– «О боже», – подумала она. Ведь предполагалось, что именно из-за ее неприятностей Энни сидит в Женеве. – Хотя если честно, то не слишком, – добавила она.
– Я знаю, Энни мне говорила.
Оливия с замиранием сердца ждала следующего неизбежного вопроса.
– Оливия, Энни дома? Могу я с ней поговорить? «Черт», – выругалась про себя Оливия.
– Нет, Эдвард, ее сейчас нет.
– Видите ли, я не говорил с ней уже несколько дней. Ее разум, обычно такой быстрый, казалось, превратился в стоячее болото.
– Я говорил только с Джимом Ариасом. Оливия чувствовала, что Эдвард что-то подозревает. Не может не подозревать.
– Да, кроме Джима, здесь никого не было. – Помолчав, она добавила: – Это все из-за меня.
– Значит, Энни была с вами?
– Да, конечно. Она мне очень помогла.
– Энни вас любит, Оливия, – сказал Эдвард. – Надеюсь, для нее это оказалось еще и чем-то вроде отпуска. Видите ли, она немного переутомилась.
– Да, я заметила. – Наконец-то нашлась соломинка, за которую можно было ухватиться. – Поэтому я и отправила ее немного развеяться, – поспешно проговорила она.
– Очень хорошо. Бегает по магазинам?
– Наверное. Может быть, покупает подарки для вас и детей. Как дети?
– Замечательно. – После довольно продолжительной паузы он сказал: – Я рад, что у вас такой бодрый голос, Оливия. Я думал, что у вас большие неприятности.
– Мы с ними справились. – Оливия не имела ни малейшего представления, сколько еще времени Энни пробудет в клинике, поэтому добавила: – Вернее, почти справились.
– В любом случае, – проговорил Эдвард, завершая разговор, – попросите, пожалуйста, Энни позвонить мне, как только она вернется. Я в Лондоне.
– Да, конечно, – пробормотала Оливия.
– Скажите, что я по ней очень соскучился. Конечно, пусть остается в Швейцарии столько времени, сколько потребуется, но мы по ней скучаем, особенно Лайза.
– Я ей передам, – сказала Оливия, чувствуя, как лицо заливается краской стыда.
– Спасибо, Оливия. – Он снова умолк. – Прошу вас, обязательно попросите ее мне позвонить, хорошо?
– Конечно. Как только я ее увижу.
– Ну, желаю всего наилучшего.
– Спасибо, Эдвард.
Оливия бросила трубку. «Черт бы все это побрал, – думала она. – Он явно что-то подозревает. Если Энни не позвонит ему до вечера, он окончательно утвердится в мысли, что его обманывают». Ей было ужасно стыдно. Во-первых, она врала Эдварду, во-вторых, врала так неумело, что подвела Энни.
Она взглянула на телефон, представила себе хорошего, заботливого, чувствительного и умного человека, только что говорившего с ней. «Я знаю, что бы я сделала на его месте», – подумала она.
Он оставил еще два сообщения на автоответчике и не получил ни одного ответа – ни от жены, ни от ее друзей. Он заказал билет на самолет, оставил еще одно сообщение о том, что вечером вылетает в Женеву. Он знал наверняка – с Энни что-то случилось. Может быть, у нее роман. Может быть, она больна. Может быть, ей просто надоело с ним жить. На самом деле Эдвард в это не верил. Несмотря на все напряжение, которое ощущалось в Энни в последнее время, несмотря на ее усталость, которая была заметна даже друзьям и соседям, он видел в ее глазах любовь. Он был уверен, что в ней жива любовь к нему. И тогда оставалось только одно. Самое страшное.
Энни, его любимая Энни, была больна.
– Как вы могли? – с горечью говорил он Оливии, которая встретила его в аэропорту и с максимальной осторожностью сообщила, что Энни в клинике, но ей ничто не угрожает. – Как вам могло прийти в голову скрывать от меня, что моя жена заболела?
Он быстрым шагом двинулся к выходу, очень расстроенный, но собранный и полный уверенности в том, что теперь никто и ничто не задержит его ни на мгновение.
– Эдвард, пожалуйста, выслушайте меня. – Оливия догнала его и схватила за рукав, чтобы остановить, но он не останавливался. – Эдвард, есть еще многое, чего вы не знаете, но должны узнать, прежде чем с ней встретитесь.
– Вот как! – Он резко остановился. В глазах мелькнул страх. – Что?
– Не могли бы мы где-нибудь посидеть? Выпить кофе?
– Кофе? – С его губ сорвался хриплый смешок. – Неужели вы думаете, что я могу пить с вами кофе, когда моя жена лежит в больнице? – Он почти побежал, потом внезапно остановился и схватил Оливию за руку. – Она так серьезно больна? – Он посмотрел Оливии в глаза. – Скажите мне правду, Оливия. Я должен знать всю правду.
– Я с этим согласна, – мягко ответила Оливия. – Но для того чтобы вы могли узнать правду, надо сесть и спокойно поговорить. Об этом нельзя говорить в такси по дороге в клинику. Эдвард, клянусь всем, что для меня дорого, Энни сейчас вне опасности в том смысле, как вы понимаете опасность. То есть ее жизни ничто не угрожает. – Она увидела на его лице выражение смятения и растерянности. – Идемте, – сказала она. – Я вам все расскажу.
– О боже, – произнес он, когда она закончила. – Боже мой!
Оливия откинулась на спинку стула и молча смотрела на его потрясенное лицо. Пока она говорила, Эдвард выпил свою порцию виски, и Оливия была совершенно уверена, что он нуждается в следующей, но ей не хотелось нарушать молчание. Она и так наговорила слишком много.
– Я просто не знаю, что сказать, – очень тихо произнес он.
На мгновение их взгляды встретились. Оливия увидела, что у него в глазах стоят слезы.
– Если вам от этого будет легче, – начал он, закашлялся, быстро-быстро заморгал, потом снова заговорил: – Если вам от этого будет легче, то я хотел бы сказать, что ни в чем вас не виню. Вы, вероятно, считали, что поступаете единственно правильным образом.
– Нет, – порывисто возразила Оливия, – мы так не считали. Просто это был единственно возможный путь.
– Разве вы не могли сказать мне все? – Голос Эдварда был полон горечи.
– Нет, Эдвард, не могли. Энни твердо запретила нам это.
– Она думала, что потеряет меня?
– Да.
– Как она могла? – Он на мгновение закрыл лицо руками. – Как она могла подумать обо мне такое?
– Я не знаю, – проговорила Оливия. – Но боюсь, она думала именно так. Может быть…
Эдвард быстро поднял глаза:
– Что?
– Ничего.
– Оливия, прошу вас, скажите мне. Она глубоко вздохнула.
– Я думаю, это из-за вашей матери.
Они вместе поехали в клинику. Эдвард сначала поговорил с Джанни Дресслером, потом вошел в палату Энни. На стуле между кроватью и окном сидел Джим. Эдвард поздоровался с ним, коротко кивнув, и быстро подошел к кровати.
Оливия поймала взгляд Джима через открытую дверь и поманила его к себе. А потом она увидела лицо Энни. Белое как мел, оно было похоже на лицо приговоренного к смертной казни.
Они закрыли дверь. Дресслер стоял рядом.
– Это самое лучшее для них обоих, – сказал он. – Вы это и сами знаете, правда?
– Вы не видели, какое у нее сейчас было лицо, – отозвалась Оливия.
– И тем не менее это будет лучше. Поверьте мне.
– Мне казалось, она догадывается, – задумчиво проговорил Джим. – Я просидел у нее больше двух часов, и за все это время она ни разу не спросила ни об Оливии, ни о об Эдварде и совсем не спала, только слегка дремала. Я был уверен, что она знает, что Эдвард близко. Но потом, когда он вошел…
– Энни скрывала от него свою тайну почти с самого начала их брака, – сказал Дресслер, – а теперь эта тайна раскрыта. Она боялась этого больше всего на свете. И вот это произошло. – Он замолчал и тепло улыбнулся им. – И что бы теперь ни случилось, вы, как ее истинные друзья, должны понимать, что это единственный реальный выход для них обоих.
– Я думаю, мы это всегда знали, – согласилась Оливия.
– И все-таки ей сейчас очень тяжело, – огорченно проговорил Джим.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Эдвард. Он сидел на краю высокой больничной койки, сжимая ее холодную как лед руку.
– Ничего. – Энни говорила так тихо, что ее почти не было слышно.
– Доктор Дресслер сказал мне, что ты держишься молодцом.
– Мне он тоже это говорил.
– Кажется, он хороший человек.
– Да, хороший. – Энни попыталась проглотить застрявший в горле комок. – Ты не должен его винить. Он хотел, чтобы ты узнал. Я ему не позволила. И Оливии с Джимом тоже.
– Я знаю. – Эдвард на мгновение умолк. – Винить тут некого.
– Кроме меня, – сказала Энни.
– Кроме меня, – сказал Эдвард.
Это ее потрясло. Ее щеки слегка порозовели.
– Нет, Эдвард. Неужели ты действительно думаешь, что ты в чем-то виноват?
– Я твой муж, – просто ответил он. – Мы женаты шесть лет. У нас трое детей. И для тебя оказалось невозможным поделиться со мной своей болью. Значит, мне есть в чем себя винить.
– Нет. – Энни отняла у него руку, увидела, что она дрожит, и, застыдившись, спрятала ее под одеяло. – Ты должен винить меня. Не себя, а меня. Я сотворила все это собственными руками. Меня привели сюда моя слабость и ложь. – Она судорожно глотнула воздуха. – Представь, что все эти годы я скрывала от тебя не пузырьки с таблетками, а любовника. Представь, что я наконец набралась смелости бросить его ради нашего брака…
– Разве это можно сравнивать…
– Эдвард, прошу тебя, дай мне договорить, – умоляюще посмотрела на него Энни. – Это почти то же самое. Нет, конечно, не то же самое, потому что у меня никогда никого, кроме тебя, не было, мне никогда не был нужен и не будет нужен кто-нибудь другой. Но все-таки послушай, что я говорю.
– Я слушаю.
Она стиснула зубы, борясь с новым приступом тошноты.
– Представь, что я приехала сюда и попросила Ливви и Джима помочь мне. Представь, что расставание для меня оказалось слишком тяжелым, просто невыносимым, и я сделала какую-нибудь глупость, например, пыталась отравиться. Потом ты приехал и нашел меня здесь, в клинике. Ты все равно чувствовал бы себя виноватым?
– Конечно, нет. – Эдвард помотал головой. – Подожди, Энни, дорогая, это же совершенно разные вещи.
– Я наркоманка, Эдвард, – намеренно жестко произнесла Энни.
– Валиум – это не героин.
– Я покупала его у уличных торговцев наркотиками, один раз меня арестовали. – Она увидела ужас в его глазах и торопливо продолжала: – Все обошлось, но все равно это не меняет дела.
С минуту они оба молчали. Энни не отрывала глаз от белого больничного одеяла, а Эдвард, погруженный в свои мысли, невидящим взором смотрел в стену.
– Можно мне тебя кое о чем спросить? – наконец заговорил он.
– Спрашивай о чем угодно.
– Скажи, ты хотела поговорить со мной о таблетках? Еще до того, как я рассказал тебе о матери.
Энни не могла заставить себя посмотреть ему в лицо.
– Да, я собиралась тебе сказать.
– А я тебя напугал, – тихо проговорил Эдвард. – О господи!
Он встал, подошел к окну. Шторы были спущены, он приподнял одну из них, стал смотреть в темноту за окном. Слова Энни, казалось, разрастались до чудовищных размеров, переполняя сознание. Он всегда хорошо владел собой, но сейчас ему хотелось плакать и кричать.
– Эдвард!
Он слышал ее голос – слабый, испуганный, – но не мог обернуться.
– Эдвард, что случилось? Что я такого сказала?
– Ничего, – с усилием выговорил он, поворачиваясь к ней лицом. – Ничего, Энни.
– Нет, я что-то сказала. – В ее глазах стоял страх. – Я тебя расстроила. Мы заговорили о твоей матери, а ты не хочешь о ней говорить. Иначе ты не молчал бы столько лет. Прости меня, Эдвард. Я просто хотела объяснить. Хотя бы попытаться.
– Я знаю. – Он снова сел рядом с ней на койку. – Дорогая, ты очень устала. Я это вижу. Тебе надо отдохнуть, поспать. Врач просил тебя не утомлять, а я тебя совсем замучил.
– Нет, – сказала Энни. – То есть я действительно устала, но это не важно. – Глаза у нее заблестели от слез. – Мне так тебя не хватало. Я думала, я должна справиться с этим сама. Поверь, я думала, что у меня нет выбора.
– Я верю. – Эдвард встал. – Энни, сейчас тебе надо спать.
– Я буду спать. – Страх не оставлял ее. – Ты не уедешь?
– Что ты! Я, разумеется, останусь. Я живу в «Де Бержю».
– А завтра ты придешь ко мне?
– Конечно. – Он наклонился, поцеловал ее в лоб, потом в губы. – Пожалуйста, дорогая, успокойся и не изводи себя. Завтра мы вместе поговорим с доктором Дресслером, и он скажет, что надо делать, чтобы ты совсем поправилась.
– Это займет немало времени.
– Думаю, да. Но у нас есть время.
Энни откинулась на подушки, попыталась улыбнуться мужу, но у нее ничего не получилось.
– Прости меня, Эдвард, – очень тихо проговорила она. – Прости меня за все.
– А ты меня, – сказал Эдвард.
Оливия поставила будильник на половину восьмого. Потом она позвонила Эдварду в отель и спросила, не может ли он поговорить с ней, перед тем как ехать в клинику. Они встретились в баре отеля, заказали кофе и круассаны.
– Зачем вы хотели меня видеть? – спросил Эдвард.
– Я долго думала, что я еще должна рассказать вам, чтобы помочь привести Энни в нормальное состояние. – Оливия помолчала, изо всех сил стараясь быть максимально тактичной. Она прекрасно понимала, что положение более чем странное. Они с Джимом, в сущности, принимали решение за Эдварда, не поставив его в известность. – Я имею в виду, что вам следовало бы знать.
– Помимо того, что моя жена чуть не погибла, пытаясь выйти из наркотической зависимости? – произнес Эдвард намеренно беззаботным тоном, отчего его слова ранили еще больше.
Оливия поставила чашку с кофе на стол, решив говорить все напрямую:
– Эдвард, я уже принесла вам извинения, и, честно говоря, я не думаю, что стоит начинать все сначала. Это вряд ли поможет вам, Энни или вашей семье. Вы знаете, почему мы это сделали, и ваше право судить, правильно мы поступили или нет.
– Да, конечно, – гораздо мягче произнес Эдвард. – Извините меня.
– Не стоит извиняться. – После недолгого колебания Оливия заговорила: – Вчера, после вашего ухода, я зашла попрощаться с Энни. Мне показалось, что разговор с вами ее расстроил.
– Оливия, – Эдвард наклонился к ней через стол, – вы, несомненно, желаете нам добра, но есть вещи…
– Я знаю, – нетерпеливо перебила его Оливия, – я знаю. Это не мое дело, и, поверьте, Энни почти ничего мне и не сказала. Но она произнесла слова «он как будто закрылся», и это меня встревожило.
– Мне жаль, что я заставил вас беспокоиться.
– Боже мой, Эдвард, почему вы сразу лезете в бутылку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43