Она ждала его к завтрашнему дню. И уж, конечно, он сумеет, как по волшебству, развеять собравшиеся у нее над головой черные тучи. Она уже объехала на Спорте всю ферму, но сейчас решила совершить повторную инспекционную поездку, чтобы окончательно убедиться в том, что все в полном порядке.
Когда она проезжала мимо заново отстроенного сарая, ее окликнул Эдгар.
– Видали, мисс Деннисон?
По стенам сарая работники фермы крепили огнетушители.
Патриция улыбнулась:
– Это вы здорово придумали.
Эдгар, настоявший на том, чтобы выйти на работу, хотя его левая рука по-прежнему была в гипсе, отдал какие-то распоряжения работникам, сгружавшим сено с машины, а затем, повернувшись к Патриции, внушительным голосом произнес:
– Я очень рад тому, что возвращается мистер Кардига. Этот человек обращается с лошадьми, как настоящий волшебник!
– А он и есть волшебник, – радостно подтвердила Патриция и поехала дальше.
Проезжая мимо дома, она увидела новую экономку, которую Лаура подыскала в соседней деревне. Сейчас экономка мыла окна. Она оказалась достаточно милой, но, конечно, не шла ни в какое сравнение с Кончей; Патриции по-прежнему казалось, будто она потеряла близкую родственницу. И почему от нее нет никаких вестей? Лаура говорит, что Конча, должно быть, слишком занята уходом за больной сестрой, чтобы пускаться в неблизкое путешествие на почту. Но прошло уже так много времени – наверняка сестра Кончи оказалась очень серьезно больна. Необходимо чем-нибудь ей помочь. А, ну конечно, она завтра же отправит им посылку.
Патриция уже ставила коня в стойло, когда конюх подал ей телефонную трубку.
– Вам звонят, мисс Деннисон. Из Лиссабона. Патриция с радиотелефоном у руке прошла в служебное помещение, чтобы ей никто не мешал.
– Мигель! – выдохнула она.
– Нет, Патриция, это Эмилио.
– Ах!
Ей оставалось надеяться, что он не почувствует разочарования в ее голосе.
– Мигель сейчас не может позвонить, поэтому он и попросил меня позвонить вместо него.
Патриция дала волю внезапному страху:
– Он не приедет?
– Приедет, но не завтра.
– А почему он не позвонил сам?
Эмилио промолчал.
– Что-нибудь стряслось?
– Да нет, нет. Просто нужно подождать.
– Эмилио, вы что-то от меня скрываете. Что же там все-таки произошло?
– Он скоро со всем разберется.
– О Господи! Значит, его ранили! Он в больнице!
– Нет! Да нет же!
– Ну, пожалуйста, скажите мне правду. Пожалуйста!
Эмилио пробормотал что-то по-португальски, потом собрался с духом.
– Хорошо, что я человек неверующий. А то ведь я на могиле у собственной матери поклялся, что ничего не скажу вам.
– Не скажете мне чего?
Он еще раз собрался с духом.
– Мигель с тюрьме.
– В тюрьме?
– Исабель обвиняет его.
– В чем? – спросила она, хотя заранее знала ответ.
– В убийстве.
ЛИССАБОН
Авиалайнер компании Стоунхэм приземлился в лиссабонском аэропорту около полуночи. Эмилио, бледный от волнения, встречал Патрицию, чтобы проводить ее в лиссабонский отель «Ле Меридиен» – современное здание из стекла и бетона, из окон которого были видны средневековые очертания городской тюрьмы.
– А нельзя мне увидеться с ним прямо сейчас? – вырвалось у Патриции.
– Это исключено. Но с утра я перво-наперво отведу вас к нему.
Он вздохнула, примиряясь с неизбежной отсрочкой.
– А теперь постарайтесь поспать. Завтра вам предстоит трудный день.
Но заснуть Патриция не смогла. В конце концов она вышла из гостиницы и, перейдя через улицу, вошла в парк Эдуардо VII, расположенный поблизости от тюрьмы. Мигель был сейчас совсем рядом; лишь тюремная стена отделяла его от нее. Она не могла поговорить с ним, прикоснуться к нему, но, по крайней мере, она была рядом. Лаура напрасно стращала ее уклонением от визита в суд – Хови шутя сказал, что Лаура насмотрелась слишком много сериалов и что Патриция вольна отправляться, куда ей вздумается, если только сумеет явиться в суд в понедельник утром. Но ничто не могло остановить ее – она прилетела бы сюда, даже если для этого понадобилось бы нарушить закон. Ей было наплевать. Она бы с удовольствием отдала членам совета директоров все, что угодно, если бы это помогло вызволить Мигеля.
Она прошла парк насквозь и уперлась в ярко освещенную прожекторами желтую тюремную стену. Средневековые башенки были белого цвета; с тюремного двора поднимались пальмы. Все это выглядело причудливо, может быть, даже смешно, напоминая скорее Диснейленд – и совсем не казалось страшным.
Но там, за стеной, в камере-одиночке томился ее возлюбленный. И, как знать, возможно, до него донесутся ее мысли, лучи любви пройдут сквозь каменную стену, защитят его нынешней ночью и согреют.
На следующее утро Патриция оделась за несколько часов до того, как за ней заехал Эмилио. Когда они прибыли в тюрьму, снова пришлось потомиться в ожидании. Хотя Эмилио заранее заполнил необходимые для получения пропуска бумаги, их все равно продержали в приемной, вместе с другими матерями, женами и подружками, с трепетом ожидающими, когда железные ворота отопрут и тюремщики выкликнут их имена.
В конце концов по проходу, похожему на туннель, их провели в комнату для свиданий. Чтобы пройти под низким каменным портиком, Патриции пришлось нагнуть голову. В комнате для свиданий имелся стол длиною в двадцать футов. На одной стороне, плечом к плечу, сидели заключенные и подследственные, на другой – посетители. Но Мигеля пока не было.
– Побудьте здесь и держитесь спокойно.
Прошептав ей это, Эмилио куда-то исчез. Через пару минут он вернулся вместе с тюремщиком, о чем-то оживленно беседуя с ним по-португальски. Знаком Эмилио предложил Патриции следовать за ними.
Когда тюремщик прошел вперед, Эмилио прошептал:
– Ящик моего лучшего вина – и дело в шляпе. Только не вздумайте открывать рот. Я сказал ему, что вы доводитесь Мигелю сестрой.
Тюремщик повел Патрицию по винтовой железной лестнице на самый верх башни. Попав на верхнюю площадку, он достал большой ключ и отпер дверь. Патриция попала в маленькую крепостную часовню – округлое помещение, к стенам которого было приставлено несколько скамей. Сквозь розетку окна пробивались лучи утреннего солнца, озаряя гладкую поверхность алтаря.
Патриция услышала, как ключ снова поворачивается в замке, и затаила дыхание. И вдруг Мигель предстал перед нею. Он медленным шагом вошел в часовню, и дверь у него за спиной сразу же затворилась. По его увлажненным глазам она поняла смысл того, что он хотел ей сказать. Она покрыла его лицо жаркими поцелуями, пытаясь взять на себя все его страдания.
Мигель понял, что он не в силах выговорить ни слова. Он зарыл пальцы в волосы Патриции, обхватил ладонями ее хрупкое лицо. Его руки ласкали ее залитые слезами щеки, скользили по шее, прикасались к груди. Он со страшной силой притянул ее к себе – ему хотелось вобрать ее в себя, чтобы больше никогда не отпускать.
У обоих перехватило дыхание. Они опустились на пол. Все, что их окружало, – город, страна, мир – унеслось куда-то далеко-далеко. Они были вдвоем, вдали от всего, на всем белом свете, слившиеся воедино, медленно тающие друг у друга в объятиях перед безмолвным алтарем.
Эмилио дожидался Патрицию у выхода из тюрьмы. Встретив ее и шагая рядом, он принялся без умолку болтать в попытке хоть как-то развеселить ее, но она не слышала ни слова. Когда они сели в машину и поехали, Патриция даже не спросила, куда они направляются, ей было наплевать на это. Закрыв глаза, она вспоминала, как они с Мигелем предавались любви на каменном полу часовни.
Эмилио нес какую-то чушь. В конце концов Патриция прервала его:
– Покажите мне Исабель.
– Что?
– Я хочу поговорить с ней.
– С ней нельзя разговаривать – она сошла с ума.
– Если она хоть когда-нибудь любила Мигеля, я сумею убедить ее в том, чтобы она забрала заявление.
– Она не станет вас слушать.
Патриция умоляюще сложила руки.
– Прошу вас, Эмилио…
– Но, Патриция, даже если вам удастся настоять на своем, все окажется не так-то просто. Уже идет расследование уголовного преступления, речь идет о убийстве, – в таком случае заявление можно забрать, но обвинение-то все равно останется. И ведь Исабель придется заявить о том, что она оклеветала Мигеля, и рассказать всю историю заново – и наоборот. Она ни за что не пойдет на это.
– Но я обязана попытаться! И поэтому должна увидеться с нею!
Эмилио пожал плечами.
– Что ж, как вам будет угодно.
Он потянулся к радиотелефону.
Разговор шел по-португальски, и Патриции удалось разобрать лишь имена Исабель и мисс Деннисон. Закончив разговор, Эмилио пробормотал:
– Не могу в это поверить… но нас пригласили на ланч. И он резко повернул машину.
Они прибыли на ранчо Велосо к полудню, когда безжалостные лучи солнца падали на клумбу перед домом. Залитая ослепительным светом, Исабель стояла в дверном проеме, одетая в тугой алого цвета купальник и в босоножки на высоком каблуке. Кроваво-красный цвет педикюра вполне соответствовал маникюру и помаде на губах. Она приветствовала гостей, обратившись к ним по-португальски, в ее огромных черных глазах сквозило, казалось, искреннее дружелюбие.
Изящным жестом она пригласила гостей в столовую, где служанка раскладывала горы снеди на серебряные блюда. Стол был сервирован на три куверта. Исабель села и плавным движением рук пригласила гостя и гостью расположиться по обе стороны от нее. Внимание Патриции привлек большой портрет на стене; хозяйка могла глядеться в него, как в зеркало.
– Нравится? – поинтересовалась Исабель. – Его заказал мой муж незадолго до того, как… умер.
Двое слуг сновали вокруг стола, разнося блюда с рыбой и зеленью, третий вкатил тележку с зажаренным на решетке мясом.
Патриция совершенно растерялась. Она, конечно, заранее отрепетировала все, что собиралась произнести, но этот прием оказался просто абсурден – невероятное количество пищи, изящная, но в высшей степени высокомерная манера поведения хозяйки дома…
– Вы ничего не едите, мисс Деннисон.
Эта фраза прозвучала, как обвинение.
– Я не голодна, – пролепетала Патриция.
– Но вы приехали на ланч!
– Нет, я приехала поговорить с вами.
– Вот как? О чем же?
– О Мигеле.
– Пожалуйста, не заводите разговор на эту тему. – Исабель отрезала себе кусок мяса. – Она меня волнует.
– Меня она тоже волнует, миссис Велосо. Он в тюрьме – и находится там по вашей жалобе.
– Ну, а что бы вы сделали на моем месте? – В ее голосе послышались едва ли не жалобные нотки. – Он ведь убил моего мужа.
Патриция перевела взгляд на Эмилио. Но он, как загипнотизированный, не отрывал глаз от Исабель. Причудливая пикантность ситуации явно будоражила его.
– Миссис Велосо, что бы там ни произошло, все это случилось почти год назад. Почему вы выдвинули обвинения именно сейчас?
Исабель отложила нож и искоса посмотрела на Патрицию.
– У меня не было другого выхода. Он собирался покинуть страну. Другая женщина вздумала похитить его у меня.
– Вы говорите обо мне…
– Да, о вас! – В глазах Исабель вспыхнула ненависть. – Он любил меня до тех пор, пока вы не вошли в его жизнь. Он был готов ради меня на все, что угодно. Даже на убийство. И я относилась к нему точно так же. Женщина не способна любить мужчину сильнее, чем я любила его.
– Так почему же вы на все это пошли?
– Мне надо было удержать его в Португалии.
– За решеткой?
Исабель стукнула кулаком по столу.
– Пока он здесь, это не имеет ровным счетом никакого значения. В тюрьме никто не причинит ему вреда. У нас нет смертной казни. Его будут хорошо кормить, о нем будут заботиться. Я сама прослежу за этим. – Она наклонилась к Патриции. – Мы цивилизованные люди и живем в цивилизованной стране, у нас заключенным разрешены личные свидания. – По лицу у нее пробежала кривая улыбка. – Я буду в его распоряжении раз в неделю.
У Патриции затряслись руки, задрожал голос, но, тем не менее, у нее хватило сил воскликнуть:
– Неужели вы думаете, что Мигель когда-нибудь станет заниматься с вами любовью?
Исабель вскочила на ноги.
– Да! Да! Он ведь любил меня! До тех пор, пока его не украли вы!
Патриция почувствовала, как вокруг нее рушится весь мир. О чем можно было договориться с этой сумасшедшей?
– Миссис Велосо, любовь нельзя украсть, – взмолилась она. – Это дар одного человека другому. Даже если вы со мной сейчас не согласитесь, в глубине души вы вынуждены будете признать мою правоту. – Голос Патриции налился силой и окреп. – Я люблю Мигеля и он меня тоже любит.
– Нет! – истошно завопила Исабель. Схватив нож, она бросилась на Патрицию.
Эмилио метнулся через стол, пытаясь помешать ей. Тарелки и еда полетели на пол. Он повалил Исабель и вырвал нож из ее руки.
– Ах ты, сука! – заорал он. – Да Мигель никогда не любил тебя. Он сам говорил мне об этом. Ты ему надоела. Он считает тебя отвратительной! Он не прикоснулся бы к тебе, даже если бы ему пришлось просидеть в камере тысячу лет!
Патриция с ужасом наблюдала за этим взрывом. Наконец Эмилио подхватил ее под руку и повел из дому.
Исабель все еще лежала на полу, визжа, как раненное животное.
НЬЮ-ЙОРК
– Ваша честь, это только доказывает нашу правоту. Она безответственная девчонка.
Крефтон Смит, представляющий в суде интересы совета директоров, поднялся во весь рост – шесть футов два дюйма – и подался вперед, вцепившись растопыренными пальцами в стол, за которым восседал судья. На Смите был серый хорошо пошитый костюм, белая накрахмаленная рубашка, запонки с монограммой.
– Это утверждение преждевременно, – подался вперед Хови. – У моего клиента еще десять минут на то, чтобы добраться сюда.
– Восемь минут, – сверившись со своим «ролексом», провозгласил Смит.
Хови сделал большие глаза.
– Ценю вашу пунктуальность, мистер Смит, но слушание назначено на десять часов. Давайте наберемся терпения.
– Мои клиенты, – широким взмахом руки Смит указал на сидящих рядом с ним Коулмена, Эша и Роузмонта, – и так были предельно терпеливы по отношению к мисс Деннисон, заботились о ее благосостоянии, прощали ей вздорное поведение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40