Не глядя на меня, Артур протянул руку, обнял меня за плечи и прижал к себе. Молча зарылся лицом в мои волосы, и я почувствовала, как его сотрясают рыдания – мучительные, долгие, губительные.
– Так много нужно было сделать по-другому… – Он все еще прижимал меня к себе, и я не могла взглянуть ему в лицо. – Мордред – о боги! – неужели ты думаешь, я не понимаю, что был ему плохим отцом? А ты… ох, Гвен, каждый раз, когда я пытался тебе рассказать, высказаться прямо и открыто, у меня пропадали слова или оказывались не тс… или между нами что-то вставало. Поэтому я бросил об этом говорить, но ты знаешь, должна знать, как я тебя люблю и ценю. А после того, как ты так настойчиво упрашивала сохранить в живых Маэлгона, я решил, что он дал тебе нечто такое, что не мог дать я. К тому же пошли слухи, что ты сама захотела быть с ним.
– Слухи, которые распускала Моргана, – напомнила я ему и услышала, как муж вздохнул.
– Да, но до того, как я понял, насколько ей нельзя доверять. Я пытался убедить себя, что все это неправда, что тебе нравилось со мной, что ты была счастлива. А когда ты настояла на том, чтобы взять Мордреда… мне показалось это веским доказательством того, что ты смирилась с нашей участью. Тогда я не понимал, как тяжело окажется смотреть мальчику в лицо… и насколько это осложнит жизнь.
Он отстранился и посмотрел мне в лицо.
– Я не верил, что ты вернешься из Джойс Гарда, не думал, что оставишь Ланселота, поменяешь его на меня. Ах, девочка, я ведь видел выражение твоего лица, замечал, какие искры проскакивали между вами – да и кто этого не знал? И если я не мог чего-то дать тебе сам, я по крайней мере не хотел отбирать это у тебя.
Мои руки обвились вокруг мужа, и я уткнулась головой ему в грудь, не в состоянии выдержать его взгляд. Слезы счастья или горя, я не могла сказать, чего именно, увлажнили его тунику.
– Я бы оставил все как есть, если бы Гавейн постоянно не надоедал со своими вопросами чести. У меня нет желания воевать с бретонцем, я хочу жить с ним в мире. Он может владеть твоей любовью, но, в конце концов, принадлежишь ты мне…
– И моя любовь тоже с тобой, – воскликнула я. – Ты должен был это знать, Артур… – Слова рвались у меня из груди. Ими я хотела убедить себя и успокоить его. – Неужели ты думаешь, я вернулась бы в Камелот, если бы, кроме прочего, меня не звала бы сюда и любовь?
Моя вспышка застала Артура врасплох, но через секунду он поднял одну бровь и криво усмехнулся.
– Не знаю. Попробую поразмышлять об этом. Раньше я полагал, что сюда вернуться может только ненормальный.
Я уловила изменение в его настроении и улыбнулась.
– Я здесь, мы вместе, и перед нами еще целое будущее. Нельзя изменить прошлое, но, может быть, нам удастся поступать разумнее в будущем.
Артур вздохнул и поднял голову, собираясь взглянуть из окна на мир.
– После поездки в Бретань. Биться с Лансом я не собираюсь. Сражаться с ним означало бы пойти войной на все лучшее в себе. Но во имя чести Гавейна возмещение должно состояться. Вира. Вира и извинения положат всему конец. А как только все будет сделано… – он внимательно посмотрел на меня. – Я тоже смогу вернуться домой. Назад в Камелот. И вместе мы начнем строить все заново.
Вспышка возбуждения вернула его лицу цвет и глазам блеск.
– Мы сможем, любовь моя, я знаю, мы сможем. Снова поставим на ноги Круглый Стол…
Его воодушевление наполнило комнату, как раньше, когда он был моложе, и я крепко его обняла, черпая у него жизненные силы и чувствуя, что есть еще мечты, которые должны осуществиться.
– Когда я вернусь, мы начнем все сначала: завершим недоделанное, поведаем невысказанное. Думаешь, ты это сможешь?
– Конечно, смогу, – я вздернула голову и искоса посмотрела на мужа.
Тогда мы с Артуром были ближе, чем когда бы то ни было. Он с товарищами садился на лошадей, чтобы в Лондоне поднять парус и плыть в Бретань, а я стояла на ступенях зала, полная воодушевления, гордости и любви. Пропела труба. Артур немного помедлил, посмотрел на меня, и юношеская улыбка озарила его лицо.
Улыбнувшись в ответ, я подняла вверх большие пальцы рук и смотрела, как он разворачивает жеребца и отправляется навстречу судьбе. В нас было столько надежды, что для страха места не оставалось.
35
ВОССТАНИЕ
Хотя, как я знала, Артур не собирался вступать в войну с Ланселотом, Гавейн и его сторонники сумели убедить придворных, что битва между ними была естественным исходом всего. От такой возможности я пришла в совершеннейший ужас и тратила все свое время, доказывая при дворе каждому, что такого случиться не может.
Уезжая, Артур оставил мне государственную печать. Но после того, как распространились слухи о вероятном конфликте, пользоваться ей не было никакой необходимости: все внимание людей было приковано к континенту. Поэтому я жила, ожидая вестей из Бретани, и изо дня в день молилась, чтобы Ланс заплатил виру, а Гавейн принял и был удовлетворен.
К концу второй недели я была напряжена, как тетива:
– Можно было бы и весточку прислать, – ворчала я.
– Вероятно, они уже на пути к дому, – успокаивал меня Кэй. Молочный брат Артура остался в Камелоте руководить стражей в отсутствие короля, хотя людей здесь было и немного: большинство отправились с Артуром, другие выполняли обычные летние работы.
За годы сотрудничества я привыкла к острому языку сенешаля, но сейчас его манеры сделались не такими язвительными. Чем бы это ни было вызвано, я испытывала к Кэю благодарность.
– Они могут приехать сюда в одно время с гонцом, – добавил он и взял в руки список припасов, которые нужно было заготовить к зиме.
Прошло еще три дня, и вот на холм Камелота въехал гонец и вручил короткое письмо, написанное рукой Бедивера. Я лихорадочно раскрыла его и, прочитав первое предложение, недоверчиво вскрикнула.
«Поединок один на один». Я уронила послание на длинный стол и отвернулась к окну. «Несмотря на то, что Ланселот заплатил виру и принес извинения оркнейцу, Гавейн настаивает на поединке один на один, чтобы смыть позор с семьи».
Сенешаль изучил письмо внимательнее, чем я.
– Очевидно, люди Гавейна подзуживают его, и они не уйдут из Бретани, пока Артур не урезонит племянника или Ланселот не выйдет из крепости, чтобы сразиться в поединке.
– Проклятье! – я вздрогнула и обхватила руками плечи. Гавейн оказался упрямым сверх всякой меры. Когда ирландский воин Мархаус бросил вызов, оркнеец бился с ним несколько часов, пока товарищи не растащили их с поля, обессиленных и истекающих кровью. И все-таки ему показалось мало. Теперь он не только настраивал друг против друга Артура и Ланса, но сделал всех заложниками своей невыносимой гордости. Возмущение кипело во мне.
Кэй перегнулся ко мне через стол:
– Миледи, вы изведетесь, если будете так беспокоиться. Завтра с несколькими людьми я отправляюсь на виллу у Вестон-Супер-Маре, чтобы пополнить запасы вина из Среидиземноморья. Вестей из Бретани теперь, вероятно, не будет несколько дней, а может быть, и недель. Почему бы вам не поехать с нами. Путешествие пойдет вам на пользу.
Предложение показалось мне заманчивым, и после недолгого размышления я согласилась с сенешалем. И я, и Лунный Свет слишком долго находились взаперти в стенах Камелота.
– Не представляю, как монахини живут в монастыре? – недоумевала я, когда Инид помогала мне собрать вещи в дорогу. – Я бы сошла с ума, если бы пришлось запереться в четырех стенах.
– Я думаю, всем им хочется покоя, – заметила Инид. – Покоя и безопасности. После смерти Герайнта и я сама собиралась уйти в монастырь. Там ведь принимают вдов и женщин, которым некуда деться.
Несомненно, в монастырях делают нужное дело, но сама я предпочитала держаться подальше от таких мест, ограничиваясь лишь нечастыми наездами к Бригите.
Поездка к Вестон-Супер-Маре была изумительной. Мы ехали по старой дороге у подножия Мендип-Хиллз, останавливались у колодцев, завязали молитвенную ленту на Священном дубе за сохранение жизни Артура и старательно обошли нору Вуки. Воспоминание о случае с Мордредом и мести Артура закралось мне в голову, и я порадовалась, что мы разбили лагерь в стороне от жилища ведьмы, у ущелья Чедер.
– Помнишь, как мы были здесь в охотничьей сторожке у Гвина? – спросила я Кэя, когда мы расположились у костра. – Там, внизу, на дне ущелья?
– Конечно. Он потчевал нас прекрасным сыром, – ответил гурман Камелота.
– Я слышала, его зал в Гластонбери пустует, – заметила Инид. – Неужели он решил уехать? – В ее тоне сквозила надежда. Как большинство христиан, она подозрительно поглядывала на тех, кто крепко придерживался древних традиций.
– Нет, просто забирает последних лошадей из Ллантвита, – объяснила я. – Приведет их назад до сбора урожая.
На следующее утро, пока Кэй улаживал на вилле дела, мы с Инид прогуливались вдоль берега. Стоял отлив, и у подножия обрамлявших бухту каменных выступов обнажилась золотая песчаная коса. Я разглядывала мокрый песок, пустой, как пустынный берег. Любовь и утрата Ланса тихо лежали на сердце, и я вызвала в памяти картину расставания с Артуром: решительным, взволнованным, уверенным в том, что все в конце концов образуется. «Поспеши домой, муж, – думала я… – Поспеши домой, чтобы мы могли начать все строить заново».
Во второй половине дня, когда мы тронулись в путь, Кэй был в приподнятом настроении. Быки медленно тянули нагруженную многочисленными амфорами повозку, а сенешаль ехал рядом и весело рассуждал о том, что они с Бедивером и Артуром запланировали сделать на осень.
– Раз впереди такие славные времена, почему бы тебе не обзавестись женой, которая разделит с тобой жизнь? – спросила я.
Лицо Кэя потемнело, но взгляд, который он на меня бросил, был скорее смущенным, чем раздраженным.
– Зачем мне жена? – вскричал он. – От нее больше хлопот, чем пользы.
– И ты никогда не хотел жениться?
– Хотел бы, но она замужем за другим. Поэтому я распрощался с этой мыслью, – слова были сказаны ровным голосом без всякого чувства, как щит, прикрывающий незаживающую рану. Но потом он продолжал уже веселее. – К тому же заботы о королевстве отнимают все мое время.
У подножия холма Камелота Кэй дал знак остановиться:
– Что-то странное, миледи. Я не узнаю часового у нижних ворот.
Я испытующе посмотрела на сенешаля, полагая, что он слишком осторожен, но тот поехал проверить часового и вернулся, озадаченно хмурясь.
– Говорит, что племянник этого нового парня, Мартина. Вчера они изрядно бражничали, с утра Мартин нездоров, и он заступил на его место. Похоже на правду, но я прослежу, чтобы такое больше никогда не повторялось.
Мы двинулись вверх по дороге, вьющейся у подножия крепости, и остановились у верхней стены. Здесь явно творилось что-то неладное: у двойных ворот и на башне стояли высокие светловолосые, хорошо вооруженные люди. Кэй потребовал объяснений, но его голос потонул в топоте копыт: всадники встали за повозкой, запряженной быками, отрезая нам отход к подошве холма. Я грозно взглянула на незнакомцев, но те, не обращая ни малейшего внимания на мои протесты, сгрудились вокруг нас и заставили въехать во двор. Потом втолкнули меня в главный зал. Ледяное молчание повисло в воздухе, когда я оказалась внутри, хотя мой мозг лихорадочно работал, пытаясь разобраться в том, что я увидела. Опираясь локтем на оружие и поддерживая рукой подбородок, Мордред сидел на месте отца и смотрел, как меня вводят и ставят перед ним. Затем отпустил стражу, сошел с помоста и улыбнулся:
– Добро пожаловать, ваше величество.
– Что это такое? – выпалила я, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно. Если мальчишка решил, что в отсутствие отца может раздуваться от тщеславия, я хотела быстро положить этому конец.
– Это, – отвечал мой приемный сын, – новый порядок вещей. – Он проводил меня к моему резному трону, а сам снова занял место Артура. – Его величество так озабочен делами чести в Бретани, что, кажется, совершенно забыл своих подданных дома. И вот мы решили взять все в свои руки.
– В свои руки? – взвилась я. Значит, такое большое количество саксов на стенах Камелота означало дворцовый переворот, и мне следовало обуздывать свой гнев.
Заметив, что я сдерживаюсь и веду себя осмотрительно, Мордред заговорил дипломатичнее:
– Мы и раньше, разговаривая с вами, приходили к убеждению, что британцы и саксы должны жить в мире и согласии. Круглый Стол является для этого прекрасным форумом или, по крайней мере, мог бы им быть. Но Артур не дал ему разрастись, превратил в живой реликт – рай для мечтателей и позеров-военачальников из прошлого. Мы оба с вами знаем, что Круглому Столу требуется вливание свежей крови, требуются новые идеи, необходимо включение в него союзных племен…
– И ты захватил трон, чтобы исправить все недоделки? – прервала я Мордреда, стараясь, чтобы в голосе звучал вопрос, а не сарказм, хотя ярость клокотала во мне. – Саксы, без сомнения, тебе помогли?
– Конечно. Я опирался на Синрика. Кстати, я передал ему бразды правления в Винчестере первым официальным указом.
Первый официальный указ – неизбежный акт любого завоевателя. Серьезность намерений Мордреда стала доходить до меня с холодной настойчивостью. И внезапно я задумалась, уж не очередной ли это заговор Морганы.
Мордред встал с королевского трона и стал прохаживаться взад и вперед по помосту. У него был такой вид, будто он прикидывал, что мне можно рассказать, а что нет.
Заходящее солнце, перед тем как скрыться за горизонтом, наполнило зал золотым сиянием. Я жалела, что не горели лампы – тогда я могла бы видеть лицо своего противника. Но Мордред, судя по всему, колебался, не зная, какое принять решение, и, вызывая слугу, я не хотела его подталкивать. Пусть лучше решает сам. Если повезет, расскажет и мне. Поэтому я сложила руки и принялась ждать.
– Если бы в свое время вы проявили большую настойчивость… – Наконец он остановился передо мной и серьезно посмотрел в лицо. – Я знаю, вы понимали проблему и могли повлиять на верховного короля гораздо сильнее, чем я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60