Толпа выжидательно притихла, и вот верховная жрица произнесла слова, которые закружились над нашими головами:
– Где же ваша королева? Я, верховная жрица, представляю богов, а Гвиневера, – она сделала паузу, чтобы мое древнее имя растворилось в воздухе, – Гвиневера представляет вас, людей. Она должна быть здесь. Ее приглашали, но она не пришла.
Толпа начала роптать, и у меня екнуло в груди. Я беспокоилась за Артура и совсем упустила из виду, что Моргана может использовать обряд против меня.
Голоса вокруг сделались сердитыми, а я клонилась все ниже и ниже, пока лоб не коснулся колен. Я уже видела, как однажды бесновалась толпа, как она неистово требовала жизни моего отца, знала, какой она может быть кровожадной.
Волна недовольства нарастала, потом начала стихать, и тогда жрица потребовала тишины.
– Нам, по крайней мере, повезло в том, что с нами отпрыски дома Лота. Все, кроме одного.
«Вот теперь она говорит истинную правду», – подумала я, и у меня перехватило горло.
– А Гавейн, светловолосый наследник трона, уехал, чтобы вступить в спор с варварами во Франции!
Возгласы одобрения пронеслись надо мной, а я лежала, сжав кулаки, и по моему телу катился пот. Я не могла поверить в то, что Моргана привлекает внимание толпы к Гавейну, а не к Мордреду. Почему она не выбирает легкий путь – ведь Мордред ее главное оружие?
Я сглотнула ком в горле. Разве возможно, чтобы она не знала, кто отец Мордреда? Или жрица затеяла куда более сложную и гнусную игру: настроить впоследствии сына против отца?
Наконец, вдоволь поприветствовав сыновей Лота, толпа зашевелилась, выражая явное желание разойтись. И тогда Моргана в последний раз благословила людей и отпустила по домам.
Люди сновали мимо, а я по-прежнему в изнеможении лежала на земле, в ужасе от того, что могло произойти. Почти тут же ко мне подошел Грифлет и, слабую, пошатывающуюся, поднял меня на ноги.
– Говорил ведь тебе не присасываться так к бурдюку с вином, – гудел он, закидывая мою руку к себе на плечо. – Ну что ты за человек – напиться во время святого обряда! Ну, если бы ты не был моим братом…
Я свесила голову и позволила себя волочить, то и дело пошатываясь, как будто была измождена физически так же сильно, как и духовно. Когда мы взяли из конюшни лошадей, Грифлет настоял, чтобы мы направились прямо в монастырь Бригиты.
– Господи помилуй! Что ты с собой наделала? – воскликнула, увидев меня, моя молочная сестра. – Королева ты или нет, но от тебя никому никакого проку, когда ты в таком состоянии. – Она сноровисто меня раздела и уложила в кровать, а Грифлету сказала, что нечего и думать отправляться в путь до следующего утра.
Я откинулась на подушки гостевой кровати, благодарная за заботу женщине, ближе которой у меня, кроме матери, никого не было. Сколько раз она приходила мне на помощь в детстве, перевязывая ссадины, а потом, после изнасилования, поддерживала во мне жизнь. Бригита всегда знала, что делать, и делала все хорошо.
Я устроилась в кровати, молочная сестра села рядом, и я рассказала ей о своем приключении, умолчав лишь о том, что Мордред был сыном короля Артура.
Когда я кончила, Бригита нахмурилась:
– Моргана всегда тебя недолюбливала, особенно после того, как ты вышла замуж за Артура. Как ее, наверное, бесило, что собственная мать больше благоволит к тебе, чем к своим дочерям. О, – продолжала она, когда я попыталась ее перебить, – я знаю, долгие годы они жили отчужденно, и не твоя это вина. Но подумай, если бы не Артур, муж Морганы мог бы стать верховным королем, этого вполне достаточно, чтобы желать тебе зла.
Ирландка взглянула на меня и покачала головой.
– Кажется, ты никогда не престанешь испытывать судьбу, которую дали тебе боги.
Я скривила какое-то подобие улыбки, а сама подумала, уж не забыла ли сестра, что ей, как христианке, не пристало верить в древних богов. Завиток ярко-рыжих волос выбился у нее из-под покрова. Я протянула руку и заправила его обратно.
– Ты всегда в любом темном закоулке видишь домовых или чертенят.
– Будь что будет, – ответила она и поспешно перекрестилась. – Но мы обе знаем, как хитроумна Моргана. Обещай мне, если придется трудно или почувствуешь опасность, ты приедешь ко мне, где бы я ни была.
– Конечно, – заверила я молочную сестру, нисколько не веря, что такое может случиться. – Но если и ты пообещаешь мне то же самое. Если потребуется, мы тоже можем предоставить тебе убежище.
Итак, мы заключили соглашение и, когда на следующее утро я уже была готова к отъезду, скрепили его теплым объятием.
– Не забудь передать привет Артуру, когда он вернется, – наставляла она меня, когда я вскочила в седло. – Знаешь, я каждый день молюсь о его благополучии.
Я улыбнулась ее веснушчатому лицу и зеленым глазам и подумала, насколько я счастлива, что имею такую близкую подругу. И по дороге сама немного помолилась Христу – в конце концов, ведь не могло же повредить Артуру, если просить о его благополучном возвращении знакомых и незнакомых богов.
14
ДАЛЬНИЕ КОРОЛИ
– Как ты и говорила, у него волосы до пят, – Артур помолчал и бросил на меня один из своих хитрых взглядов.
– Не может быть… – пораженная, я покачала головой, а он разразился хохотом.
– Ну, может быть, и не такие длинные. Но ты была права, когда сказала, что Кловис проходимец. Тиран, убийца, предатель и проныра. К тому же любит пошутить!
Артур довольно потянулся. Судно едва успело пересечь Канал, как подули свирепые осенние ветра, заставляя мужчин во весь опор скакать из Дувра в Камелот, в то время как погода все больше портилась. Они появились в зале как раз перед ужином, и теперь после ночного отдыха мы, не вылезая из постели, обменивались новостями.
Я взглянула на Артура, радуясь, что его поездка оказалась такой успешной. Он вернулся счастливый, как мальчишка, с полной корзиной рыбы и с кучей всяческих фактов, суждений и идей.
– Эти франки начинали как кучка кочевников – одно из варварских племен, превратившихся в союзников Рима и нашедших убежище на границе империи. Взамен они отбивали набеги готов. Но когда враг был изгнан за Пиренеи, Кловис тем или иным способом избавился от вождей-союзников и теперь объявил себя королем довольно приличной территории.
– И император его не остановил?
– К тому времени Теодорик завладел Италией, и ближе Константинополя не оказалось никого, кто бы мог его обуздать. А когда Кловис принял католичество, византийский император сделал его почетным консулом. – Артур грустно пожал плечами. – Паломид говорил, что старый Анастасий был очень разборчив и хотел иметь лишь «истинных» христианских союзников.
– М-м-м, – я сморщила лицо, стараясь разобраться в борьбе ветвей внутри христианства. Но это мне было не под силу, как не под силу определить различие между одним вином и другим: многие такое занятие находят интересным, но у меня к нему нет ни таланта, ни склонности.
– На самом деле он принял очень хитроумное решение, – мой муж все еще рассуждал о Кловисе. – С тех пор как рухнул Рим, его место, когда заходит речь о власти, заняли католические епископы – предлагают защиту, разрешают споры, организуют помощь в случае голода или чумы. Население в Галлии в течение многих поколений было римско-христианским, и вполне естественно, что в поисках защиты люди оглядываются на церковь. Для Кловиса, на которого смотрели как на завоевателя, обращение в католичество было мудрым шагом – он сразу оказался на стороне своих подданных и заручился поддержкой единственной общественной организации.
– Но это же лицемерие, если он искренне не верит.
– Ну… – Артур пригладил кончики усов. – Зато безусловно помогло объединить страну.
Объединение Британии было мечтой Артура еще до того, как мы с ним познакомились. Я резко приподнялась и посмотрела на него.
– Ты ведь не предполагаешь из тех же соображений поменять веру?
– Не сам… Но все больше и больше людей, Гвен, обращаются к Христу, а если этого хочет мой народ, в какой-то мере я обязан поддержать его желание.
Бессознательно я сотворила знак против зла, пораженная мыслью, что ради политической выгоды муж может сменить богов. Артур заметил мой жест и ухмыльнулся:
– Ну, ну, не взъерошивай свои языческие перья. Я по-прежнему считаю, что мы поступаем мудро, не объявляя ни одну из религий главной. Но так же, как мы уважаем почитателей старых богов, мы должны уважать и христиан.
Успокоенная, я улеглась снова, а Артур, повернувшись ко мне спиной, свесил ноги с кровати.
– Славное времечко провел я в Бретани, – заметил он как-то слишком небрежно. – Встретился там с сыном Уриена.
– Увейном? – Без сомнения, путешествие оказалось просто замечательным.
– Его самого, девочка. – Внезапно потеряв дар речи, верховный король рассматривал свои ладони. Чувствовалось, что в нем происходит какая-то внутренняя борьба. Потом он признался: – Не только встретился, но даже извинился за то, что его прогнал – наверное, незаслуженно – после того, как Моргана покушалась на мою жизнь. Парень возмужал и… великодушно меня простил.
– Ах, любимый, я так рада… – Порывистым движением я обвила его сзади за шею. – Это был честный поступок… Я горжусь тобой.
– Еще бы тебе не гордиться, – проворчал он и, разомкнув мне руки, поднялся с кровати. В его голосе явно сквозило облегчение от того, что испытание оказалось позади. – И им тоже можешь гордиться. Мальчик, которого ты приучала работать в конюшне и ухаживать за лошадьми, стал знаменитым ветеринаром. Чего только о нем не рассказывают! Говорят, что однажды он вынул колючку из лапы льва, и тот теперь ходит за ним, как собачонка.
– У льва! – Путешествие мужа оказалось таким интересным, что я уже жалела, что не поехала с ним. – А ты сам-то его видел?
– М-м-м, – Артур потянулся за штанами. – Единственный лев, который попался мне на глаза, это тот, что нарисован у него на щите. Но ты же знаешь, как распространяются истории вроде этой.
Я вздохнула и выбралась из постели, втайне сожалея, что лев оказался не настоящим. За то, что мы так несправедливо с ним обошлись, Увейн заслужил чего-то особенного, и ручной лев ему очень бы подошел.
Во время ужина в тот вечер зал просто бурлил – ото всюду неслись восклицания и приветствия друзей. Артур рассказывал о своей остановке в Париже – городке из мешанины кирпича и камня, приютившемся на двух островках на реке по имени Сена. Говорил о хрупком равновесии власти франка Кловиса и короля Теодорика в Италии. Предводитель франков постоянно грозил захватом соседних территорий, а гот сидел в своей замечательной столице Равенне и следил за каждым его шагом. И их обоих признавал Анастасий, а нас нет.
– Я полагаю, – подытожил Артур, – что константинопольский император использует каждого из них, чтобы держать в узде другого. Пока нам это на руку: Кловис слишком занят Теодориком, чтобы разорять Бретань.
– Слава Богу, – вступил в разговор Борс. Яркий блондин, бретонец подкрутил усы и потянулся за очередным куском оленины. – Если бы не это, мне бы пришлось отправляться домой и защищать границы отца, а не наслаждаться своим положением за Круглым Столом. Кстати, пока нас здесь не было, никто не слышал новостей о Ланселоте?
Вопрос провалился, как камень в воду, и я почувствовала, как со старой раны слетает корка забвения. За два года о Ланселоте по-прежнему не было никаких вестей, и надежда отыскать моего защитника живым совершенно померкла.
Послышался общий гомон. Брат Борса Лионель проговорил в своей неторопливой рассудительной манере:
– Думаю, мне стоит отправиться на юг и поискать его там. Эту область еще никто не исследовал.
Хотя Лансу совершенно нечего было делать на юге, я готова была восхититься здравомыслием логики воина, но, сделав это заявление, Лионель впал в свое обычное молчание, и пелена тишины нависла над залом.
– Очень важно понять, что нельзя недооценивать этих сукиных детей с континента, – быстро произнес Гавейн, снова переводя разговор на путешествие в Европу. – Они сколько угодно могут заявлять, что являются наследниками Рима, но в вопросах чести – просто ничтожества.
– Ха! – любовно пожурил племянника Артур. – Из-за их чести и твоей опрометчивости мы чуть было не заработали войну.
Далее последовал отчет о том, как Гавейн встречался с римским посланником и выщипал бороду дипломату-выскочке. По мере того как развивался сюжет рассказа, воины громко выражали свое одобрение, гордясь тем, что один из них показал изнеженному осколку умирающей империи, что такое настоящий британец.
– Потребовалось все мое умение, чтобы замять эту историю, – шепнул мне на ухо Артур. – Храни нас небо, если оркнейцы вырвутся из узды, в которой я их держу.
Я внимательно посмотрела на мужа, прикидывая, как он воспримет вести об Агравейне и владычице озера. До сих пор я хранила свое путешествие к Стоунхенджу в секрете. И теперь раздумывала, когда и как сообщить Артуру о том, что случилось.
Но первым тем вечером об этом заговорил Гарет, который с радостью и гордостью рассказал, как его брат был прощен не только семьей, но и Богиней.
– Весь остаток жизни поклялся служить Великой Матери, – поведал нам сын Моргаузы. – И хотел бы, ваше величество, знать свое место среди рыцарей Братства Круглого Стола, если вы его примите. А я в качестве его брата нижайше прошу рассмотреть его просьбу.
Лицо Артура сделалось задумчивым и отражало внутреннюю борьбу: в нем поднималась ярость из-за того, что Моргана нарушила его запрет и вступила в пределы Логриса, но в то же время он понимал, что соратники будут рады, если вернется Агравейн. Наконец он кивнул Гарету, давая понять, что стоит только виноватому попросить о прощении, и мир будет восстановлен. Но на следующий день, когда мы с мужем занялись делами королевства, я заговорила о причастности Агравейна к смерти Пеллинора.
– Доказать это так же трудно, как подтвердить рассказы о Зеленом Человеке. – Муж поднял голову от длинного стола, заваленного картами и донесениями. – Агравейн утверждает, что потерял память, а с убийством его связывают лишь случайные свидетельства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60