– Затем, поймав взгляд Патриции, которая по-прежнему не могла свыкнуться с чудовищным беспорядком, Лаура поспешила добавить. – Да, ничего не скажешь, полный бардак. Но знала бы ты, как трудно управляться без Кончи!
– Понятно-понятно. А что – от нее есть известия?
– Да, она звонила. Сказала, что до ближайшего телефона ей приходится ходить пешком по пять миль. Ее сестре пока не стало лучше.
– Вот беда, так беда.
Патриция взяла со стола стопку грязных тарелок.
– Нет-нет, не смей и не думай! Я этот бардак устроила, я его и ликвидирую. А ты отправляйся к своим лошадкам.
Патриция благодарно поцеловала Лауру.
– Ты лучше всех на свете!
Патриция прихватила из холодильника несколько морковок и поспешила в стойло. Харпало вяло и равнодушно сжевал их; он выглядел одиноким и заброшенным; соседнее стойло, предназначенное Ультимато, пустовало. Она дала пару морковок Спорту и, повинуясь внезапному порыву, обняла его за шею.
– Пошли, Спорт, покатаемся!
Она надела на него уздечку и без седла вскочила на спину коню. С дороги она так и не переоделась, но сейчас ей было все равно. Таксомотор радостно сновал рядом – все наконец-то начало возвращаться на свои места.
Патриция галопом неслась по лугам, остро ощущая весеннюю свежесть воздуха. Как замечательно все-таки вернуться домой! Она объехала вокруг кладбища, потом помчалась на вершину холма, с которой открывался вид на всю ферму, – и как раз в это мгновение заметила «джип» почтальона, трясущийся вверх по проселку. Внезапно Патриция похолодела. Сколько раз она с нетерпением дожидалась прибытия почты, надеясь получить письмо от Тома. А сейчас сама мысль о том, что надо выгребать содержимое из почтового ящика, вызывала у нее отвращение. Но почтальон тоже заметил ее и призывно помахал рукой, в которой была зажата целая стопка писем. Он думал, что она сразу же помчится к нему за письмами, и поэтому притормозил. Патриция нехотя поехала вниз по склону.
– Рад, что вы вернулись, мисс Деннисон, – поприветствовал ее почтальон.
– Как поживаете, мистер Колоски?
– Прекрасно, просто прекрасно. Но мы скучали по вам, особенно мой малыш Джимми. Ему очень нравятся эти странные ливанские марки, которые вы ему отдаете.
– Вот как? Что ж, возможно, для него найдутся и какие-нибудь другие.
– Например, такие? Он показал ей конверт.
Патриция немного подумала. Она ведь больше и слышать не хотела о Томе. Она посмотрела на конверт. Марки были португальские – такие ни с чем не спутаешь.
Она отклеила марки, сердце ее при этом бешено билось.
– Огромное спасибо, мисс Деннисон. Джимми с ума сойдет от счастья, когда увидит их.
Держа конверт в руке, она села на Спорта, дождалась, пока скроется из виду «джип» почтальона, затем, затаив дыхание, вскрыла конверт.
Текст письма просто ошарашил ее:
«Я не конокрад! Вы выгнали меня – и у вас не хватило учтивости даже на то, чтобы сделать это лично. Вы поручили это мисс Симпсон. Поскольку условия нашего контракта вами нарушены, у меня появилось право забрать обоих коней. Но я оставил вам Харпало».
Подпись была неразборчива – Мигель явно расписался в минуту страшного гнева.
Патриция послала Спорта в галоп и подъехала к склону холма, где уже приведшая себя в порядок Лаура кормила Тумана морковкой.
– Как ты спешишь, детка!
– Лаура! Ты что – уволила Мигеля?
– Да.
– Уволила? Но с какой стати?
– Потому что ты мне это поручила.
– Что за вздор!
– А ты что – не помнишь? Ты велела мне передать ему, что в его услугах здесь больше не нуждаются.
– Я тебе велела?
– Да, как раз перед тем, как улететь в Швейцарию.
– Ты меня, должно быть, не так поняла. Я вообще не помню, чтобы мы с тобой об этом разговаривали.
– Да уж, не сомневайся.
Патриция в недоумении посмотрела на нее.
– Детка, а ты уверена, что тебе не стоило погостить в санатории еще немного?
– Нет-нет, со мной все в порядке, – с отсутствующим видом пробормотала Патриция и послала Спорта в обратный путь.
ЛИССАБОН
Тяжелым шагом приближаясь к арене, Мигель размышлял о том, как резко изменилась вся его жизнь за последнюю пару недель. Пауло пока оставался в больнице, хотя врачи намеревались вскоре выписать его, чтобы несколько месяцев, которые ему еще оставались, он мог провести в более комфортабельных домашних условиях. Рак желудка оказался чересчур запущенным – начинать химиотерапию уже не имело никакого смысла. На него порой по-прежнему накатывали приливы энергии и, оставаясь на больничной койке, он упрямо настаивал на том, что ему необходимо продолжать занятия с учениками. Но врачи предупредили Мигеля, что его отца не следует и близко подпускать к конюшне.
Этот великий человек, научивший Мигеля всему, что тот знал о лошадях, уже никогда не сядет в седло. По сравнению с этим, даже потеря ноги казалась неизмеримо меньшим несчастьем.
Скольких людей научил Пауло Кардига волшебному искусству танца верхом на лошади! У него был свой стиль – имя великого Пауло было известно в самых отдаленных уголках Португалии, любители верховой езды во всем мире знали и чтили его. Этот человек сумел добиться всего, о чем мечтал, – сумеет ли сам Мигель когда-нибудь сказать о себе то же самое?
Но времени на тягостные размышления у Мигеля уже не оставалось: его поджидала группа начинающих. Мигель сел на Ультимато и щелкнул длинной плетью. «Поехали!» – скомандовал он так громко, что маленькая девочка-француженка едва не вывалилась из седла. Мигель состроил гримасу; эта девочка в плане конного спорта была безнадежна, никому из инструкторов не удалось научить ее чему-нибудь путному – даже Филипе, который умел втолковать все, что нужно, даже самым бездарным ученикам.
Мигель был преисполнен решимости взять на себя всю ответственность за судьбу школы верховой езды. Он раскаивался в том, что так долго старался всеми правдами и неправдами уклоняться от этого и пытался подавить тревогу, что связанные с этим нагрузки помешают ему должным образом подготовить Ультимато к выступлению в бое быков; но все же конь делал быстрые успехи.
В прошлое воскресенье, прицепив грузовик к «феррари» Эмилио, они поехали в деревню, чтобы провести учебную игру с той самой телочкой.
Кровь весело заструилась по жилам Мигеля, когда он увидел и почувствовал, с какой легкостью, граничащей с презрением, уворачивается Ультимато от бодливой игруньи.
Мысленно прокручивая эту почти шуточную репетицию предстоящей корриды, Мигель отвлекся от учеников на арене и очнулся только, когда один из помощников схватил его за руку.
– Вас к телефону, сеньор Кардига.
– Не сейчас, – рявкнул Мигель.
– Дама, которая звонит, утверждает, что это крайне важно.
Опять Исабель. Узнав о том, что произошло с Пауло, она принялась названивать чуть ли не ежедневно, предлагая Мигелю свои утешения. Он не раз пытался объяснить ей, чтобы она оставила его в покое, но Исабель не желала униматься и использовала малейший повод, чтобы преследовать его.
– Я ведь уже говорил: не смей прерывать мои уроки! – обрушился Мигель на помощника.
– Прошу прощения, сеньор, но дама сказала, что звонит из Америки.
– Кто такая?
– Сеньора Деннисон.
Мигель подогнал Ультимато к борту арены и в четыре прыжка преодолел расстояние до настенного телефона.
– Алло!
Патриция сразу же отозвалась:
– Мигель?
– Да!
Его голос, заглушая гудение международных линий, звучал грубо.
– Я не вовремя?
– У меня идет занятие.
– Ох, прошу прощения… Я перезвоню попозже.
– Да нет, я слушаю.
Патриция благодарила судьбу за то, что Мигель не видел, как у нее сейчас полыхают щеки.
– Я только что получила письмо…
– Вот и прекрасно!
– Мы… ах… словом, тут вышло недоразумение. Мы друг друга не поняли.
Он промолчал.
– Я… мне только хотелось бы извиниться… За неверное сообщение, переданное Лаурой Симпсон.
– Неверное? Что это должно означать?
– О Господи… Я не так объяснила… Я… Мне только хотелось сказать: очень жаль, что вы покинули ферму.
– Но вы же меня выгнали!
– Нет-нет, я не выгоняла. В том-то и ошибка. Мисс Симпсон неправильно меня поняла. Наверное, я не совсем точно изложила ей свои пожелания… и…
– Значит, ошиблись вы, а не мисс Симпсон? Патриция деланно рассмеялась.
– Выходит, что я. Видите ли, я тогда была страшно взволнована, потому что в ту ночь разорвала свою помолвку.
– Ах, вот как! Ну что ж, мои соболезнования. Нет, я в самом деле за вас огорчен.
Голос Мигеля звучал уже далеко не так сурово.
– Надеюсь, что с вашей невестой вам повезло больше.
– Какое совпадение – если можно так выразиться.
– Что вы имеете в виду?
– Я с нею тоже порвал.
– Ах ты, Господи. – В голосе у Патриции было ровно столько сочувствия, сколько ей удалось с трудом из себя выдавить. Но она была рада тому, что Мигель, судя по всему, не слишком убит горем. – Но, знаете ли, вы задолжали мне два месяца уроков.
– Это совершенно справедливо, и я переведу вам деньги.
– Нет-нет… Мне хочется продолжить занятия!
– Но я не могу вернуться в Штаты. Мой отец болен, и на меня возложено руководство учебным центром.
– Но, может быть, я смогу приехать к вам.
– Да-да, приезжайте в Лиссабон и продолжим наши занятия здесь.
Патриции оставалось только надеяться, что по линии международной связи не было слышно, с каким облегчением она вздохнула.
– Что ж, – произнесла она затем, – хотя и ненадолго, но я смогу приехать.
– И когда же вас ждать?
– Как насчет послезавтра?
– Великолепно.
Мигель повесил трубку, вскочил на Ультимато, поехал по кругу, и изумленные ученики увидели, как их, казалось бы, трезвый учитель разъезжает по арене, горланя веселую песню.
НЬЮ-ЙОРК
Эш и Роузмонт едва успели рассесться по местам, как Хорейс Коулмен, с непривычно бодрым выражением на лице, поспешил объявить им:
– Знаете ли, друзья мои, Патриция все-таки оказалась благоразумной девицей, и нам, возможно, удастся избежать утомительной процедуры признания ее недееспособной.
Эш бросил на него взгляд, означающий: «Не могу поверить собственным ушам».
Роузмонт также отнесся к услышанному весьма скептически.
– Но послушай, Хорейс, мы же пришли к выводу, что это единственный путь сохранения контроля над корпорацией. Зачем же нам теперь от этого отказываться?
– Тед, я не сказал, что мы должны отказываться. Я сказал, что нам, возможно, удастся избежать этой процедуры. Появился другой путь.
– И в чем же он заключается?
– Запасной вариант. – Коулмен, медленно переводил взгляд с одного компаньона на другого и казался им загадочным Буддой. – Выкупить контрольный пакет акций корпорации.
Эш и Роузмонт уставились на него в полном недоумении.
– Ты тоже, спятил, Хорейс? – поинтересовался Эш.
– Думаю, что девица созрела для того, чтобы продать свою долю.
– Ты имеешь в виду всю ее долю? – Роузмонт почтительно понизил голос. – Пятьдесят два процента акций?
– Коулмен кивнул.
– И она поднесет нам компанию на серебряном блюдечке?
– Вот именно.
Эш хмыкнул.
– Ничего не скажешь, благоразумная девица. Роузмонт принялся чертить по воздуху эмблему доллара.
– А деньги-то мы откуда возьмем? Послушай, Хорейс, речь идет об изрядной сумме, не так ли?
– Джентльмены, собрать деньги под залог имущества не составит труда. Все это можно провернуть, скрепить подписью и печатью и разложить по полочкам менее чем за полгода.
– Однако! – вырвалось у Эша.
– Ну, и сколько же ты собираешься ей предложить? – спросил Роузмонт.
– Нынешнюю биржевую цену – шестьдесят три доллара за акцию.
– Лихо! Акции ведь на самом деле стоят куда дороже, – с почтением в голосе произнес Эш.
– А она продаст и за меньшую сумму, – сказал Коулмен.
– Что ж, тогда давай заплатим ей меньшую. Коулмен смерил Эша презрительным взглядом.
– Вот тогда ты и объяснишь это Федеральному экономическому совету. Передача имущества в таких масштабах будет самым тщательным образом проанализирована.
– Но почему ты решил, что она пойдет на это? – пропищал Эш.
Коулмен описал в воздухе указательным пальцем круг, а затем постучал себя по лбу.
– Потому что она хочет прославиться на поприще благотворительности – и, как я уже сказал, черт с нею. Пусть строит больницы, которые ей вздумается, пусть хоронит в ящиках дохлых лошадей… словом, делает все, что хочет.
– Ты прав, Хорейс. – В голосе Эша послышалось злорадство. – Доставим девушке удовольствие.
Коулмен откинулся в кресле.
– В моем возрасте очень вредно не спать ночами, дрожа от страха перед тем, какой еще номер пожелает отколоть безумная наследница состояния.
– Ты изумительно придумал, Хорейс. – Роузмонт подошел к стенному бару, достал бутылку шампанского, откупорил ее. – Полагаю, что нам следует выпить за твой гений.
Он наполнил бокалы, но прежде чем компаньоны успели выпить за здоровье одного из них, по внутренней связи зазвучал голос секретарши:
– Мистер Коулмен, пришла мисс Симпсон. Роузмонт скорчил гримасу.
– Надеюсь, теперь-то мы в состоянии обойтись без этой поганой алкоголички.
– Давай, давай, Хорейс, – подзадорил Эш. – Хочу посмотреть, как ты вышвырнешь ее отсюда пинком под зад.
– Погодите-ка, – успокоил их Коулмен. – Полегче на поворотах. Она еще может понадобиться нам для подстраховки. Я не собираюсь разрушать ни одного элемента основного плана до тех пор, пока у меня в заднем кармане не окажутся сертификаты акций. – Он нажал на кнопку. – Впустите ее.
Лаура вошла и сразу же уставилась на открытый бар.
– Просто непорядочно, парни, с вашей стороны выпивать без меня. – И она налила себе изрядную дозу шотландского виски. Коулмен с отвращением посмотрел на нее.
– Что вы для нас припасли, мисс Симпсон?
– Просто хочу поведать вам, что ваша леди Жучок вылетела из своего жукотория.
И она отхлебнула из стакана.
– Вы пьяны? Что вы такое несете, – заорал Коулмен.
– Как мы уже и говорили, семейный самолет держит курс на Лиссабон. И малышка на его борту.
– Ах ты, дьявол! – взвизгнул Эш. – А я собирался завтра слетать в Палм-Спрингс на турнир по гольфу.
Коулмен презрительно посмотрел на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40