..
Проходили дни. В камере со мною сидели семидесятилетний дед и парень. За хулиганство. Парень подрался с товарищем. После получки пошли к знакомой самогонщице, взяли пару бутылок. Присели в кустах, врезали. Слово за слово, пошло, поехало. Один в рыло, тот - бутылкой по голове. Парню обещали год. А старик отдубасил свою жену на храмовом празднике. Деды-ровесники вспомнили, как она скакала в гречку, будучи девкою. И закипела у старика кровь, он сбил на бабе очипок, выдернул пучок волос, начал молотить.
Всем нам было грустно. Парень и старик все приставали ко мне, чтобы я рассказал что-нибудь интересное. Я отмалчивался. Но как-то не выдержал, рассказал им свою историю. Парень восторженно вопил:
- Здорово! Фантастика! Писателя бы сюда - это же целую книгу можно написать. Я знаете как люблю фантастику? И ночь и день читал бы! Там вы были несколько часов, а здесь прошло три года с гаком. Парадокс времени! Слыхали? Теория Эйнштейна. Разная ритмика времени. Об этом уже фантасты пишут. Параллельный мир. Какое-то завихрение времени и пространства.
У меня было завихрение от его слов. Впрочем, от него я услышал первое теоретическое обоснование моих приключений, и поэтому я ощутил к нему приязнь за искреннее доверие к моим рассказам.
Старик задумчиво тряс бородкой, мычал удивленно.
- Гм. А говорят - бога нет!
- Какого бога? - растерялся я.
- А того, что на небе...
- Да ведь я его не видал?
- Все равно, - вздыхал дед. - Тот свет видал.
- Ну и что? Такой, как и этот. Только деревья другие. Дворец неземной, величественный. Люди веселые.
- Покойники, - не сдавался дед. - Значит, тот свет. Ты мне не заливай. Бог есть! Так и знай!
- А коли есть, зачем бабе своей косы вырываешь? - ехидно спросил я.
- Это к делу не шьется, - огрызнулся старик. - Бог одно, а баба - другое!
Так мы дискутировали несколько дней. Потом меня вызвал Кравчина. Он был смущен.
- Знаешь, чаша... это... как ее... странная...
- А я что тебе говорил?
- Ты не горячись, не горячись. Гм... И дело твое с хищением... как это... проясняется. Кажется, ты не виновен. Я рад. Весьма рад. Поедешь в Киев, братец ты мой. Вот так. Там ученые заинтересовались твоим сувенирчиком. Пока дело не завершено - поедешь под конвоем. Не обижайся, закон - дело святое. Бывай. Если что - не будь на меня в обиде. Я что... Я только страж закона...
В мае меня привезли в Киев. В Лукьяновскую тюрьму ко мне приехал какой-то седой ученый. Он привез в шкатулке чашу. Попросил инспектора, чтобы оставил нас наедине. Дружески улыбаясь, сказал:
- Голубчик, вашей чаше цены нет. Это - уникум.
- Я очень рад.
- Надо, чтобы вы нам рассказали об этой вещи все-все. Где, что, как? Понимаете - странные вещи. Мы ее сверлили, нагревали, анализировали. Не берет! Сверла ломаются. Даже знака нет. Не боится плазмы в несколько тысяч градусов, не плавится. Положили под пресс, пресс сломался. Вы поняли? Спектроскоп не дает результатов, словно в чаше абсолютно неведомые, неземные элементы. И вес... Она ничего не весит...
- Как так?
- А так. И не вытесняет воду. Это - чудо. Кто сотворил? Где? Объясните нам. Только вы можете это сделать.
- Да ведь я рассказывал органам.
- Знаю, знаю, - с досадой замахал руками ученый. - Какие-то сказки. Меня не интересует ваше алиби, ваша легенда. Я не работник органов и, клянусь вам, ни единого слова...
- Но ведь я правду говорю, - рассердился я. - Зачем бы мне врать? Отец мне ее дал. Покойный отец. И велел, чтобы я ее берег, передал наследникам. Верните чашу мне. Тем более что я не виновен ни в чем, меня вскоре отпустят.
- То, что вы не виноваты - прекрасно, - сухо ответил ученый. - Но чашу я вам не отдам. Это чрезвычайная ценность для науки. Жаль, что вы не понимаете этого. Прощайте. Вы просто больной человек. Быть может, вспомните, откуда у вас чаша, тогда поговорим. А теперь - вам следует подлечиться...
Еще было несколько разговоров. Я гнул свое, они - свое. Мне надоело все это. Какие упрямые люди. Я просил следователя, чтобы он узнал, где моя Галя. Он принес адрес. Я счастлив, что доченька моя жива. Родное дитя! Что она пережила! А все-таки не сломила ее злая судьбина! Победила. Казацкий корень. Ей бы чашу. Чтобы она выпила вино бессмертия! Я знаю - для нее чаша была бы полной...
Меня осматривали врачи. Расспрашивали. Потом увезли в больницу.
Над Киевом плыла ночь. Григор сидел с тетрадью на берегу.
Что же это? Безумие? Сказка? А что такое реальность? Разве для современных ученых безумство теории не есть критерий ее истинности? Какого еще большего безумия надо? Сплетение колдовства и реальности! Как найти связь между столь разорванными частями? Где тот Шерлок, что разгадает страшную загадку?
Чаша? Откуда она? Разумеется, потусторонний мир - рефлекс больного мозга Куренного, голос подсознания человека, осудившего самого себя за никчемную, напрасно прожитую жизнь. И все же... быть может, он в самом деле очутился в каком-то вихре иного измерения. А сознание оформило странный случай в такую вот сказку о встрече с предками. Тогда кто же вручил ему чашу?
Холодок пробежал по спине Григора. Странная история. И страшная смерть. Похищение Гали. Значит, кто-то знает о чаше? И о ее важном значении. Что это? Проводник космических энергий? Катализатор необычных явлений?
Надо действовать! Ничто не остановит Григора. Началась Космическая Эра. В жизнь будут входить новые явления, аномальные события. Он попробует ухватиться за одну из сказочных нитей. И непременно развяжет узлы. А их много. Тысячи. Спокойствие, выдержка и любовь помогут...
Григор шел по улицам Подола, никого не замечая. Сосредоточился, словно держал где-то в сердце чашу с огненной жидкостью. Всколыхнешься - плеснут брызги на живое тело, причинят неимоверную, боль.
Что ожидает впереди?
Бездна. Туман. Ни пути, ни окоема. Только какие-то неясные очертания. Идти почти вслепую. Только вера, упование на удачу, интуицию, любовь. Быть может, она спасет, выведет, как нить Ариадны? Увы! Детектив и любовь!
Кто он - Меркурий с далекой системы Ара или Григор - сын Земли? Почему блуждает там и сям по неизмеримым тропинкам Вселенной, словно легендарный Агасфер, не находя покоя и утешения, желанной истины? И любимая, как фантом, как марево, исчезает за окоемом, и друзья летят на битву с призраками. И жутко ему в одиночестве, среди равнодушного необъятного мира...
Галя, Громовица моя! Горикорень, Сократ, Юлиана, Инесса, Владисвет, Чайка! Где вы, мифические друзья, братья из сказки? Где вас искать? Слышишь, любовь моя? Найду ли я тебя в бурном океане жизни? Искра среди Беспредельности - вот твой ориентир. И нет иного.
Искра среди Беспредельности...
Глава 3
Меч Тьмы
Ариман разомкнул поле Тартара. Светоносная Беспредельность охватила его серебристой спиралью. Он протянул руки к далеким светилам, словно жаждал услышать какой-то ответ. Тоскливо вздохнув, опустил глаза. Возле ног струилась голубая вода, на волнах еле заметно качались прозрачно лазоревые цветы. Ариман всматривался в динамические упругие лепестки, а сознание блуждало где-то далеко, в неизмеримых глубинах Вселенной. Так он простоял под лучами звезд очень долго. Прилет небольшого магнетолета вывел его из состояния оцепенения. Из люка вышел юноша с огненными волосами и холодными серыми глазами. Это был новый Космоследователь Ягу. Он медленно приблизился к Ариману.
- Что с тобою, Ариман? В полете я трижды пытался связаться по твоему личному коду, а ты молчишь!
- Извини. Не отметил, - буркнул Координатор.
- Почему?
- Задумался. В последнее время со мною это бывает. Оцепенение, равнодушие. Это самое страшное.
- Что именно?
- Равнодушие. Словно незримая паутина. Мозг стынет, нет желания двигаться, мыслить, ощущать.
- Я тоже этого не понимаю, - отозвался Ягу. - Ведь еще недавно Ара была подхвачена потоком психоэнергии... Оттуда...
- Да. Так было, - медленно ответил Ариман, устало проводя ладонью по челу. - Теперь поток истощается.
- Ты догадываешься - почему?
- Они нащупывают пути к суверенности. Неужели не понимаешь? Там Космократоры, там люди Корсара.
- Но ведь они разобщены. Их энергия распылена...
- Аналитический Хроноцентр показал, что они неумолимо идут навстречу друг другу. Магнит единства действует непрерывно. Это превалирует над любой программой. Информацию приказа можно постепенно погасить, рассеять, веление любви - никогда!
- Это чудесно! - сказал Ягу, и в его взгляде мелькнул огонек одобрения.
- Что чудесно? - вспыхнул Ариман.
- Нерушимость любви.
- Какой? Для чего? - раздраженно спросил Координатор. - Ты ведаешь, какую беду принесла их "любовь" нашей системе? Они Мятежники и не заслуживают одобрения.
Ягу внимательно смотрел на Аримана, словно впервые видел его. Затем легонько дотронулся до руки.
- Послушай...
- Ну?
- А тебе не надоело?
- Не понимаю, - угрюмо буркнул Ариман.
- Вести эту космическую игру?
- Весьма надоело... обрыдло!
- Почему же...
- Что?
- Продолжаешь?
- Ты знаешь альтернативу?
- Не знаю.
- Ну вот. Не знаю и я. Надо сражаться. Беспощадно Сдвинуты с места космические силы. Мы уже не носители свободы воли, а рабы того действия, причина коего посеяна в предвечности. Быть может, именно эта схватка еще дает потенцию для бытия. И потом...
- Что?
- Я ненавижу...
- Тех?
- Да.
- Ариман! Ненависть никогда не строила. Она - вне Истины. Ты же помнишь основы Хартии...
- Прочь всяческие Хартии! - рявкнул Ариман ожесточенно. - О чем ты болтаешь? Давно перечеркнуты принципы согласия и гармонии. Мы можем нынче полагаться лишь на силу, мужество, непримиримость. И ненависть, отрицание самая страшная сила. Знаю, знаю, что Хартия считает и ненависть - вне Истины. Впрочем, я сомневаюсь и в Истине...
- Как? - ужаснулся Ягу.
Вот так! - едко улыбнулся Ариман. - Ушедшие циклы эволюции Ары подарили нам множество расчудесных определений. Любовь, Истина, Красота, Совершенство. Наши предки, а затем и все мы не задумывались над глубинной сущностью всех этих жупелов. Мы могли говорить о совершенстве души и совершенстве разрушительного прибора, о любви к женщине, ребенку и любви к извращенным привычкам или мизерным вещам, о красоте цветка и красоте хищника. Мы приняли всю эту семантическую чепуху бездумно, как дети принимают сладости, и начали сосать, сосать, пока не стошнило. И все же - жаль выбрасывать. И мы досасываем до конца. Впрочем, придется выплюнуть, ибо нельзя же быть вечно детьми.
- Мне страшно!
- Космоследователю страшно, - насмешливо протянул Ариман. - Ты меня удивляешь.
- Я не слыхал от тебя ничего подобного раньше...
- Так слушай же. Не время играть в этические цацки. Я вызвал тебя не для абстрактных словопрений.
- Говори.
- Час решительных действий. Я вспомнил: Аналитический Хроноцентр предупредил, что они объединятся, и тогда идеи Корсара в том мире станут началом новой ступени миротворения. Они начнут прорывать коллапс...
- Это страшно для нас?
- Ты дитя! Пора тебе глубже задуматься над космогенезисом.
- Я практик, - недовольно молвил Ягу.
- Тем более. Знай же, что если мыслящие существа трехмерности разорвут кольцо пространственно-временного коллапса, Ара погибнет!
- Почему?
- Потому что мы давно уже соединили судьбу собственного мира с энергией их эволюции. У нас нет собственной потенции, как нет ее у любого гетеротрофного организма, питающегося чужой плотью. Надо во что бы то ни стало не допустить разрыва коллапса. Пока носители идей Корсара были разъединены, пока уровень планетарного познания был низок, угроза была проблематична, а теперь...
- Я понял. Теперь их следует... ликвидировать?
- Нет! - возразил Ариман. - Физическая смерть - пустое. Планета того мира имеет мощную ноосферу, их информация остается. Они снова и снова возродятся в иных телах!
- Как же поступить?
- Есть план. Для того я вызвал тебя. Ты уверен в себе?
- Я давно связал свою судьбу с твоею, - угрюмо ответил Ягу.
- Ну и отлично. Я верю тебе. Слушай же...
Автобус шел в поселок Верховина. На шестом километре от Ворохты из него вышел юноша. Без вещей, в простых брюках, брезентовой штормовке. Темнело. Над горами собирались черно-сизые тучи, где-то гремело. Водитель выглянул из окошка, крикнул:
- Эй! Куда на ночь глядя? Ты, может быть, не там сошел?
- Там, - холодно ответил юноша.
- Ну смотри, - неуверенно молвил водитель. - А то всякое, бывает. Недавно три горе-туриста ушли на Говерлу. Без палатки, без теплых спальных мешков, без проводника. Нет и нет. Уже со Львова их бросились искать... Нашли...
- Где же? - поинтересовался кто-то из пассажиров.
- На склонах Говерлы. Окоченели. Внезапно повалил снег, их и засыпало. А затем - морозец. Слышь, парень?
- Спасибо за информацию, - иронически-уважительно ответил юноша и решительно зашагал по дороге.
Автобус двинулся и вскоре исчез за поворотом. Путешественник остался один. Он не замедлял шага, неотрывно глядя на тройную вершину Черногоры. По склонам Говерлы еще белели снега. В предвечернем тумане они насыщались матовой лазурью. По обе стороны дороги черно-зеленой стражей стояли ели, смереки, где-то по левую руку неутомимо шумел ручей. Над Говерлою сверкнула мощная молния, вскоре оттуда докатился гром. Юноша довольно улыбнулся, свернул к потоку, спрятался под огромной скалой, с которой, низвергался водопад, создавая пенистую воронку.
Сев на камень, он достал из кармана штормовки черный овальный предмет, похожий на старинную шкатулку. Открыл его. Темно-фиолетовая поверхность фосфорически заискрилась, зазмеилась золотистыми нитями. Вспыхнула фиолетовая искра, яростно завертелась, наматывая тугую лучистую спираль. Над Черногорой, в прорыве между облаками, появилось мерцающее сияние, устремилось вниз, к зарослям, покатилось огненным шаром, в долину. Из пылающего шара как бы вылупился серебристый диск, приблизился к водопаду, завис над землею.
Юноша спрятал шкатулку в карман, неспешно подошел к аппарату. Фосфорический ореол вокруг диска исчез, путешественник, согнувшись, пробрался в открывшееся отверстие. Как только за ним закрылся люк, пульсирующее кольцо снова замерцало и аппарат поднялся в воздух, направляясь к Черногоре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54