Но во время одной из прогулок по саду эти маленькие ублюдки сожрали мои люпины. Люпины, которые я посадила сама, своими собственными руками (практически). И боюсь, они начали мало– помалу бесить меня. Я также была возмущена, что приходится что-то покупать и для кроликов. Если у нас не было возможности сходить в супермаркет, то мы просто могли заказать себе еду из индийского ресторана с доставкой на дом. Но нельзя просто заказать еще одну порцию жареных луковых колечек «баджи» для кроликов. Вместо этого приходилось совершать регулярные вояжи в Ужасное Место за мешками морковки, пучками петрушки и еще смешным кормом в виде гранул.
И вот пришел день, когда Гарв зашел, помахал чем-то перед моим носом и объявил:
– Подарок!
Я выдернула пакет у него из рук, сорвала бумагу и… вытаращила глаза:
– Это же кусок дерева!
– Ага, чтобы грызть! – сказал он, словно это все объясняет.
– Чтобы грызть, – повторила я.
Он понял, что я не врубаюсь, раньше, чем я поняла, что это за фиговина. И не мог удержаться от смеха.
– Не для тебя. Для Попрыгуньи.
Дальше – больше. Подарков. Мячик, зеркальце в клетку, синенькая сумочка (это уже для меня, чтобы не чувствовала себя обделенной). А однажды я пришла домой и обнаружила, что половина сада перекопана.
– Что происходит? Ты что, кого-то убил?
Правда оказалась не так ужасна. Гарв всего лишь делал нечто под кодовым названием «загон», поскольку считал жестоким ограничивать зверьков клеткой.
В каком-то смысле слова, было даже хорошо, что Гарв перекопал сад хотя бы ради того, чтобы соорудить «загон». По крайней мере, никогда больше не придется беспокоиться о том, что нужно косить траву. Но с другой стороны, это было совсем не хорошо. Мне казалось, что он слишком привязался к Попрыгунье и Побегайчику. Когда я рассказала об этом Донне, она велела мне подумать над своим поведением. Кто ревнует к паре кроликов?
Вскоре Попрыгунья заболела. Гарв был явно обеспокоен. С утра он отпросился с работы, чтобы отвезти ее к ветеринару. Доктор диагностировал наличие инфекции из-за – из всего списка страшных болезней! – неправильного расположения зубов. Тоже мне, большое дело. Крольчихе поставили специальные скобы и прописали курс антибиотиков. Но через несколько дней, когда мы пошли поужинать с Донной и Робби, Гарв начал рассказывать об ужасной болезни Попрыгуньи. О том, как он понял, что что-то не так, поскольку в нормальном состоянии она была проворной и активной, а тут даже не захотела погрызть новый кусок дерева. Донна и Робби издавали сочувственные вздохи, а Гарв продолжал свое повествование о высокой температуре у Попрыгуньи, о том, как Побегайчик уговаривал ее съесть пару кусочков «баджи». (В одну неделю мы были ужасно заняты, времени ходить по супермаркетам не было, и мы обнаружили, что на самом деле они тоже любят «баджи».)
Гарв не унимался. Снисходительные выражения на лицах Донны и Робби поблекли. Они напряглись. У меня в животе образовался комок, который нельзя было растворить даже вином, сколько ни пей.
– Как работа? – перебила в конце концов Гарва Донна.
– Работа? – Он не понял, о чем это она. – Моя работа? Но ты же никогда не давала мне рассказывать о ней, ведь это такая скука.
И тут его осенило, и он начал ржать.
– Ладно, я понял. Больше ни слова о кроликах. На следующий день рано утром Донна позвонила мне и сказала:
– Мэгги, ты, возможно, была права, он слишком привязан к этим тварям. Дай-ка мне его, я ему сама об этом сообщу.
Вскоре случился кризис, когда к нам в гости пришла моя сестрица Клер и заметила всякие причиндалы для ухода за зверюшками, раскиданные вокруг. Гарв упаковывал кроликов в корзинку-переноску, чтобы отвезти их к ветеринару на прививки.
– Прививки? – воскликнула Клер. – Это почти так же плохо, как иметь ребенка.
17

СЦЕНА ПЕРВАЯ
Солнечный день. Белый дощатый домик с маленьким двориком. Открывается входная дверь. Появляются две женщины. Одна, высокая, несет пустую папку. На ней пиджак, который висит мешком в области грудной клетки. Вторая, маленькая и худенькая, хорошо одетая, нервно курит.
Маленькая. Мне снова нужно в ванную.
Высокая. Нет, Эмили, тебе туда не надо!
Они пересекают лужайку. Именно в этот момент поливальные машины выпустили фонтан воды от самой земли, прицельно облив маленькую женщину и потушив ее сигарету. Она визжит. Словно в результате научного эксперимента, ее гладкие блестящие волосы начинают распушаться, закручиваться бараном и стремительно увеличиваться в объеме.
Смех за кадром.
Ой, стоп!
Мне никак не перестроиться, я все время словно читаю киносценарий. Эмили упорно тренировала меня до поздней ночи и утром тоже, между встречей с парикмахером и специалистом по рэйки.
Мы обе были в гадком настроении.
У меня в прямом смысле слова было черт-те что на голове. Как обычно, я проснулась с ощущением конца света. А ведь тогда я еще не дошла до ванной и не увидела свои волосы, точнее то, что от них осталось. Я подумала о своих утраченных кудрях, о тех двадцати сантиметрах, которые упали на пол и были безжалостно сметены в мусор. И я зарыдала. Что интересно, я плакала не потому, что стрижка символизировала конец моего замужества, я искренне была уверена, что пошла на поводу у Дино из-за восторгов, и теперь буду тратить до фига денег на поддержание этой стрижки. Но было уже поздно.
Чертовы парикмахеры. Прическа всегда прикольно выглядит, когда ты только-только из салона. Ну, по правде говоря, не всегда. Не будем говорить о тех случаях, когда вы боретесь со слезами, отдавая мастеру чаевые. Возьмем тот редкий случай, когда вы реально довольны своей новой прической. Все отлично, ровно – до первого мытья волос, а потом ни за какие коврижки вы не можете воспроизвести то, что красовалось у вас на голове, когда вы только покинули салон. Несмотря на всю рекламу, это возможно только в одном случае – когда вы только что покинули салон. И даже сейчас, хотя я всего-навсего поспала со своей новой прической, я уже полностью потеряла контроль над ней. Мне потребовались вода, воск для укладки и фен на самой высокой скорости, чтобы хоть как-то заставить волосы слушаться.
Эмили приняла меры предосторожности и со своими волосами потащилась в салон. Вскоре она вернулась и слонялась по дому, бормоча: «Крупным планом – грудь, обтянутая футболкой». Потом она снова ушла.
Пока ее не было, снова звонила милая девушка со скрипучим голосом из офиса Морта Рассела.
– Боюсь, ее нет сейчас на рабочем месте. Она пошла на сеанс рэйки (теперь я хоть знаю, что это такое). Не могу ли я вам помочь?
На этот раз для установления наших личностей ей нужно было знать, как мы будем накрашены. Ну, почти что. Она попросила меня выслать по факсу копии наших водительских прав, так как ей нужно было взглянуть на наши фотографии.
– Извините, что беспокою вас по таким пустякам, но это в целях безопасности.
Охотно верю. Есть шанс, что обезумевшие сценаристы, отчаявшиеся добиться встречи, ворвутся в здание, захватят руководство студии в заложники и силой заставят их слушать свои тексты.
– Увидимся в три тридцать, – проскрипела она.
Она была со мной так мила каждый раз, что я внезапно спросила, как ее зовут.
– Тля, – ответила она.
Я тут же осознала свою ошибку. Я зашла слишком далеко в своей дружелюбности. Пересекла профессиональные границы. Уязвленная, я промямлила «до свидания» и повесила трубку. Значит, Тля! Ну давай, Тля, посмейся над бедной ирландской дурочкой, только что прибывшей в Лос-Анджелес. Как твоя фамилия, дорогая? Злаковая? Гороховая? Яблоневая?
– Крупным планом грудь… – услышала я. Это вернулась Эмили. – Мои чакры были в ужасном состоянии, – сообщила мне она. – Хорошо, что сходила. – Она начала бормотать, глядя на свое отражение в зеркале: – Вселенная будет милостива ко мне, они выберут мой сценарий. – Она чередовала эту фразу с различными утверждениями типа: – Отличная презентация – это не более двадцати пяти слов, отличная презентация…
– Я думала, что ты не веришь в чакры, – сказала я. – Ты ведь ненавидишь весь это вздор, который вешают на уши в секте «Новый век».
Ее ответ поразил меня до глубины души.
– Когда ты в отчаянии, то пробуешь все что угодно.
В конце концов я уговорила Эмили надеть тот новый наряд. Она провела щеткой по волосам миллион раз, наложила энное количество слоев блеска для губ, после чего мы расправили плечи и устремились навстречу судьбе. Именно в этот момент поливальные установки внезапно ожили и окатили Эмили с ног до головы. Ее волосы увеличились в объеме, словно пена для ванны. Она впала в истерику.
– Это ужас! – визжала она. – Мне нужно все отменить!
– Давай быстренько посушим феном, – предложила я.
– У нас нет времени, – простонала она. – Единственное, что я могу сделать – это без остановки расчесывать их, но мне же надо машину вести.
– Давай поедем на моей машине.
– Мы не можем ехать на твоей паршивой машине, взятой напрокат. Что о нас подумают?
– Вообще-то, мы не можем взять мою паршивую машину, поскольку место на парковке забронировано для твоей машины по номерному знаку, – напомнила я.
– Ладно, я поведу, а ты расчесывай мои лохмы!
Мы мчались на бешеной скорости. Эмили бормотала что-то себе под нос, я энергично расчесывала ее волосы и старалась не обращать внимания на испуганные взгляды, которые бросали на нас другие водители на светофорах.
Как и многие другие студии, та, куда мы ехали, располагалась в местечке под названием «Долина». Как я поняла, большинство местных жителей предпочло бы жить в картонной коробке в Санта-Монике, чем в особняке с пятью ванными в Долине. Оказывается, это еще более немодно, чем Эндрю Ллойд Вебер и прическа «рыбий хвост», некогда популярная среди звезд НБА, вместе взятые. Самое ужасное оскорбление, какое только можно нанести девушке, – назвать ее «девушкой из Долины».
Мы ехали где-то минут сорок пять, и тут Эмили прервала свой монолог.
– А вот и Долина.
Что бы там ни говорили, место было ничем не примечательно, честно говоря. Никто не стоял на обочине, жадно глотая водку. Никто не танцевал под «Призрак оперы» и не расхаживал с начесами высотой с одноэтажный дом, как я ожидала.
– Уже почти приехали, – сказала Эмили, выдохнув прямо от диафрагмы.
И тут мы попали в пробку.
– Ну же, ну же, ну же! О, господи! – Эмили колотила по рулю, потом протянула мне мобильный. – Позвони Тале и скажи, что мы задерживаемся на пять минут!
– Тале? Ты хочешь сказать, что это ее настоящее имя?
– Ну да, Таля, – нетерпеливо сказала Эмили.
– Не Тля? – не отставала я.
– Нет, вообще-то это сокращение от чего-то. Может, Наталья?
– Ага?
Наверняка это сокращение от Натальи, а вовсе не издевательство над бедной ирландской дурочкой!
Мы въехали в ворота, охранник проверил наши имена по списку, и мы припарковались в специально отведенном для нас месте. Это было странно, как будто происходило не со мной. Несмотря на волнение, меня охватило чувство, которого я не испытывала уже много месяцев – возбуждение. Хотя раньше оно было посильнее. Кажется, все мои положительные ощущения срабатывают только в полсилы. Я уже не могла сиять от радости или испытывать сильнейшее возбуждение.
Однако терять напрочь голову было нельзя, поскольку я знала, что в жизни Эмили это событие занимает важное место. У нее почти не было денег и шансов, так что, если не удастся пропихнуть этот сценарий, ей прямая дорога в дождливую Ирландию – работать кассиршей.
Мы прошли через стеклянные двери. На минуту мне показалось, что Эмили упадет в обморок. Затем мы пялились на постеры нашумевших картин, снятых на этой студии. Теперь уже была моя очередь падать в обморок. Потом мы представились отвратительно худой, красивой и недоброжелательной служащей, спрятавшейся за гигантским букетом, занимавшим чуть ли не всю деревянную стойку. Стоило ей услышать имя Эмили, как ее суровое лицо смягчилось.
– Здрасте, я – Тиффани. Мне понравился ваш сценарий, – тепло сказала она.
– Вы его читали? – Я была потрясена. Даже девушка на приеме звонков прочла текст Эмили.
На роскошном лице Тиффани появилось испуганное выражение, словно я застала ее за чем-то неприличным. Когда она снова заговорила, у нее был такой писклявый голос, будто она подышала гелием.
– Конечно, – нервно пропищала она. – Конечно, я сообщу мистеру Расселу, что вы тут.
Тиффани поцокала по мраморному коридору, а Эмили сказала сквозь зубы:
– Она его не читала.
– Но она же…
– Никто не читал его. Кроме человека, чья работа из ста девяноста страниц сделать три строчки текста.
– Тихо! Она возвращается!
– Мистер Рассел готов вас принять.
Мы с Эмили медленно поднялись и потащились за Тиффани по коридору, где висело еще несколько постеров в рамочках. У меня шумело в ушах. А ноги стали как ватные. Не могу себе даже представить, как же чувствовала себя Эмили. Ведь от состояния многое зависит.
Тиффани отворила дверь в обставленную со вкусом комнату, где за столом сидели три мужика и изящная блондинка (Таля?). Они встали. Один из них, загорелый и с голливудской улыбкой, протянул нам руку и представился: «Морт Рассел». Он был намного моложе, чем я ожидала, но в нем чувствовалась такая харизма, что аж страшно, такая, как бывает у влиятельных людей.
– Эмили О'Киффи! – воскликнул он одобрительно.
– Сдаюсь. – Эмили с уверенной улыбкой сделала шаг вперед. И я слегка расслабилась. Кажется, она взяла ситуацию под контроль.
После того как Морт Рассел обласкал Эмили, он представил ее всем остальным. Девушка действительно оказалось Талей. А мужики – какими-то там вице-президентами или что-то в этом роде. Но это не так впечатляет, как кажется. В Штатах вы можете разносить чай с сандвичами и называться при этом вице-президентом по подаче прохладительных напитков. Правда-правда. Я сама как-то раз была вице-президентом.
Эмили подтолкнула меня с моей пустой папочкой к ним, и они заявили, что очень счастливы со мной познакомиться. Можно было поклясться, что наше знакомство – самая приятная вещь, которая с ними только случалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55