- удивился я.
- А что делать, не бросать же ее на работе?
Странное впечатление производит на меня этот человек - внешне суровый, пожалуй, даже неприветливый, немногословный и вместе с тем в нем просматривается какая-то затаенная, уверенная сила и едва уловимая мягкость.
Вернулись в комнату Галя, Ирина, пришел Игорь, мы пили чай. Валерий Васильевич с удовольствием ел "Мишки" и аккуратно складывал конфетные бумажки в фантики. Разговор был самый незначительный. Как бы между делом Валерий Васильевич сказал:
- У меня к тебе просьба, Игорь, попьешь чай, пожалуйста, загони машину в гараж, - и протянул Игорю брелок с ключами.
Первой отреагировала Галя:
- Ты сам приехал? С ума сошел!..
Ирина поглядела на Карича с удивлением.
Игорь взял ключи и поднялся:
- Сделаю.
- Не спеши, чай допей.
Мы спустились во двор вместе с Игорем, я спросил:
- Машину давно водишь?
- Не очень-то вожу, по двору вперед-назад пробовал.
- И получается?
- Пока что скандал получился. Я сел, когда он ключи забыл, ну тронулся. Проехал метров десять. Мать чуть голову не оторвала - почему без спроса? А задавил бы кого-нибудь, что тогда...
- А Валерий Васильевич что сказал?
- Ничего, он не больно разговорчивый. Сказал: сцепление плавнее отпускай и газу надо меньше.
У подъезда стоял вишневый "Жигуленок". Игорь уселся за руль, запустил мотор и очень осторожно тронулся с места. Он объехал палисадник, не переключая скорости, и остановился против ворот гаража. Пока Игорь отпирал и распахивал ворота, я пересек палисадник напрямую и подошел к машине.
- Будете руководить? - знакомо противным голосом спросил Игорь.
- Не буду. Ты только сдай малость назад, чтобы не с разворота въезжать, а с прямой, с прямой легче.
Он сделал все как полагается и собрался уже замкнуть ворота на замок, когда из темноты вынырнула долговязая фигура.
- Привет! Катаешься? Силен! Достигаешь...
- В гараж только загнал...
- И то... Доверие! Может, рванем кружочек?
Парень не видел меня. На всякий случай я не уходил...
- Ты что, Гарька, какой кружочек?
- Соображаешь: метр отъедешь, а Вавасич по шее врежет...
- Никто не врежет, только...
- Только коленки дрожат. Или нет?
- И ничего не дрожат, просто человека проводить надо, - и Игорь кивнул в мою сторону. Едва ли парень, которого он называл Гарькой, понял, о ком речь, но спрашивать не стал.
- Человека? И довез бы его до станции.
Игорь подошел ко мне:
- Может, вас правда до станции довезти?
- Не стоит, - сказал я, - лучше пройтись.
Мы пересекли палисадник, и я остановился у парадного. Игорь вопросительно посмотрел на меня.
- Поднимись, доложи - задание выполнил; собираешься меня провожать, предупреди, а то мама беспокоиться будет.
- Не будет.
- Я подожду, - сказал я.
Игорь мотнул головой, будто хотел забодать кого-то, и исчез в подъезде. Вернувшись, сказал насмешливо:
- Все в порядке. Ключи сданы, угона не будет! Можете не волноваться!
- Смотрю я на тебя, удивляюсь, и чего ты такой наскипидаренный, чего рычишь?
- И я удивляюсь: ну почему все меня за дурака считают? Послал он вас посмотреть, как я машину загоню, ладно, но зачем притворяться, комедию разыгрывать? Да что я, совсем без головы - ночью ехать? Куда? Или мне машины не жалко? Пусть не моя, все равно машина...
Мы идем по длинной пустоватой улице, и наши тени то бегут впереди, то раздваиваются, то отстают - фонари сильные, но поставлены редко и от этого получается такая чертовщина: ты идешь, и тени опутывают тебя. Потом мы сворачиваем в переулок, здесь почти совсем темно, и небо над нами набирается звездами.
Уже перед самой автобусной остановкой Игорь спрашивает:
- Вы как считаете, почему на самом деле отец убился?.. А то болтают... Я тогда маленький был, не понимал...
- Видно, в тот день отвернулась от него удача, - говорю я. - Садился вынужденно. Дотянул, рассчитал, приземлился, а на поле борона валялась, чепуха, мелочь, ни заметить, ни предусмотреть невозможно... но оказалось достаточно...
- А в больницу его правда живого еще привезли?
- Да. Без сознания. Бредил он. Воздушным боем командовал.
Сколько-то времени мы стоим молча. Игорь неслышно переминается с ноги на ногу, теребит в руках ремешок, спрашивает:
- Это вы его Пепе прозвали?
- Нет, не я, генерал Ухов, был такой прославленный герой Испании, летной школой нашей командовал.
- И тоже убился?
- Нет, умер.
Мягко светя желтыми противотуманными фарами, подходит автобус.
- Жду к себе, - говорю я Игорю, - спецгашения приготовлю и кое-что еще.
- Ладно.
- Не ладно, а спасибо надо говорить...
- Раз надо, пожалуйста, - спасибо!
Всех нас учат читать, писать, петь, считать на логарифмической линейке, рисовать и многим другим более или менее обязательным премудростям. А вот едва ли не самое нужное искусство, искусство, совершенно необходимое каждому, приходится постигать самодеятельно - речь идет о мастерстве воспитания.
Никогда я не был учителем, в жизни не сдавал зачетов по основам педагогики и очень приблизительно знаю законы психологии, но с молодых лет пришлось иметь дело с подчиненными солдатами, позже с собственными детьми. Кое-что я постиг за эти годы, постиг чисто практически, например: самые лучшие слова, если их не подкреплять поступками, действиями, приносят очень немного пользы; малейшая неискренность, как тщательно ее ни маскируй, разоблачается даже совсем маленькими ребятами; излишняя строгость, как, впрочем, и безграничное добродушие, приносит только вред...
Если ты хочешь с успехом воздействовать на кого-то, будь терпеливым, оставайся самим собой; будь честным, умей находить "золотую середину" и не спеши...
Об этом я думаю более или менее постоянно, а теперь, перед встречей с Игорем, мысли мои обретают вполне определенное направление.
Чего ему больше всего не хватает?
Насколько я могу судить, направленности. Мальчишка отчетливо знает, чего он н е х о ч е т, что ему н е н р а в и т с я, но у него нет сколько-нибудь точного представления о том, чего он хочет, чего добивается в жизни.
Его воспитывал хороший отец, его воспитывает хорошая мать, им занимается школа, а учится парень с пятого на десятое, недобр, агрессивен. Наверное, он не вдруг сошел с рельсов, наверное, были тому причины. Какие? Этого я, увы, не знаю, а чтобы лечить болезнь, любую - самую серьезную или самую пустячную - надо прежде всего понять, откуда она взялась.
На этом размышления мои оборвались. Приехал Игорь.
На нем была синяя куртка, расклешенные светлые брюки, замшевые туфли. Ну просто мальчик из модного журнала.
- Здравствуйте, - сказал Игорь, - я тут захватил, - и он подал мне конверт, в котором оказалось десятка полтора красивых марок, больших и ярких, как заграничные бутылочные этикетки.
- Зачем, Игорь? Я же не собираю.
- Но вы сказали, что привезли с полюса для друзей, может, и эти кому-нибудь пригодятся.
- Запомнил. Ну хорошо! Спасибо.
Мы вошли в комнату, Игорь огляделся. С мальчишеской непосредственностью он рассматривал мои "трофеи" - кокосовый орех, привезенный из Малайзии, модели самолетов, подаренные ребятами, коллекцию авиационных значков, но больше всего его заинтересовал аэрофлотовский билет Тикси - Северный полюс.
- Это вот так запросто билет на СП выписывают?
- Не совсем запросто, но выписывают.
- Интересно! А на полюсе здорово?
- Как сказать - работают люди, привыкают, теперь не то что раньше, но все равно льды остаются льдами, и подвижки подвижками, и полярная ночь не стала короче, и трещины... Словом, трудно.
И тут полярная тема оборвалась: в дверь зазвонили частыми короткими звонками. Так, поднимая тревогу, является в дом только моя дочь.
Тане двадцать три года, она закончила университет, второй год замужем, но все, кто видит ее впервые, спрашивают: "Девочка, а ты в каком классе учишься?" Сначала она огорчалась своему невозможно щенячьему виду, потом привыкла и великолепно научилась разыгрывать и мистифицировать мало или вовсе незнакомых людей.
- Гость? - спросила Татьяна, едва войдя в комнату. - Петелин? Дяди Пети сын. - Она бросила в кресло красную защитную каску, подошла к Игорю, обняла его и бесцеремонно чмокнула в щеку. - Давно бы пора приехать! Я про тебя сто лет слышу. - И ко мне: - Не помешала?
- Не помешала. Только почему такой вид, будто за тобой собаки гнались, - сказал я, - что случилось?
- Ничего не случилось, но обязательно случится, если ты не дашь мне двадцать пять рублей до пятнадцатого.
- Не понимаю.
- Надо хватать резину, а Вадька истратил все деньги на свои полупроводники. Понял?
- Понял, - сказал я, - сядь, чаю попьем, никуда резина не денется.
- Вот именно денется, разберут. Давай лучше так: мы с Игорем скатаем сейчас в магазин и быстренько вернемся. Поедешь? А то одной две покрышки не довезти...
И ребят словно ветром выдуло.
Вот так и оборвалась моя тщательно продуманная педагогическая атака.
Татьяна вернулась через полчаса без покрышек и без Игоря. Я встревожился.
- Надо же так нарваться! Только от магазина отъехали, свистит...
- Кто свистит?
- Ну ясно кто, гаишник. Козыряет, улыбается, требует права. Даю. Почему пассажир без каски? Ну что говорить? Давай глазки строить, так и так, еле уговорила - права отдал, а Игорю говорит: "На вашем месте, чтобы не ставить под удар такую девушку, я бы довез покрышки на троллейбусе". Куда деваться? Я поехала, а он потащился на троллейбус. Сейчас явится. Симпатичный он парень.
- Кто?
- Петелин.
Потом мы сидели втроем. И разговор метался от одного предмета к другому. Татьяна со страстью доказывала, какими преимуществами обладает мотоцикл "Ява" перед всеми прочими видами колесного транспорта. Игорь просвещал нас в области хоккея с шайбой и всячески издевался над спортивными комментаторами, которые, на его взгляд, двух слов связать не умеют и несут такую чепуху, что понимающему человеку делается просто тошно. Мне не оставалось ничего другого, как, придерживаясь общего тона, рассказать ребятам о своем увлечении - авиационных значках и географических картах, собирать которые я не устаю уже много лет...
- А хоккей ты только смотришь или сам играешь? - спросила Татьяна.
- Больше смотрю; играю, конечно, но так - во дворе с ребятами.
- Несерьезно. Хочешь, в спортивную школу устрою? - предложила Татьяна.
- В какую?
- В "Крылышки" могу. У меня там муж - деятель...
- Кто-кто? - вытаращил глаза Игорь.
- Муж. Деятель на общественных началах. Не понимаешь?
- А лет тебе сколько?
- Через семьдесят семь годиков будет сто.
- Врать-то!
Татьяна вскочила со стула и сгребла Игоря в охапку.
- Я тебе дам - врать! Замужней женщине хамить?!
Они возились азартно и истово. Ну совершеннейшие щенки, вырвавшиеся на свободу.
- Танька, - прикрикнул я в конце концов, - перестань терроризировать человека!
- Никто никого не терроризирует, - задыхаясь, еле выговорила она, просто я бужу в нем зверя!
Они перестали кататься по ковру, поднялись, встрепанные, красные, совершенно довольные друг другом.
Татьяна поглядела на часы, присвистнула и умчалась.
Вскоре уехал и Игорь. Увез полюсные спецгашения. А про карту Пепе, про тот самый сталинградский лист, хотел вручить его Петелину-младшему, я позабыл.
"Ну ничего, не в последний раз виделись, - подумал я, - может, и лучше, что не отдал..."
ВНИМАНИЕ - ПОВОРОТ!
Во время большой перемены к Игорю подошел Саша Зарудный. Никакой "должности" Саша не занимал - ни старостой, ни председателем совета отряда не был, но уважением пользовался. Учился хорошо, ровно, без бурных взлетов и скандальных падений, но что, пожалуй, импонировало ребятам еще больше Саша был гимнастом-разрядником и его два или даже три раза показывали по телевизору. Несмотря на это, Зарудный никогда не хвастался, не "выставлялся" и ни с кем не ссорился.
- Слушай, Петелин, меня завуч вызывала, велела с тобой поговорить.
- Раз велела, говори, а я буду слушать.
- Ты же понимаешь...
- Понимаю. И что?
- Ты не злись, мне велели, я говорю. На педсовете тебя воспитывать собираются, на кой это тебе надо?
- А чего меня воспитывать? На второй год оставлять самим невыгодно. Они оставят, я из школы уйду, тут же уйду, Сашка. А второгодник на их шее все равно будет числиться... Я думаю, порычат, порычат, насуют троек и отпустят. Белле я говорил - дайте бумажку, я с осени в суворовское перейду...
- Все равно подтянуться надо. Хоть покажи, что стараешься... Если хочешь, помогу... позанимаемся вместе...
Тут к ребятам подлетел Синюхин и сообщил:
- Русского не будет. Русачка не пришла! Об чем толкуем?
- Да так, - сказал Зарудный, - про жизнь.
- Учишь его?..
- Я не классный, чего мне учить.
- Правильно, нечего. Белла Борисовна говорила: "Петелин испорченный мальчик, ему никакие слова уже не помогут, только ежовые рукавицы", похоже подражая голосу завуча, сказал Гарька.
- Тебе, что ли, говорила? - спросил Игорь.
- Не мне, но разведка доложила точно...
Звонок оборвал разговор, и ребята пошли в класс.
Действительно, преподавательница русского языка и литературы на урок не пришла, вместо нее в классе появилась завуч.
- Сидите, пожалуйста, - сказала Белла Борисовна, - и приготовьте по двойному листу чистой бумаги. Напишем небольшое сочинение. - Она взяла мел и ровными буквами вывела на доске:
"Тема классного сочинения: "Что меня радует и что огорчает в нашей семье".
Выждав с минуту, Белла Борисовна сказала:
- Пишите коротко, конкретно, стараясь четко мотивировать каждую мысль. Многие из вас, и довольно часто, выражают недовольство взрослыми, так сказать, вообще, бездоказательно, постарайтесь на этот раз быть предельно убедительными и объективными. Начинайте.
Игорь долго сидел над чистым листом бумаги и ничего не писал. Нестройные мысли, словно гонимые ветром облака, проплывали у него в голове. Когда разбился отец, все жалели Игоря. Дома, во дворе, в школе. Долгое время его не вызывали к доске. Ребятам - это он сам слышал - добрая Марина Макаровна говорила: "Не дразните Игоря, дети, у него большое горе..."
И правда, его не только не дразнили, но вообще старались не затрагивать. Не сторонились, нет, но и не звали играть, как-то обходили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36