Лимму еще повезло - поблизости из песка торчали несколько древних-древних валунов. Ничего не оставалось, как метнуться на макушку одного из них и замереть. Фаланга, приметив движение, бросилась в сторону Лимма, но поймать не сумела. Жвалы щелкнули в двух пальцах от его ноги.
Лимм старался сидеть неподвижно, замереть и не шевелиться, даже не дышать. Почти сразу тварь потеряла его из виду. Этот нехитрый прием знает любой пустынник: у хищных насекомых так устроен глаз, что движение они примечают сразу и безошибочно, а вот спокойно сидящего в двух шагах человека не замечают, так что стоит перестать метаться из стороны в сторону - и зверюга, которая только-только собиралась тобой полакомиться, остается ни с чем. Но та фаланга попалась упорная - не спешила уходить, еще долго крутила по сторонам уродливой башкой, щупала воздух усиками. Только когда солнце взялось изрядно припекать и Лимм на своем каменном насесте едва не изжарился, фаланга удалилась восвояси. Потом у него полдня болела голова от перегрева, саднило кожу на колене, припеченную о раскаленный камень, да еще Геала устроила скандал: почему, мол, так сильно опоздал. Больше Лимм не выходил из дому без оружия. Даже если отправлялся, как сегодня, за водой.
Источник был сух, как знойный полуденный ветер, лишь стенки казались немного влажными. Лимма это не обескуражило - в такое время года так бывает всегда. Дожди прошли давно, скоро уж новые начнутся, вот вода и ушла глубоко вниз. Придется попотеть, чтобы добыть хоть немного.
Он присел на корточки, положил рядом мех и пращу. Потом снял с копья широкое костяное острие, вонзил его в песок, в паре ладоней от самого источника. Копать было не тяжело, только песок норовил осыпаться в только что выкопанную лунку. Наконец яма была готова, Лимм подождал пару мгновений и тут, как по команде, из влажных стен лунки стала сочиться мутноватая водица. Мех он наполнил наполовину: на пару дней хватит, а там можно и еще сходить.
Обратный путь показался короче. Лимм уже спускался с гребня последней дюны, как справа ему послышался какой-то шорох. Не иначе как у норы его поджидала какая-то тварь. Что ж выходи, поговорим! А что, если это кто-то из приятелей решил таким образом пошутить? Пришел за Лиммом - на охоту, скажем, с собой позвать, - дома не застал и решил устроить хозяину сюрприз. Шею свернуть надо мерзавцу! Шутка не из лучших… Не успел Лимм подумать об этом, как из-за края дюны на него бросилась стремительная рыжая молния. Однако охотника пустыни не так-то просто застать врасплох. Лимм отшвырнул в сторону мех, выставил копье и упал на одно колено, целясь набегающей твари в низ живота. Рыжий на полном ходу налетел на острие. Лимм поднатужился изо всех сил и отбросил от себя врага. Только сейчас он разглядел своего противника - муравей! Что это он? Озверел что ли? Где это видано, чтобы муравьи вне своих охотничьих угодий нападали на людей?
Потрескивание за спиной предупредило его о приближении нового врага. Лимм взмахнул пращой, раскрутил, и здоровенный камень ударил второго муравья точно в голову, между глазами и изогнутыми, словно крючья, жвалами. Хитиновая броня выдержала, но шестиногий как-то сник, сбился с шага, остановился и закрутился на месте. Лимм подобрался к нему поближе и всадил копье твари в затылок:
- Получай!
Муравей рухнул и остался недвижим.
В этот момент Лимм почувствовал какое-то болезненное прикосновение к своей правой руке. Он вскрикнул от боли, выпустил копье и развернулся. Третий муравей уже примеривался куснуть еще раз. Лимм попытался отпрыгнуть, но нога предательски завязла в песке, он упал, разодрав бедро об острые жвалы мертвого шестиногого. Охотник силился подняться, но рука уже попала в костоломный захват, боль взорвалась в ней, потом тиски словно исчезли, Лимм обрадованно взмахнул ею, пытаясь выдрать застрявшее копье, и недоуменно уставился на сочащийся кровью обрубок.
Тут набегающий муравей боднул его в грудь мощной хитиновой башкой, затрещали ребра, и Лимм провалился в спасительное забытье. Сознания он, правда, не терял. Охотник чувствовал, как его не самым ласковым образом прихватили поперек туловища жвалы, оторвали от горячего и такого приятного песка и куда-то понесли.
Переход длился долго. Страшно болела рука, ныли переломанные ребра, солнце, припекавшее уже вовсю, вытягивало из тела последние капли воды. Губы пересохли, язык распух и заполнил, казалось, уже весь рот. Несколько раз муравей швырял Лимма на землю - тело отзывалось взрывом боли - щупал сяжками, будто проверяя - как он там, этот двуногий, жив или нет? На второй или третий раз Лимма приложило так сильно, что он перестал понимать, что с ним происходит и куда его несут.
Очнулся он от человеческих голосов.
- Милвер, смотри - еще один. Ох, мертвые пески! У парня-то - начисто ноги откушены!
- Сейчас перевяжу. А то кровью изойдет, как Хорваг.
- Воды-то у нас осталось хоть чуть-чуть?
- Немного есть.
- Дай сюда.
Лимм осторожно приоткрыл глаз.
Темно, лишь слабенький, какой-то неживой свет струится от стен небольшой норы. Вокруг - плотный влажный воздух, как перед дождем, кажется, что его можно ухватить рукой. А еще резкий, неприятный, но немного знакомый запах. Где же так пахнет? А-а! На муравьиных тропах воняет точно так же.
В неверном свете на потолке норы дрожат и двоятся нечеткие тени. Лимм присмотрелся внимательнее. Кто-то шевелился у дальней стены. Люди. Двое склонились над неподвижным телом. Один, светловолосый крепыш, смачивал водой кусок грязно-белой ткани, второй, совсем еще мальчик, что-то делал с ногами раненого. И как ни мало было света, Лимму сразу бросилась в глаза их необычная для пустыни белизна кожи, упитанность и добротная, невиданная в песках одежда.
Так… Только паучьих рабов еще не хватало. Откуда они здесь? Раскорякам своим прислуживать надоело, решили теперь муравьям лапы лизать?
- Не пьет, бедняга. Не шевелится даже. Умрет он скоро, вот что я тебе скажу, Милвер. Не жилец он. С такими ранами разве живут? Что же эти твари делают, а? У того пустынника полруки отгрызли, этому - ноги! Эх, жаль бураков с нами не было! Они бы этим рыжим устроили веселую жизнь! Видел хоть раз, как бураки охотятся? Э-э, то-то и оно! А я видел. Быстрота, мощь, смерть. С любой стороны, откуда ни зайди…
Лимм приподнялся на локтях. Люди испуганно обернулись на звук, почти сразу облегченно выдохнули. Поняли, что нечего бояться. Светловолосый спросил:
- Живой, парень?
Лимм только кивнул. Что с этими разговаривать? Трусы они, трусы и есть. Тот парень без ног наверняка тоже муравьям сопротивлялся, вот его и подрали. А эти вон - парой царапин отделались, небось шестиногим с ними возиться не пришлось.
- Воды хочешь? - снова спросил тот, что поразговорчивей.
Лимм опять кивнул. Воду принимать не зазорно: по пустынному укладу, отказать предложившему тебе воды - означает смертельно оскорбить его. Ну, а этих-то за что? Рабами родились, рабами и умрут…
- Держи, - протянул Лимму кожистую посудину второй. Милвер, вроде. А первого как зовут? Не спрашивать же. Впрочем, болтает он за троих, обязательно представится.
- Я Сайл, - не разочаровал тот пустынника, - это вот Милвер, а тебя как звать?
Молчать дальше было бы неуважением. Пришлось буркнуть:
- Лимм.
- Ты откуда?
Вот это уже им знать не обязательно. Лимм отпил, вода оказалась теплая и довольно вкусная. Горьковатая немножко, правда. Хорошо живут раскоряковы слуги.
- Не хочешь отвечать? Тайна, да? А мы из Валега, знаешь где это? В землях Третьего Круга, под мощью Младшего Повелителя Фефна!
Лимм не выдержал, плюнул, благо во рту снова появилась слюна.
- Слышать ничего про ваших раскоряк не хочу! Ясно?
- Ясно, ясно… чего же тут непонятного… Нестерпимо заломило руку. Лимм обхватил обрубок правой ладонью, и только теперь заметил, что рана умело перетянута какими-то тряпками, уже набухшими кровью. Благодарить не хотелось, и он отвернулся к стене.
Ныли ребра. Он лежал и вспоминал, чтобы хоть ненадолго отвлечься от неутихающей боли. Вспоминал свою уютную, пусть и забитую хламом и мусором нору, жаркие объятия Геалы, ее ласковые руки, длинные шелковистые волосы. А еще тот случай на охоте, когда его меткая праща спасла жизнь молодому пареньку… как же его звали? Хайим… Хейм… не вспомнить уже.
Где-то невдалеке послышалось шуршание и дробный топот. Звуки приближались. Лимм оглянулся - Сайл с напарником в страхе вжались в стену, замерли.
Тогда, чтобы его не ровняли с этими трусами, даже случайно, Лимм, опершись на здоровую руку, со стоном поднялся на ноги. Прислонился к шершавому выступу стены, чтобы не свалиться от слабости.
В пещерку влетели два муравья. Один угрожающе навис над троицей в дальнем углу, распахнул жвалы - не шевелитесь, мол. Второй направился к Лимму. Нельзя сказать, что сердце охотника не дрогнуло, но врага он встретил с гордо поднятой головой. Он попытался пнуть тварь ногой, но добился лишь того, что серпы челюстей больно хватанули за лодыжку, дернули - и Лимм снова попался в тиски. Шестиногий развернулся и куда-то понес его. * * *
Один из мягкотелых вел себя не так, как все остальные. Он единственный, кто пытался сопротивляться во время ментального «допроса». Правда, в его разуме не обнаружилось ничего необычного - примитивные мысли и желания… Одно только смущало: образ всемогущего Повелителя, довлеющий в головах других двуногих, у этого начисто отсутствовал. Восьминоги вызывали у него страх, от их образа так и веяло смертью, но что-то было не так… Может быть, просто попалась больная особь?
Однако этот мягкотелый так до конца и не покорился судьбе и даже искалеченный, безо всякой надежды на победу, продолжал сражаться. Это было удивительно. Кроме того, в этом он оказался не одинок. Три дня назад его солдаты наткнулись в пустыне на маленькие Жилища-норы, где обитали одни двуногие, без хозяев. Эти защищались умело и самоотверженно, как, например, тот мягкотелый в норе у двух одинаковых скал. К нему долго не могли подобраться. Даже когда его, наконец, схватили, двуногий не успокоился, а принялся отбиваться еще яростней. Тоже больной? А может, это бродячие особи, отделившиеся от большой Семьи вместе с младшей самкой? Самка погибла, и они остались одни.
Впрочем, его разведчики и фуражиры, застигнутые дождем или ночным холодом, тоже стараются найти укрытие или, в крайнем случае, вырыть его. И, если придется, защищают свой временный дом, как частичку Жилища, до последнего. Для этого им никакой особой команды не нужно - с таким простым делом они справятся самостоятельно.
Он решил пока не предпринимать ничего в той плодородной долине на севере. Не стоит спешить.
Пусть его новые враги успокоятся, перестанут ждать нападения, потеряют бдительность. И тогда он нападет. Численность и внезапность один раз уже принесли ему победу. А пока что его войска получили новый приказ: исследовать серые скалы на юге. При обнаружении Жилищ враждебной жизни - уничтожить.

ГЛАВА 7

НОВЫЙ ДОМ
Возвращаться к Богвару Редар не стал. Похоронив Крегга, он подумывал было поискать в долине Ущелий новую нору. Жить в старой, где все напоминало об Учителе, было невмоготу. Пока же Редар упрямо продолжал опыты с нефтью. Ему казалось, что удачное решение будет лучшим посмертным подарком Креггу. Вдобавок его душу сжигала жажда мести. Он не мог дождаться того дня, когда пылающая кара обрушится на смертоносцев. Пустынник жил этой мечтой и почти ни о чем больше не думал. Разве что о Кире. В редкие часы отдыха он с какой-то щемящей тоской, поражающей его до глубины души, вспоминал лучистые глаза девушки. Случались дни, когда юноша больше всего на свете хотелось увидеть ее вновь. Но потом эксперименты поглощали его целиком и, когда в следующий раз Редар появлялся в пещерном городе, то даже и не пытался отыскать Киру - главное было побыстрее выменять столь необходимые для работы глинянки, спряденные нити для фитилей, горючее масло.
Сама же девушка боялась встречаться с юношей. Она винила себя за то, что накричала на него при их последней встрече. Тогда она обозвала Крегга безумцем - теперь же старый отшельник мертв. А Редар вновь остался один и, наверное, никогда не простит ей тех жестоких слов. Внутренний голос нашептывал Кире, что именно сейчас она нужна ему, что только она может помочь. Но девушка корила себя за неосторожные слова, за причиненную пустыннику боль. Ей хотелось все исправить, но как - она не знала. И все чаще казалось, что Редар больше никогда не захочет с ней разговаривать, даже не взглянет на нее.
Кира совсем перестала смеяться, привычные в пещерах игры, до которых она раньше была большая охотница, теперь ее не привлекали. Подруги перешептывались за ее спиной, особенно усердствовала Ликка, но вслух ничего не говорили. Только стали чаще звать на посиделки, постоянно забегали в гости за какими-то пустяками - в общем, старались отвлечь от грустных мыслей. Кира была им благодарна.
Как это обычно случалось в пещерном городе, решение приняла Айрис. Мучения девушки были стары как мир, просты и понятны. Правительница ясно, словно под лучами яркого полуденного солнца, видела в душе Киры все, что девушка силилась спрятать от себя и окружающих. А как иначе? Будь по-иному, вряд ли бы Айрис смогла сделаться Правительницей.
Как-то раз она спросила внучку - спокойно, как бы между делом:
- Почему бы тебе не поговорить с Редаром, не пригласить жить у нас, в пещерах? Он теперь совсем один, ему тяжело. Пропадет в песках. Переселялся бы к нам, здесь ему были бы рады. Или нет? - улыбнулась она Кире.
Однако девушка против обыкновения не засмеялась, наоборот - как-то смутилась, ответила нерадостно:
- Он не захочет.
- С чего ты взяла?
- Я… я, бабушка, уже предлагала ему. Помнишь, ты говорила, что негоже здоровому и сильному охотнику кормить старика? Что пустынники слишком привязаны к своим семьям, обжитым норам, чтобы менять жизненный уклад, а Редар…
-… Редар остался один, без семьи, а из пустыни к нам перебираются обычно только такие, как он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36