сама понимаешь, художник, такие не любят, когда их беспокоят.
– Может, будет лучше, если ты ему сначала позвонишь и предупредишь, что я зайду?
– Конечно позвоню, не переживай, позвоню сейчас же. Я тут поговорила с Майклом по поводу того, что ты будешь жить в коттедже. – (Она вроде смутилась.)
– И что, он против?
– О нет, дело вовсе не в этом, просто раз уж мы сдаем тебе коттедж и будем приезжать только по выходным, мы подумали… вообще-то, это он подумал… не сможешь ли ты целиком взять аренду на себя? Тогда бы мы и по выходным приезжать перестали. Просто, если честно, этот дом нам всегда был не по карману, и в последнее время мы почти там не бываем… Майкл говорит, что мы не можем себе позволить, чтобы ты жила там бесплатно, понимаешь… – Она виновато замялась.
– Нет, что ты, все в порядке, – торопливо ответила я. – Я возьму на себя оплату, и, если хотите, можете приезжать по выходным. Я и не думала жить там бесплатно. И сколько вы платите?
Она назвала такую непомерную сумму, что у меня подкосились коленки, а на глаза навернулись слезы; но этот дом был нужен мне как воздух. Я где-нибудь найду деньги. Если уж я решила бежать, то нужно быть подальше от Лондона, а коттедж неподалеку от Филли – идеальный вариант.
– Нормально, – еле слышно пропищала я.
– О, отлично. – Она явно обрадовалась. – Ты же знаешь Майкла, о таких вещах с ним нельзя спорить.
И правда. Как бы Элис ни била себя в грудь и ни разглагольствовала о феминистском движении, именно этот мужчина с точеным подбородком и тонким обаянием, одетый в безупречный костюм в гангстерскую полоску, носил брюки в этом доме.
– Но разве он больше не работает в Челтенхэме? Ведь коттедж может понадобиться ему в будни.
– Он ночует там примерно раз в неделю, но, если честно, он с большей охотой остановился бы в отеле, где есть нормальная ванная и горячий ужин, тем более что компания все равно платит. В последнее время он так и делает, потому что, не считая других неудобств, зимой дом прогревается примерно сутки, плюс нужно проветрить кровати; и как только он все сделает, уже пора уезжать.
– Скажи ему, пусть приезжает в любое время, и не забудь позвонить этому скульптору, ладно? Может, ему не понравится, что вот так ни с того ни с сего въезжают новые жильцы.
– Хорошо, я сейчас же ему позвоню. Но не волнуйся: если я тебя порекомендую, он не станет возражать. С Джоссом вообще проблем не будет, – пообещала она. – Он нормальный.
Когда примерно через час, оставив детей дома на попечение Майлза, мы с Филли приехали в особняк Фарлингс, нам сразу стало ясно, что этот скульптор совершенно ненормален. Целую вечность мы стояли на ступеньках роскошного котсуолдского особняка из крошащегося камня, и вот дверь наконец распахнулась и с порога на нас злобно уставился высокий, хорошо сложенный, сердитый мужчина с рыжеватыми волосами и тяжелыми веками.
– Что? – раздраженно проревел он.
Филли от испуга чуть не свалилась с крыльца.
– О, ммм, извините за беспокойство, – пролепетала я. – Мы друзья Элис Филберн.
– Что еще за Элис Филбам? – с нарочитой медлительностью протянул он.
– Берн, – поправила я, сдержав идиотский смешок – Которая снимает у вас коттедж. Разве она не позвонила и не предупредила, что мы придем?
– Если и предупредила, то мой автоответчик. Я не подхожу к телефону, когда работаю, по возможности; и, как правило, не открываю дверь.
Разговаривая, он не сводил глаз с Филли; вот так обычно и бывает. Он явно отвлекся, и я набралась храбрости.
– Извините, мы явно не вовремя. Давайте попробуем еще раз. Меня зовут Рози Медоуз, а это моя сестра, Филиппа Хэмптон. – Я протянула руку и отважно улыбнулась.
Он перевел взгляд на меня. И пожал протянутую руку.
– Мы с вами уже встречались.
Я оторопела.
– Где?
– У входа в адвокатскую контору в Кенсингтоне. Сегодня вы немного более решительны, чем тогда, миссис Медоуз.
– О! – Я была застигнута врасплох, но это был он: те же глаза, тот же легкий тягучий американский акцент. Я раскрыла рот. – Надо же, как странно, что мы оба…
– Встречались с адвокатом по разводам? Согласен, только вот я зашел к своему по совершенно обычному делу. Фирма принадлежит моему зятю, и в нижнем ящике стола у него хранится отменное шотландское виски. А чем вы оправдаетесь?
– Ничем, – пролепетала я и залилась краской. Черт, ну и нахал. Нахал, и лезет не в свое дело, да к тому же вовсе не такой симпатичный, как мне сначала показалось. Пусть он загорелый, но лицо у него зажатое, замкнутое, и еще он старше, чем я себе представляла. Мешковатый темно-синий свитер и вельветовые брюки почему-то покрыты слоем пыли, и без шикарного костюма от городского лоска не осталось и следа.
– И чем могу быть полезен? – раздраженно продолжил он.
Во-первых, пригласи нас войти, подумала я, но сдержала злость. Мне нужен этот коттедж. Сделав глубокий вдох, я объяснила предложение Элис.
– Значит, вы хотите арендовать коттедж вместо нее, так я понимаю?
– Да. Если вы не против.
Он оглядел нас, словно двух уличных мальчишек, которые упрашивают его разрешить им помыть машину. В глубине дома раздался телефонный звонок. Он оглянулся.
– Придется подойти. Это, наверное, моя жена, звонит из Штатов. Зайдите на минуту.
Поражаясь, как это он отличает бесполезные звонки от важных, из Америки, мы последовали за ним в просторный холл со стенами, выкрашенными в медовый цвет; две из них от пола до потолка были заставлены книгами. Он подошел к телефону, который стоял на антикварном комоде в углу.
– Алло? Аннабел? Где тебя носило, черт возьми, я все утро тебе названивал! Ладно, ладно, слава богу, ты сама позвонила. Я так понимаю, ты вернешься во вторник, по крайней мере так мне передал один из твоих мальчиков на побегушках… В четверг? Понятно. – Он помрачнел. – Потрясающе: дата все отодвигается и отодвигается. Скоро доберемся до следующего тысячелетия.
Бедняжка Аннабел, подумала я, присев рядом с Филли у камина и грея пятки. Должно быть, жизнь с этим парнем – настоящий ад. Я обернулась, чтобы погреть пальцы, и украдкой взглянула на фотографии на каменной каминной полке. В серебряной рамке стояла семейная фотография: его жена, Аннабел, судя по всему, и три довольно красивых ребенка: мальчик и две одинаковые девочки. У всех были светлые волосы, сливочная кожа и ярко-голубые глаза. Я взглянула на их мать. Тоже красавица, но, в отличие от детей, смуглая холеная брюнетка с сильным умным лицом, большими карими глазами и резкими темными линиями бровей. И вдруг я ее узнала. Господи, это же та американская женщина-фюрер, адепт здорового питания! Очень молодая, невероятно преуспевающая, автор книг о том, как контролировать свою жизнь, свое питание, своего любовника и еще черт знает что. Конечно: Аннабел Джонсон. Боже, она так молода; не может быть, чтобы эти крепенькие детишки школьного возраста, обступившие ее со всех сторон, были ее! Должно быть, она родила в восемнадцать, в промежутках между написанием бестселлеров и интервью на телевидении.
Я обернулась и посмотрела на Джосса; он заканчивал разговор с женой, а я за ним наблюдала. Он вроде успокоился; перестал рявкать и даже начал изредка улыбаться. Смягчившись, его лицо стало безусловно красивым, хотя, на мой вкус, чересчур надменным. Он стоял вполоборота, позволяя нам во всей красе увидеть свой профиль; свет от лампы, ловко примостившейся на комоде, вырисовывал морщины вокруг глаз и пылинки в волосах. Судя по всему, терпеть Аннабел было нелегко. Он опустил трубку.
– Извините. – Он уставился на нас, будто не мог припомнить, кто мы такие. Я заметила, что его взгляд снова устремился к Филли. – Ах да, коттедж. – Он выдвинул ящик комода и достал связку ключей. – Что ж, если Филберны хотят передать вам аренду, я не против. Рано радуетесь, советую сначала пойти и осмотреть дом. Это настоящая помойка. Пойдемте.
Он с треском захлопнул за нами дверь и, похрустывая гравием, зашагал по подъездной дорожке. Мы с Филли семенили следом. У рощи дорожка разветвлялась, и мы свернули направо; дорога кружила и шла горкой, огибая дом и выходя в сад. За садом был выгул, за ним – луга, которые спускались в долину, перерезанную ручьем, а на противоположном берегу вырастали холмом и исчезали вдали. От такой красоты у меня перехватило дыхание; я обернулась и посмотрела на дом, приютившийся на выступе холма за нашей спиной. Несмотря на громадные размеры, дом очень гармонично вписывался в окружающий пейзаж с пряничной деревенькой у подножия холма. Казалось, будто столетия назад здесь произошло спонтанное естественное извержение котсуолдского камня, который поднялся из земли и так и остался на холме, после чего искусные человеческие руки внесли пару завершающих штрихов: россыпь готических окон, пара дверей и арок, остроконечных башенок и горгулий; а потом природа снова взяла свое, обильно покрыв все сооружение паутиной глицинии, дикого винограда и жимолости и смягчив общий эффект.
– Чудесный дом, – застенчиво пробормотала я.
– Возможно, но изнутри он крошится и разваливается. Он слишком огромен, содержание обходится в копеечку. Если честно, я бы снес половину; здорово бы сэкономил на счетах за отопление.
В моей бедовой жизни я достигла такой стадии, когда люди, жалующиеся на жизнь, хотя у самих всего навалом, начинают меня слегка раздражать. Нечего ныть, что твой дом слишком огромный: возьми и сдай его местным, бога ради, а сам живи в передвижном фургончике!
– Выключите половину обогревателей, – вежливо посоветовала я. – Менее экстремальный способ сэкономить.
Он снизошел до улыбки. Мы на головокружительной скорости шагали мимо конюшен на противоположную сторону, и тут он обернулся и вопросительно на меня посмотрел.
– Вы одна будете жить в коттедже?
– Я и мой маленький сын, Айво. Ему чуть больше двух лет.
– Ага, понятно. И где же его отец?
– Мы больше не живем вместе. – Я посмотрела ему прямо в глаза. – Поэтому я и была вчера в адвокатской конторе.
– А. Извините. Не хочу допытываться, но думаю, мне нужно примерно знать, как обстоят дела. – Извинение было искренним, и я его приняла.
– Хорошо, я понимаю. Ой! – Я споткнулась о большой булыжник, один из тех, что валялись во дворе, и еле удержала равновесие.
– Одна из опасностей проживания здесь, увы, – заметил он. – Осколки из моей мастерской. Все, что мне не нужно, я просто выбрасываю сюда. Вот где я работаю. – Он кивнул в сторону большого амбара; громадные черные двери закрыты на засовы и задвижки. – Здесь я леплю и стучу молотком. И большинство моих работ заканчивает жизнь в этой мусорной куче. – Он пнул ногой булыжник.
Ага, значит, вот где все его драгоценные скульптуры. В этом амбаре наверняка полно бронзы и древнего камня. Интересно, на что похожи его работы? Элис говорила, что он – профессор Королевского Колледжа Искусств, значит, он действительно талантлив.
– Это тоже ваши? – спросила я, увидев стадо волосатых коров, которые пялились на нас через забор.
– Да, это лонгхорны. Я держу очень маленькое стадо; скульптуры с животными сейчас очень популярны, и это мои модели. Правда, меня интересуют только старые породы – полосатая голуэйская, например.
– Мой муж – фермер, – с улыбкой проговорила Филли. – Вы наверняка его знаете. Майлз Хэмптон.
Он уставился на нее.
– Нет, не знаю. – Ответ был вежливым, но холодным. Филли зарделась: она не привыкла к такому недружелюбному обращению.
Внезапно он остановился, и мы с Филли, следуя чуть позади, чуть не врезались в него, как персонажи из мультика.
– Вот мы и пришли. И не говорите, что я вас не предупреждал.
Я удивленно оглянулась. Мы проходили мимо сараев, которые я поначалу приняла за фермерские пристройки, но теперь, в самом конце ряда амбаров, я заметила крошечный каменный коттеджик, похожий на навес; как будто строители решили прилепить его сбоку в последний момент.
Джосс забренчал связкой ключей, выискивая нужный.
– Обычно этими делами занимается Аннабел, а я не был здесь уже сто лет… проклятье, все эти ключи одинаковые, погодите-ка… вот, нашел. – Он отделил ключ от связки и вставил его в замок. – Как я и говорил, я понятия не имею, что там внутри. О черт. Проклятая дверь застряла.
Он отступил назад и приложился плечом к облупливающейся голубой краске; дверь распахнулась, и он влетел в дом, исчезнув во мраке. Мы с Филли осторожно прошли через низкий вход. В комнате было очень темно и, судя по всему, очень тесно. Сильно пахло плесенью.
– Ни черта не вижу, – рявкнул Джосс.
– Это потому, что на окнах ставни, – радостно заметила я и побежала их открывать. Сквозь грязные стекла заструился холодный зимний свет.
– Посмотрите, – воскликнула я, закружившись на месте, – здесь так мило!
– Ничего себе мило, это же крысятник какой-то, – фыркнул Джосс, оглядываясь вокруг. Плешивый зеленый ковер, диван с торчащими ржавыми пружинами, выцветшие розовые обои, отклеившиеся по углам под низким потолком, покрытым подозрительными коричневыми влажными потеками; повсюду царило запустение и сырость.
– Здесь сыро, – произнесла Филли, с отвращением наморщив нос.
– Ерунда, просто нужно проветрить хорошенько. Здесь давно никого не было, вот и все.
Я прошла через комнату – тремя шагами – и распахнула ставни на другом окне, впуская больше света. Попыталась открыть и окно тоже, но поспешно захлопнула, когда оно чуть не слетело с петель. Я оглянулась, не обращая внимания на неодобрительные взгляды моих спутников. Я тоже чувствовала заброшенность и упадок, но кроме этого видела большой и уютный открытый камин, красивое окно с эркером и широким деревянным подоконником, из которого открывался восхитительный вид на глостерширские деревенские просторы. Передо мной расстилались темно-зеленые зимние поля, разделенные на квадратики низкими серыми стенами загонов; на полях паслись стада овечек.
– Блаженство! – ахнула я.
– Рози, тебе нельзя здесь жить, – донесся сердитый голос Филли откуда-то из другого мира. – Иди, посмотри на кухню. Здесь гораздо хуже, чем я предполагала.
Кухня, надо признать, и вправду была смех да грех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53