано, того не воротишь». Я помолвлена. Родителям приходится с этим мириться, но и мне придется принять их отношение. Потом отец Абруцци идет на улицу за Джоном, где тот выкурил уже целую пачку «Кэмел». Кажется, в тот момент, когда отец пожал Джону руку, а мама поцеловала его в обе щеки, с его плеч гора спала.– Лючия, когда ты вернешься из Италии, я хочу, чтобы вы с Джоном пришли ко мне на беседу. Когда вы выберете число, мы огласим в церкви ваши имена, – говорит мне отец Абруцци.Лично мне кажется, что наш священник просто помешен на этих объявлениях «имен вступающих в брак». Зачем говорить об этом всем, если я хочу рассказать о своей помолвке только тем людям, которых собираюсь пригласить на церемонию. Эти объявления делают мою личную жизнь открытой для всех итальянских эмигрантов, которые будут настаивать на том, чтобы собрать для меня приданое, включая полотенца, мешки для обуви и чехлы для мебели для моего будущего дома. Все, что мне остается, это подобрать все эти тряпки по цвету, сшить и протянуть это громадное полотнище от улицы Кармин до Кинг-стрит.– Святой отец, мы обязательно придем, – обещает Джон.Для человека, у которого нет итальянских корней, мой жених схватывает все просто на лету.
Мне казалось, что время без Джона будет тянуться вечно, но в суете рабочих будней и подготовки к поездке в Италию остаток июля пролетел незаметно. Утром в день отъезда Роберто, Анджело, Орландо и Эксодус уходят из дома чуть свет, чтобы отвезти тяжелые сумки в аэропорт. Папа выносит оставшийся багаж к такси, которое уже дожидается нас у обочины. Мы с Розмари заканчиваем сборы, а мама готовит завтрак.– Лючия! – зовет отец снизу лестницы. – Сколько картонок для шляп тебе понадобится в Италии?– Три, папа.– Но у тебя всего одна голова, – поднимая картонки, ворчит папа.– Поэтому ее и нужно как следует беречь от палящего венецианского солнца. Чьей идеей было поехать в такую жаркую страну, что там можно выращивать оливки? Да еще и в самое пекло? – Я сбегаю вниз по лестнице и целую папу в щеку. – Ты хочешь, чтобы я там поджарилась?Мама выглядывает с кухни.– Она вертит тобой, как хочет, – вытирая руки о полотенце, усмехается она.– Как, собственно, и ты, – парирует папа.Розмари сжимает мою руку, пока мы едем через центр города по мосту Квинсборо в направлении международного аэропорта.– У меня такое чувство, будто мы просто отправляемся за покупками к свадьбе или новоселью, – говорит моя невестка. – И что эта поездка скоро закончится.Первое, что я сделала по настоянию мамы, – заказала свадебные подарки в «Б. Олтман». Мама хочет, чтобы у меня было все самое лучшее, начиная от мебели и заканчивая безделушками – ирландские покрывала на кровати, египетские хлопчатобумажные полотенца для ванной, английский фарфор и столовое серебро для столовой. У Джона не было своего дома с тех самых пор, как он продал дом своей семьи на Лонг-Айленде и определил свою мать в «Кридмор». Отель «Карлайл», безусловно, роскошен, но я знаю, что смогу сделать для него дом лучше.Мы с мамой планируем купить мебель и ткани для портьер в Италии. Сама я намерена накупить столько итальянского стекла, сколько смогу увезти. Джон показал мне проект дома в Хантингтоне, и мне хочется, чтобы у нас были такие же переливающиеся всеми цветами радуги люстры, какие я видела в особняке Милбэнков, когда мы с Рут возили на примерку платье для дамы из этой семьи.Делмарр подарит мне свадебное платье. Он будет работать над его эскизом, пока я в отъезде. Подруги договорились, что будут помогать ему. После моего возвращения Элен будет работать с нами последнюю неделю.Они сэкономят мне приличную сумму, занимаясь свадебным платьем, нарядами моих свидетелей и маминым туалетом. Эти деньги я потрачу на покупку мебели.Невероятно, но за те шесть лет, что я проработала в магазине, я накопила 8 988,78 долларов. Я никогда не ездила в отпуск одна, только вместе с семьей, не тратила деньги на покупку украшений и машин. Почти всю одежду шила собственными руками, а все, что не могла сделать сама, покупала на распродажах в «Б. Олтман», пользуясь скидками для сотрудников. Я понимала, что когда-нибудь мне захочется свить свое гнездышко. Теперь я хочу потратить около тысячи на покупку мебели в Италии, и отложить пятьсот долларов на случай непредвиденных расходов. Оставшиеся деньги я отдала на строительство дома у Хантингтонского залива. Моя доля не идет ни в какое сравнение с тем, что вложил Джон, но я с радостью отдала ему эти деньги и теперь чувствую, что мы с ним партнеры. Кроме того, мне пришлось взять в свои руки все отделочные работу, подборку кафеля для кухни и настоять, чтобы нам сделали большое окно с видом на океан, поэтому мой вклад заслуживает признания.Когда мы приземляемся в Риме, папа выходит из самолета, встает на колени и целует землю.– Твой отец прямо как Папа Римский, – всплескивает руками мама. Потом подходит к папе и помогает ему встать. – Ты испачкаешь брюки, – отряхивая его, говорит мама.Папа ждет, пока все соберутся, и начинает говорить по-итальянски, но он говорит так быстро, что мы не можем разобрать почти ни одного слова.Орландо восклицает в комическом ужасе:– Папа, прошу тебя, мы ведь американцы! Помедленнее.На этот раз не торопясь, отец объясняет, что мы сядем на поезд до Тревисо и проведем ночь в дороге.– А уже оттуда мы доберемся до дома. Назад в Годегу ди Сант-Урбано.Делмарр сказал мне, что Рим совсем не похож на Нью-Йорк, но пока я не вижу особой разницы. В Нью-Йорке, конечно, нет древних парков с руинами, нет Колизея, фонтанов трехсотлетней давности, как на площади Навона. Несомненно, здесь не так много людей и не такое плотное движение на улицах, но на этом различия ограничиваются.Неприятностей от любвеобильных итальянских мужчин у меня нет, потому что я путешествую с папой и четырьмя братьями, которые берегут меня как зеницу ока, словно я ценный груз, доставляемый в «бринксе» Бронированный автомобиль для перевозки ценностей.

. Если я отхожу на несколько шагов от семьи, чтобы посмотреть туфли, выставленные в витринах магазинов, окружающие мужчины кажутся мне стервятниками, в готовности кружащими над черствым рогаликом, чтобы склевать его как самое лучшее лакомство. Но папа тут же подходит ко мне и пристально смотрит на них, и они незамедлительно растворяются. Я не единственная, на кого обращают внимание итальянские мужчины. Даже маме часто свистят вслед. А когда один итальянец попытался помочь нашей безобидной на вид Розмари, пока мы садились на поезд, она рявкнула на отличном бруклинском диалекте: «Руки прочь, негодяй, пока я тебе не врезала!»Пока мы едем из Рима в Венецию, я с тяжелым сердцем гляжу на Адриатическое море рядом с городом Римини. Дорога словно лентой опоясывает побережье, белый песок едва различим, потому что каждый сантиметр занят людьми и зонтами с оранжевыми, белыми, зелеными и розовыми полосами. Там, где вода набегает на берег, песок сверкает на солнце. Дома, выкрашенные бледно-розовым и небесно-голубым, ютятся у подножий холмов, словно блестки на шелковом платье. Воздух, несмотря на жару, свежий и прозрачный, наполнен ароматом ярко-красных апельсинов, которые выращивают почти в каждом местном саду.Прожив всю свою жизнь в городе, в окружении кирпичных стен и булыжных мостовых, я и не подозревала, что водные просторы так манят меня, так много для меня значат. Я гляжу на Адриатическое море и думаю о моем доме в Хантингтоне. Интересно, нанял ли уже Джон рабочих, начали ли они закладку фундамента, а может, они уже возводят стены. Джон заверил меня, что мы сможем переехать в дом сразу после свадьбы.Поезд медленно подъезжает к станции «Фаенца», дети носятся вдоль состава, собирая монетки, которые пассажиры выбрасывают им из окон. Война закончилась шесть лет назад, но все еще можно видеть, что итальянцы не до конца справились с ее последствиями. По сравнению с ними мы выглядим просто богачами в наших простых, но опрятных ситцевых платьях и белых перчатках, а на них надеты разваливающиеся башмаки и перешитая из взрослой одежда.Я вижу босоногую девчушку в нижней рубашке и белых штанишках до колена. У нее загорелая кожа, черные волосы и блестящие не солнце глаза. Розмари прислоняет лицо и руки к окну и пристально разглядывает девочку, пока на поезд садятся остальные пассажиры. Я понимаю, что она думает о своей дочери, гадая, что Мария Грейс сейчас бы делала: пыталась сесть, ела макароны, или у нее прорезался бы первый зуб.– Конфеты! – хватает свою сумочку Розмари. – У меня целый кулек конфет! Лю, открой окно.Я встаю и распахиваю окно. Поезд трогается, а Розмари кричит:– Vieni qua! Vieni qua! Дети бегут на ее голос к нашему окну. Розмари бросает несколько пакетиков из золотистой фольги в форме сердечка с вишневыми карамельками. Дети подпрыгивают и ловят их, словно это звезды с неба. Маленькая девочка в белых штанах пытается поймать пакетик, но упускает его; другой мальчик хватает пакетик, который упал рядом с ней, и убегает прочь. Я зову ее:– Corri! Corri! Как только она подбегает к нашему окну, Ро бросает ей последний пакетик, и ей удается его поймать. Поезд увозит нас, но мы смотрим девчушке вслед: за щекой она держит конфету, и на лице ее довольная улыбка.Тревисо всегда был городом мечты для папы. Тревисо окружен стенами и обнесен рвом, поэтому кажется, будто он расположен на острове. Город хорошо освещен; кружевные ивы окружают каналы, подернутые ряской.Дома из кирпича, выстроенные вдоль каналов, выкрашены ярко-коричневой краской. У трехэтажных домов большие окна с простыми черными ставнями. Маленькие пешеходные мостики перекинуты через каналы. В Тревисо, кажется, все и вся связаны друг с другом, словно родственники. Нет зданий, стоящих на отшибе, в одиночку; это город-крепость.Улицы вымощены на голландский манер булыжником, но не привычного для нас серого цвета, как в Гринвиче. Эти булыжники дымчатого зелено-голубого цвета, словно патина, которая напоминает налет на бронзе, возможно, это мох, который растет тут из-за близкого расположения к воде. И этот мох, словно ковром устилающий Тревисо, делает город каким-то тихим.Когда мы приезжаем в отель, управляющий приветствует нас с таким воодушевлением, что я начинаю подозревать, что папа – давно пропавший член итальянской королевской семьи.– Кто из вас Лючия? – глядя на маму, Розмари и меня, спрашивает управляющий.– Я, – говорю я.– Вам телеграмма, сеньора. Церемонно он вручает мне желтый конверт. НАСЛАЖДАЙСЯ ОТДЫХОМ.ЖДУ. СКУЧАЮ ПО ТЕБЕ.С ЛЮБОВЬЮ, ДЖОН
– Как романтично! – вздыхая, говорит Розмари. Мои братья хохочут.– Да, вы просто кучка кривляк, – одергивает она их Управляющий позаботился предоставить нам комнаты с видом на канал и порекомендовал поужинать в расположенном неподалеку ресторане. После хорошего дневного сна, празднично нарядившись, мы идем с папой на открытый рынок около реки. Он объяснил, что вечером продавцы выбрасывают не раскупленную рыбу и морепродукты в реку, и все это плывет вниз по течению. Совсем не то что в Нью-Йорке: папе приходится тратить уйму денег на то, чтобы из «Гросерии» вывезли мусор.«Посиделки у Лавинии Стеллы» – лучший ресторан в Тревисо. Оказывается, его владелец – родной брат управляющего нашим отелем. Как только мы туда входим, становится понятным, что нас ждут.– Дети, – говорит папа, когда мы рассаживаемся за столом – Теперь вы видите, откуда я родом. Люди работают бок о бок друг с другом, сообща. И мне бы очень хотелось, чтобы вы переняли их опыт.– Папа, но мы и так работаем вместе, – возражает Роберто.– Да, но вы слишком много спорите друг с другом, – поднимает папа руки, привлекая наше внимание к атмосфере, царящей в обеденном зале. – Здесь ты никогда не услышишь перепалки.Я вмешиваюсь в разговор:– Это потому, что они прячутся на кухне, чтобы выяснить отношения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38