Эскалаторы уже остановили, поэтому мы спускаемся по ним пешком и направляемся к служебному входу на первом этаже.– Прости меня, Рут.– Все хорошо.– Нет, не хорошо. У меня нет никакого права навязывать тебе свое мнение.– Ты и не навязываешь. Все, что ты сказала, – чистой воды правда. Мне есть над чем задуматься.Рут открывает дверь. Сильный порыв ветра со стуком захлопывает ее обратно. Рут открывает ее снова и пропускает меня вперед. Потом выходит сама, запирает дверь и дергает ее, проверяя, хорошо ли она закрыта. Начинается снег. Я лезу в карман за перчатками. Рут повязывает на шею шарф.– Прости, что разочаровала тебя, Лючия.– Ты никогда не разочаровывала меня. Я просто за тебя переживаю.Рут смотрит в направлении Мэдисон-авеню.– Очень тяжело сделать всех вокруг счастливыми, но я уверена, что должен быть какой-то способ. Мне придется разыскать его.– У тебя получится.Как я могу сказать моей лучшей подруге, что нет способа сделать счастливыми абсолютно всех? Я знаю это по собственному опыту, из-за того случая с семьей Де Мартино. Я очень расстроена, потому что заставила подругу переживать. Я не могу попрощаться с ней вот так.– Спасибо тебе, Рут.– За что?– Ну, хотя бы за то, что хотела создать вместе со мной ателье.– Очень хотела.– Знаю, – улыбаюсь ей я и поворачиваю в сторону Пятой авеню.– Береги себя, – кричит мне вслед Рут, заворачивая в противоположную сторону, и идет к автобусной остановке.– Хорошо, – отвечаю я и смотрю на Пятую авеню.Автобуса нигде не видно. Ветер слишком холодный, чтобы стоять на остановке и ждать, поэтому я решаю до следующей остановки пройтись пешком. Все же идти лучше, чем стоять.Туман скрывает крыши высотных домов, а свет с нижних этажей такой мрачный в плотном мареве, заполнившем город, словно мы в каком-то потустороннем, призрачном мире.Я натягиваю на уши свою бархатистую шляпу с широкими полями и завязываю ленты под подбородком, засовываю руки поглубже в карманы и быстро иду в сторону дома.Интересно, что со мной будет дальше. Рут так мила, что предлагает мне открыть ателье вместе с ней, но это просто мечты. Как только она выйдет замуж, она проработает еще какое-то время, а потом они с Харви родят ребенка, и ей придется уволиться, чтобы воспитывать малыша. Наверное, я и сама могла бы открыть ателье. Но как? Я не знаю, как это делается; я просто швея. Наверное, мне кажется, что деловой мир принадлежит мужчинам, потому что я выросла среди братьев. В этом мире есть и женщины, например Эдит Хед из Голливуда. Я читала в журнале «Фото скрин», что у мисс Хед есть муж, но нет детей. Материнство – трудное дело, не менее трудна и беременность. Чем ближе день, когда Розмари должна родить, я замечаю, как тяжело ей заниматься привычными делами и какой она становится раздраженной. Роберто почти не отходит от нее, но чем он ей может помочь. Уверена, в глубине души он радуется, что ему самому не приходится вынашивать ребенка. Иногда мне кажется, что женщине достаются все трудности жизни.Из всех моих знакомых единственный человек, чьему образу жизни я по-хорошему завидую, – это Делмарр. В свободное от работы время он развлекается в городе. Встречается с интересными женщинами, одни из них умницы, другие красавицы, в некоторых сочетаются оба качества, и он воспринимает себя в этом мире как гостя на званом вечере. Он рассказывает нам удивительные истории о светском обществе: вечера, рестораны, мошенники и художники – его жизнь насыщена событиями, иной раз он сам не верит в собственную удачливость. Поразительно, получать от жизни все и не перестать ей удивляться.Я пересекаю парк Мэдисон-сквер и продолжаю идти по Пятой авеню. Кажется, стало еще холоднее, снежная крупа больно сечет по лицу. Я решаю поймать машину. Мимо меня проносятся только грузовики и легковушки, но нет ни одного такси. Все они заняты, потому что люди испугались приближения снежной бури. Я уже почти отчаялась, как вдруг рядом со мной останавливается автомобиль.– Лючия! Это Джон Тальбот, – открывая окно, говорит водитель и наклоняется над пассажирским креслом своего «паккарда» модели 1950-го года: блестящий темно-синий автомобиль с контрастными клюквенного цвета панелями по бокам. Я очень хорошо помню такую модель из каталога, который приносил Эксодус. Мой брат страстно желает заполучить такую машину, но их производят только на заказ, поэтому они очень дорого стоят.– Тебя подбросить?Я вспоминаю мамины наставления, чего не должна делать незамужняя девушка, если она одна на улице. Но тут же забываю их, ведь Делмарр представил меня Джону Тальботу. Возможно, он ловелас, но у него есть машина, в которой можно укрыться от надвигающейся непогоды.– Это вас не затруднит?– Наоборот.– Не выходите, – говорю ему я, когда он хочет выбраться из машины, чтобы открыть для меня дверь. Я залезаю внутрь.– Возмутительно, что вы так задерживаетесь. Надо бы об этом поговорить с Делмарром.– Он не виноват. Я помогала своей подруге Рут со свадебным платьем.Я поправляю юбку и про себя отмечаю, что кресла сделаны из добротной кожи. Здесь очень чисто. Похоже, этот человек заботится о своих вещах.– Вы, наверное, только и делаете, что постоянно шьете свадебные платья, да? – снижая скорость и встраиваясь в ряд машин, спрашивает Джон.– Пожалуй.– Это весело?– Как сказать. Вы просто не представляете, какое значение для девушки имеет свадебное платье и как много усилий нужно приложить, чтобы создать красивый наряд. Потому что девушка хочет быть самой красивой для мужчины, который ее выбрал. Но когда они приходят к нам с этими благими намерениями, то постепенно превращаются, по правде говоря, в разъяренных чудовищ.Джон смеется:– Но они так прелестно выглядят на страницах газет! Фата, диадема и все такое.Интересно. Как и мы с Руг, Джон Тальбот читает светскую хронику. Мне бы и в голову не пришло, что он интересуется модой; а может, он это делает, чтобы вычеркнуть имя очередной новобрачной из своей маленькой черной записной книжки.– Да, нам требуется немало усилий, чтобы сменить их гнев на милость. Иногда я спрашиваю саму себя, видели ли когда-нибудь женихи своих невест в таком состоянии?– Возможно, нет. Вы, женщины, умеете вводить нас в заблуждение. Мы по сравнению с вами просто глупые щенки, зеленые, неопытные новички.– На это я могу ответить, что вы того заслуживаете, – парирую я.– Ты встречаешься с кем-то? – дружелюбно спрашивает Джон.– Зачем спрашивать? Вы же уже поцеловали меня на вечере в честь Нового года так, словно знакомы со мной всю жизнь. – Не может быть, что я заговорила о том поцелуе. Жаль, что сказанного не воротишь.– Знаю. И хочу принести за это мои извинения, – искренне говорит Джон. – Я не вел себя как настоящий джентльмен, но могу ручаться, что все же я джентльмен. Тогда я увлекся. Твое красивое золотое платье вдохновило меня.– Спасибо. – Как хорошо, что в нашей кладовке я отложила для себя отрез ламе.Некоторое время мы молчим, и я раздумываю, как бы продолжить разговор.– Делмарр говорит, что вы торгуете тканью.– Это одно из моих дел.– А у вас их много? Как же вы успеваете? – спрашиваю я.– Мне кажется, я молод и мне следует попробовать себя в разных делах, чтобы определить, какое из них по-настоящему мое.«Плохой знак», – думаю я про себя. Если ему до сих пор непонятно, какое дело его, то как же он может выбрать девушку своей жизни?– Но я уже понял, чем хочу заниматься, – словно читая мои мысли, добавляет он.Я вздыхаю с облегчением. Хорошо. Он не легкомысленный человек, просто у него разнообразные интересы.– О, поверните, пожалуйста, направо, на Коммерческую улицу.Джон пропускает поворот и продолжает движение на юг по Седьмой авеню.– Прости. – Тон у него вовсе не виноватый.– Теперь вам придется объезжать целый квартал, чтобы добраться до моего дома.– Так и было задумано, – весело говорит он. – Мне нравится беседовать с тобой. Я просто оттягиваю время. Тебя это устраивает?– Я целый день провела за швейной машиной и плохо соображаю, поэтому вам придется растолковать мне.– Хорошо. Тогда попробую объяснить. Мне приятно проводить с тобой время.– Но ведь вы совсем не знаете меня.– Я знаю, какая ты.– И даже знаете, что на меня наложено проклятье? – спрашиваю я.Джон смеется.– Да, проклятье, – настаиваю я. – Много лет назад. И моя мама, боже благослови ее, верила, что я избежала его, когда родилась без родимых пятен на лице, этого она больше всего боялась. Но мне кажется, что проклятье – это словно яд, который убивает не сразу, а много времени спустя. Не сразу, но все-таки убивает, понимаете? Вы знакомы с итальянцами?– Конечно.– На ком-нибудь из них было проклятье?– Только на тебе.– И вас это не останавливает?– Ни на секунду.Я указываю на мою улицу:– Вот сюда. На этот раз не пропустите.Джон замедляет движение и поворачивает на Коммерческую улицу. Вдоль дороги по только что выпавшему снегу протоптана одна цепочка следов. Я киваю на нее:– Когда идет снег, я сижу у окна и наблюдаю. Следы на снегу напоминают мне карточки из танцевальной студии Артура Мюррея, на которых напечатан порядок выполнения шагов.– Ты любишь танцевать? – спрашивает он.– Страстно.Я не буду рассказывать Джону Тальботу, что я платила моему брату Анджело пять центов, чтобы он потанцевал со мной.– Когда-нибудь мы сходим на танцы.– С удовольствием. – Я показываю на свой дом: – Номер сорок пять.Джон останавливается рядом с домом.– Подожди. Я помогу, – говорит он. – Мне так неловко, что я не открыл дверь в первый раз.Хорошие манеры, думаю я, пока он обходит машину и открывает мою дверь. В его волосах запутались снежинки, и это напоминает мне о новогоднем вечере, когда с потолка сыпалось конфетти, а он целовал меня.– Где ваша шляпа? – интересуюсь я.– На заднем сиденье.– Вам бы следовало надеть ее, – замечаю я, прижимая поля шляпы к ушам. Джон открывает дверцу, достает оттуда шляпу и надевает ее. Потом берет меня за руку и провожает к крыльцу.Какое-то время мы стоим и смотрим друг другу в глаза. Не слишком долго, чтобы начать целоваться, но достаточно, чтобы этого захотеть. Теперь он, узнав меня немного лучше, понимает, что я не та девушка, с которой можно мимоходом познакомиться в ресторане и поцеловать, даже не спрашивая ее позволения. Надеюсь, он не из таких мужчин.– Хорошо. Спокойной ночи, Лючия, – приподнимает он шляпу.– Спокойной ночи, Джон, – открываю я входную дверь и, очутившись внутри, перевожу дыхание. Разговор вымотал меня, но это очень приятная усталость. Джон Тальбот не тот мужчина, с которым я чувствую себя уютно. Рядом с ним мне приходится все время быть начеку, потому что я никак не могу понять, что он сделает в следующую минуту.В прихожей витают знакомые запахи тушеных помидоров и базилика. Я поднимаюсь в свою комнату, чтобы переодеться в брюки и в один из старых папиных свитеров. Мама накормит меня вкусным ужином, а потом я устроюсь у камина с бокалом папиной траппы и буду думать о Джоне Тальботе. Глава 5 Как только папа закончил строительство комнаты для Роберто и Розмари, то принялся за мамину кухню. Он оклеил кухню обоями в красно-белую полоску и установил новую белую фарфоровую раковину, газовую плиту последней модели с четырьмя горелками и духовкой. Это вдохновило меня на обновление моей комнаты.Когда я сказала Делмарру, что собираюсь делать ремонт, он повел меня за материалами в «Ди энд Ди билдинг» на Мэдисон-авеню. Там он показал мне бессчетное количество разного вида обоев со всего света: английские от компании «Коулфакс энд Фоулер», французские дизайнера Пьера Фрея, яркие американские от Роуз Каммингс. Мы просмотрели все, но решили вернуться в «Б. Олтман» и заглянуть в отдел «Украшения для дома», где и нашли обои производства Шумахера с желтыми махровыми розами, перекрещенными на небесно-голубом фоне. Делмарр говорит мне, что «Б. Олтман» выиграл заказ на оформление Белого дома для президента и его жены миссис Трумэн Гарри Трумэн (1884–1972) – 33-й президент США.

. Приятель Делмарра, с которым они вместе начинали работать в отделе упаковки, Чарльз Хайт, будет в этом проекте ведущим дизайнером.– Что хорошо для старушки Бесс Уменьшительное имя от Элизабет, жены Трумэна.

хорошо и для тебя, – говорит Делмарр.И вот я дома. Братья помогли мне сдвинуть мебель в центр комнаты. Я открываю окна, чтобы проветрить. Мне пришлось провести целое утро, чтобы отмерить длину обоев. Клеить их – целое искусство, поэтому я купила три дополнительных рулона на случай, если допущу ошибку. Теперь я наливаю клей в поддон. Кто-то стучит в дверь.– Осторожно, – кричу я.Дверь открывает Рут:– Привет. Твоя мама сказала, что ты занята.– По горло, – откладываю я рулетку и губку.– Нужна помощь?– Что вообще ты тут делаешь? Тебе через неделю замуж выходить.– Я знаю. Мне просто нужно немного отвлечься.– Тогда садись вон туда и смотри.– Я с ума сойду, если буду сидеть без дела. Давай помогу.– Уверена?Рут кивает. Я объясняю ей, что задумала сделать, и показываю место, где начала клеить:– Вот отсюда.Я протягиваю Рут рулон и прошу раскрутить его. С проворностью швеи она расстилает обои на полу, потом делает карандашом едва различимые пометки на стене, чтобы совместить рисунок.– Ты, вижу, уже готова.Рут проводит рукой по стене и кивает головой:– Н-да.А потом, как в нашей рабочей комнате, в молчании мы приступаем каждая к своей части дела. Мы с ней настоящая команда. Клеим ли обои, делаем примерку или накрываем стол к ужину, мы идеально чувствуем друг друга, знаем, что каждая из нас должна делать, чтобы выполнить работу наилучшим образом. Словно читая мысли, мы предупреждаем все просьбы друг друга. Это, наверное, и есть идеальный брак. Работая бок о бок с подругой, я чувствую себя виноватой перед ней. Признаю, я была слишком сурова.– Рут, прости меня за все, что я наговорила тебе прошлым вечером.– Нет-нет, не извиняйся. Ты была честна со мной. И, знаешь, ты права, – Рут берет линейку и отрезает обои. Я придерживаю лист, пока она примеряет его край к стене.– Я не имела права на тебя кричать.– Ты же итальянка. Тебе можно. Все в порядке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38