Очень неприятно, но в данной ситуации мы почти ничего не можем сделать. Мы не можем навязывать свои понятия людям, принадлежащим к иной культуре. Персонал посольства является в стране всего лишь гостями.
Джеймс изумленно воззрился на посла и недоверчиво переспросил:
– Вы хотите сказать, что мы ничего не сможем сделать?!
Дэнфорд осторожно покашлял.
– Нет, это не совсем так. Дело в том, что какими бы европеизированными ни казались некоторые из этих людей, они с необыкновенной легкостью возвращаются к варварству, когда им это заблагорассудится – и султан поощряет такие отступления от цивилизованного поведения в своих подданных. Он – настоящий диктатор, и в любую минуту может всех нас отсюда вышвырнуть, если ему такое вдруг взбредет в голову. Нам надо быть крайне осторожными, если мы хотим сохранить выгодные торговые пути и не закрыть предприятия вроде вашего.
Джеймс молчал. Конечно, ему не хотелось потерять свое дело или стать причиной целой цепи банкротств среди американских дельцов, поселившихся в Константинополе.
Посол Дэнфорд рисовал реалистичную картину, но она получалась на редкость мрачной.
– Но мы можем хотя бы навести справки? – робко спросил Джеймс.
– Конечно, конечно! – энергично пообещал Дэнфорд, берясь за перо. – Сообщите мне все подробности, и я поговорю с первым послом и посмотрю, что можно будет предпринять.
Джеймс вздохнул, постарался собраться с мыслями и повторил свой рассказ.
Роксалена внимательно рассмотрела выложенные длинным рядом на полу тепидариума в Топкапи товары и пренебрежительно пожала плечами.
– Не вижу ничего особенно красивого или ценного, – сказала она озабоченной торговке, которая мгновенно разразилась заученной речью, восхваляя превосходное качество своего дамасского шелка и иерусалимских кружев. Роксалена подняла руку, приказывая ей замолчать.
– Принеси эти товары в мои покои, – приказала Роксалена «женщине с узлами», которую прозвали так потому, что она время от времени появлялась в гареме, связав свои товары в холщовые узлы. – Я желаю еще раз взглянуть на них у себя, без посторонних.
Ширза помогла торговке собрать ткани и безделушки и отнести их в апартаменты Роксалены, подальше от любопытных взглядов других женщин. Когда они оказались в комнатах султан-принцессы, Ширза закрыла дверь в коридор. Роксалена жестом велела торговке пройти в дальнюю комнату, где она спала.
– Разложи свои товары здесь, – сказала Роксалена, указывая на свою кровать.
«Женщина с узлами» повиновалась, и Роксалена быстро выбрала, себе два серебряных браслета с кристаллами и бурнус – купальный халат – из небеленого египетского хлопка, которые отдала Ширзе. Потом сделала знак своей служанке и та, поспешно отбежав к двери, встала там на страже.
– Ты в ближайшее время не собираешься во Дворец Орхидей в Бурсе? – как бы между прочим спросила Роксалена у торговки, расплачиваясь за покупки.
Та кивнула:
– Собираюсь на следующей неделе там быть.
Роксалена взглянула в сторону Ширзы, и та поощрительно кивнула.
Засунув руку в широкий рукав своего кафтана, Роксалена достала оттуда банкноту в двести курушей. Под изумленным взглядом женщины, она разорвала бумажку на две части.
– В гареме Дворца Орхидей находится европейка с длинными желтыми волосами, – сказала Роксалена. – Зовут ее Сара. Я хочу, чтобы ты ее нашла и передала ей записку. Когда вернешься ко мне с доказательством того, что видела ее, я отдам тебе вторую часть этой банкноты.
«Женщина с узлами» охотно закивала: ей надо было бы ходить со своим товаром полгода, чтобы заработать сумму, какую предлагала ей Роксалена. Торговка готова была услужить принцессе.
– Ты поняла? – спросила Роксалена.
– Да, да, госпожа.
– Очень хорошо. – Роксалена подошла к своему туалетному столику и принялась писать, выбирая самые простые турецкие слова:
Я передала твоему родственнику, где ты находишься. Он обратится в посольство и попытается тебя освободить. Не отчаивайся». А ниже добавила по-английски: «Я твой друг. Я тебе помогу».
Подписывать письмо Роксалена не стала. Просушив буквы, она сложила листок и отдала торговке.
– И скажешь Саре, что это письмо от меня. Не забудь, мне нужно доказательство, что ты ее видела, например: прядь волос, какую-нибудь личную вещь.
Роксалена прекрасно понимала, что женщина могла прибегнуть к любой хитрости, лишь бы получить обещанные деньги.
Торговка выхватила из рук принцессы письмо и первую половину банкноты в двести курушей и спрятала их себе за пазуху.
– А если ты кому-нибудь расскажешь об этом письме, я позабочусь о том, чтобы мой отец с тобой расправился. А теперь можешь идти, – высокомерно произнесла Роксалена.
«Женщина с узлами», поспешно собрав свои товары, кинулась к двери. Ширза выпустила ее в коридор, чтобы дожидавшиеся евнухи могли ее увести. Роксалена схватила Ширзу за руку.
– Как ты думаешь, у нас получится? – встревоженно спросила Роксалена.
Ширза сжала ей пальцы, стараясь успокоить свою госпожу:
– Думаю, получится, госпожа.
– Я скучаю без Сары, – сквозь слезы проговорила юная принцесса, кусая губы.
– Вы ее скоро увидите.
Роксалена кивнула, но по ее лицу было видно, что она совсем не уверена в этом.
Халид метался по залу для аудиенций, то и дело ероша волосы пальцами. Его бриджи были забрызганы грязью, рукав рубашки разорван, щека испачкана пылью. Каждый раз, когда открывалась дверь и входил слуга или гонец, он нетерпеливо поворачивался навстречу вошедшему – и разочарованно отводил взгляд.
– Где моя лошадь? – прикрикнул он на последнего несчастного грума, который, застыв на месте, ответил:
– Седлают, господин. Хан так устал после вашей первой поездки, что нам пришлось его вытереть…
– Не желаю слышать никаких оправданий! – заорал Халид. – Я здесь уже десять минут, а мне до сих пор не подали свежую лошадь! Теперь, если я не…
Он оборвал свои слова, не закончив фразы: двери снова открылись, впустив хислара, железной хваткой сжимавшего руку Сары.
Халид изумленно уставился на девушку: руки у нее были связаны, чадра сбилась, запутавшись в волосах, распухшие покрасневшие глаза говорили о том, что она плакала.
Халид кинулся к ней, заключил в объятия, шепча что-то по-турецки. Сара была так измучена и подавлена, что устало приникла к нему, бессильно уронив голову на его плечо.
– С тобой все в порядке? – прошептал он ей на ухо по-английски. – Я только что сам вернулся – искал тебя.
Он целовал ей щеки, лоб, глаза – осыпал поцелуями все ее лицо.
– Со мной все в порядке, – прошептала Сара, недоумевая, почему ей так хорошо сейчас с этим человеком, хотя именно от него она попыталась убежать.
– Убирайтесь все, – по-турецки приказал Халид присутствовавшим в комнате, добавив: – Ахмед, останься.
Хислар с совершенно бесстрастным лицом повернулся к нему и выжидал, скрестив руки на груди.
Халид стоял, прижимая Сару к себе, словно боялся, что она снова может исчезнуть, если он отпустит ее. От него исходило ощущение силы, тепла, безопасности.
– А теперь объясни мне, что произошло, – по-турецки приказал Халид хислару.
Когда Ахмед закончил свой рассказ, Халид посмотрел ей прямо в лицо и с такой силой оттолкнул девушку, что та споткнулась и чуть не упала.
– Ясно, – напряженно проговорил он. – Теперь я понимаю: оказывается все, даже моя почтенная бабушка, побоялись сообщить мне правду. Я-то считал, что тебя украли или ты заблудилась на базаре. Я три часа подряд нахлестывал коня и скакал по всем переулкам Бурсы, разыскивая тебя. И никто не пожелал мне сказать, что произошло на самом деле, что ты пыталась убежать от меня.
Сара ничего не ответила, но постаралась с достоинством выдержать гневный взгляд Халида.
– Я знал, что ты своевольная и упрямая. Но не думал, что к тому же и глупая! – добавил он, угрожающе понизив голос.
У Сары перехватило дыхание. Она еще никогда не видела Халида таким разгневанным.
– Ты хоть представляешь себе, что могло с тобой случиться в этой части города, не находись ты под моим покровительством? Если ты считаешь, что с тобой здесь плохо обращались, так это только потому, что ты никогда не сталкивалась с бедуинами. Они изнасиловали бы тебя по очереди, а потом бросили бы на дороге с перерезанным горлом на радость гиенам.
Сара молча отвела взгляд.
– Или, – добавил Халид, – они могли бы выставить тебя на продажу на аукционах Медины или Бейрута. За желтые волосы и красивое личико дадут немалые деньги. Тебе понравилось бы, если бы тебя продали в рабство?
– А я уже в рабстве! – возмущенно ответила Сара, вызывающе приподнимая связанные руки.
Он протянул руку к хислару, требуя его саблю, и одним ударом перерубил веревку, стянувшую запястья девушки. Швырнув саблю на пол, Халид схватил Сару за фераджу и притянул вплотную к себе.
– Ты понятия не имеешь, что такое рабство! – процедил он сквозь зубы. – Какая же ты рабыня, если купаешься в хаммане, ешь щербет, пьешь бузу и при этом придумываешь различные способы, чтобы помучить меня? Какое же это рабство, если ты терзаешь меня своими отказами и читаешь рассказы о путешествиях, пока я провожу ночи без сна, потому что меня дразнят видения о том, как я тебя ласкаю? Это я попал в рабство, а не ты! Объяснить тебе, что значит быть рабом?
Халид снова оттолкнул Сару от себя, но на этот раз она сумела сохранить равновесие.
– Я не могу передвигаться по своему усмотрению, – тихо ответила она. – Вот что значит находиться в рабстве.
– О, и куда бы ты отправилась? Обратно в Бурсу – и металась бы по улицам, как обезумевшая собачонка? Тебе еще повезло, что ты попала в дом янычара, преданного паше султана.
– Он, наверное, не даром вернул меня, – презрительно бросила. Сара. – Я видела, как ему заплатили. Вы покупаете своих военных так же, как женщин. И вообще – откуда они узнали, кто я такая?
– Как только ты исчезла, мои люди обошли все дома. Как ты думаешь, много ли блондинок в гаремных нарядах бегает по Бурсе без сопровождения мужчины?
– Я должна была попытаться! – упрямо сказала Сара.
– Почему? Почему ты должна была пытаться? – требовал ответа Халид, пристально вглядываясь в ее лицо.
– Потому что я не могу здесь оставаться! У меня в Бостоне осталась жизнь – друзья, родные, работа. Я приехала сюда на каникулы повидаться с кузеном, а не для того, чтобы стать постельной рабой распаленного диктатора-полукровки!
– Я так тебе отвратителен? – мягко спросил Халид.
Сара встретилась с ним взглядом и почувствовала, что все ее тело заливает жар. Халид знал ответ на свой вопрос.
– Дело не в этом, – с болью сказала она, безнадежно отворачиваясь.
Халид воздел к небу руки. Несколько секунд он стоял молча, глядя в пол и размышляя, а потом сказал по-турецки хислару:
– Приведи ко мне балтасилара.
Ахмед не сдвинулся с места.
Халид посмотрел на него, осведомившись:
– Что ты стоишь?
– Господин, ее надо выпороть, – сказал Ахмед. – Хотя бы в назидание остальным женщинам, если другой причины нет.
– Ты повредишь ее кожу, – мягко отозвался Халид.
– Может, поместить на время в темницу на хлеб и воду? – предложил Ахмед.
Халид покачал головой.
Ахмед поклонился и вышел. Через минуту он вернулся со вторым стражником, на широком поясе которого висели сотни ключей.
– Икбал будет заперта в своих покоях, пока я не отменю приказа, – сказал Халид. – Ты будешь отпирать дверь, чтобы ей вносили еду и по любым другим случаям, когда я отдам специальное распоряжение. Служанка Мемтаз пусть будет заперта с нею. Снаружи дверей все время должны дежурить два вооруженных стражника. Они могут сменяться так же, как алебардщики. У тебя есть вопросы?
Балтасилар молча поклонился.
– Можешь идти, – сказал ему Халид, а потом кивнул хислару, который, схватив сопротивляющуюся Сару за руку, поволок ее за собой.
– Что вы делаете? – крикнула Сара, оборачиваясь к Халиду. – Куда он меня тащит?
Халид молча слушал возмущенные крики девушки. Когда они наконец смолкли в отдалении, он рухнул в кресло, мрачно уставившись куда-то в пространство.
Косем неуверенно вошла в зал для аудиенций. Подняв голову и увидев ее, Халид застонал.
– Нет, – устало сказал он. – Не сейчас.
– Халид, я должна с тобой поговорить!
– Уведите ее!
Халид повелительно махнул рукой евнухам, сопровождавшим/его бабку, и те мгновенно подхватили ее под старческие худые руки.
– Халид, ну, пожалуйста! – попросила Косем. – Я займу у тебя совсем немного времени. Мне надо сказать тебе что-то важное.
Халид дал знак служителям отпустить старую женщину.
– Я на тебя страшно зол, – бесстрастно проговорил он, не глядя на нее. – Это ты захотела взять Сару на базар.
– Халид, пойми, она не стала бы пользоваться удобной минутой, чтобы сбежать, если бы ей тут было хорошо. Откажись от нее, найди другую.
Внук ничего ей не ответил.
– Она же убегает от тебя! Сколько ты сможешь держать ее под замком?
– Столько, сколько понадобится.
– И к тому времени я умру!
– Я чувствую, как ее влечет ко мне. Она напичкана европейскими понятиями о приличиях и цивилизованных манерах. Мне надо преодолеть эти преграды страстью, которая будет настолько сильной, что перед нею ничто не устоит.
– Почему ты уверен, что сможешь это сделать? – спросила Косем.
:– Уверен. Потому что со временем и моя мать научилась любить моего отца, – просто ответил Халид.
Косем смягчилась и подошла поцеловать внука в щеку.
– Ты всегда был романтиком, сын моего сына. Пусть Аллах дарует тебе счастье.
Она подобрала полы кафтана и на цыпочках вышла из зала, оставив Халида в одиночестве.
Халид долго смотрел на закрывшуюся за Косем дверь. Конечно, он вовсе не был уверен в своем успехе. Мучительные сомнения раздирали его душу. Узнает ли он когда-нибудь то полное счастье, которое пожелала ему бабка.
Если Саре и раньше было невесело во Дворце Орхидей, то теперь, после неудачного побега и трех дней заточения в стенах гарема, она впала в полное отчаяние. Лишившись возможности бывать в женской части дворца, она не видела никого, кроме Мемтаз, которая приносила ей еду и всячески старалась развлечь свою госпожу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32