– Персиковый букет можно подарить горничной Селин. Розовый подойдет для моей секретарши, Мари-Клер, если ты отвезешь их в офис.
– А как насчет желтых роз? – спросил Пьер.
– Отвези их домой и подари своей любящей жене. Она замечательная женщина и, конечно, заслужила чудесный букет цветов.
– Спасибо, месье!
– На здоровье. Сегодняшнее утро, да и любое утро, на самом деле преподносит нам полезный урок, Пьер. Что бы ни происходило ночью, в темноте, когда взойдет солнце, нас ожидает начало пути. Можно полностью стереть следы мела с грифельной доски, мой друг, если именно этого мы хотим больше всего. Новая жизнь, новое начало, новый человек. И все зависит только от нас.
Когда он, наконец, сумел отделаться от благодарной раскрасневшейся секретарши и уселся за письменный стол, первым делом снял трубку и попросил оператора соединить его с офисом мистера Фелперстоуна.
– Мистер Шелби Кинг. Тот самый человек, – послышался голос Фелперстоуна, прежде чем Роберт успел вставить обычное приветствие. – Я должен сообщить вам, сэр, что мой коллега, месье Канн, был довольно активен. Думаю, скоро у нас появятся любопытные подробности.
– Забудьте об этом, мистер Фелперстоун. – Роберт закрыл глаза и застыл, не открывая их. – Что бы там ни было. Я больше ничего не желаю знать.
На другом конце линии послышался нервный смех и странный шмыгающий звук.
– Прошу прощения, сэр, вы хотите сказать…
– Я говорю… – Роберт снова открыл глаза и взглянул на фотографию жены, в свадебном платье. Безупречная кожа с легким румянцем, красивый прямой нос. Она была невероятно аристократична, его Женевьева. Да, невероятно аристократична. – Я говорю, что люблю свою жену и доверяю ей. И я не понимаю, что вообще заставило меня нанять вас.
– Мистер Шелби Кинг, умоляю вас подумать. Месье Канн человек слова. Если он говорит, что скоро произойдет нечто важное, значит, так оно и есть.
– Конечно, я оплачу ваши услуги в полном объеме, – заверил Роберт. – Пожалуйста, пришлите мне в офис счет и пометьте конверт надписью: «Лично в руки».
– Но клетка вот-вот захлопнется!
– Вы что, не слышите? Меня это не интересует. – Словно желая доказать это самому себе, Роберт принялся нетерпеливо ворошить бумаги, лежащие на подносе.
– Мы совсем скоро вытащим правду на поверхность, я в этом не сомневаюсь. Если вы только согласитесь немного подождать…
– Бросьте вашу охоту, Фелперстоун. Ваша сеть пуста, и так будет всегда. – И вдруг взгляд Роберта упал на небольшой лиловый конверт с его фамилией и адресом офиса, написанными наклонным женским почерком. Мари-Клер не распечатала его, возможно, потому, что у письма был вид личной корреспонденции. Он схватил нож для писем и вскрыл конверт.
– Клянусь вам, сэр, Канн никогда не ошибается…
Но Роберт уже не слушал его.
«Дорогой сэр,
Ваша жена обманывает Вас. Ее хобби не так безопасно, как Вам кажется.
Доброжелатель ».
Аристократичная Женевьева в этот момент связывала низкий пояс своего усыпанного нежными цветами розового шифонового платья с украшенной бисером лентой. Скоро она отправится в комнату для туфель и найдет абсолютно новые лодочки от Мишеля Вейла из необычной, напоминающей гобелен материи. Узкие ремешки с застежкой-жемчужиной, розовый лайковый каблучок, розовая окантовка. Элегантно, но неброско и сдержанно. Наряд, свидетельствующий о внутреннем спокойствии и уверенности.
Женевьева сказала Роберту, что сегодня утром пойдет к врачу. Но на самом деле она собиралась навестить Нормана Беттерсона.
Дверь открыла миссис Беттерсон. Или это была секретарша? Женевьева не могла сказать с абсолютной уверенностью. Обе женщины были высокие и смуглые, с темными кругами под глазами.
– Я хотела повидать Нормана.
Женщина, которая могла оказаться миссис Беттерсон, улыбнулась.
– Как мило, что вы зашли, Женевьева. Это очень подбодрит его.
Смутившись, Женевьева прошла следом за ней в квартиру. Одна комната служила гостиной, кухней и кабинетом. Как ни странно, несмотря на крошечные размеры, жилище Беттерсонов выглядело уютным. На стенах кое-где висели яркие картины, одна, над столом, представляла собой глубокий красный надрез на белом фоне. Стены от пола до потолка занимали стройные ряды уставленных книгами полок. На каждый ряд книг были поставлены новые стопки, так что полки бессильно накренились вперед, грозя обрушиться. Простые половицы разрисованы странным крученым узором всех оттенков зеленого. В узоре чувствовалось что-то невероятно живое. Он разросся только до середины комнаты, но казалось, будто растет, расширяясь и захватывая все на своем пути, подобно тому, как побеги плюща оплетают здания и карабкаются по их стенам.
– Похоже, ей нравится пол. – Вторая женщина, которая тоже могла оказаться миссис Беттерсон, сидела за обеденным столом.
– Тем хуже для нее, – с юмором отозвалась первая миссис Беттерсон.
Вся комната казалась необыкновенно живой. Изобилие книг и картин. По столу разбросаны бумаги, некоторые напечатаны, некоторые испещрены крупными наклонными записями. Женевьева оказалась в фантастическом литературном саду.
– Я помешала вам, – извиняясь, заметила она, указывая на печатную машинку и кучу беспорядочно разбросанных бумаг.
– О, ничего страшного, – откликнулась первая миссис Беттерсон.
Женевьева напрягла зрение, чтобы прочитать обрывки слов на ближайшем листке бумаги.
– Это материал для журнала?
– Кое-что, – ответила вторая миссис Беттерсон. – Но Норман параллельно занимается другой работой. Непосильная задача, разобраться в таком хаосе.
– Понимаю. – Женевьева слегка кивнула. – Как, должно быть, замечательно работать над каким-то проектом. Над чем-то, что требует полной самоотдачи и сосредоточения. – Как только она произнесла эти слова, ее щеки заалели. Что подумают о ней эти женщины? Испорченная маленькая богатая девчонка, пришла совать нос в чужие дела и делает пустые, неискренние замечания. Но все, что она говорила, шло от чистого сердца. Женевьева вдруг неожиданно почувствовала неловкость за свое цветастое платье и гобеленовые туфли. Она подумала, что эти женщины наверняка считают ее поверхностной глупышкой, которая способна уйму времени потратить на свой туалет. Они были прекрасны в своей честности, прямоте и обезоруживающей открытости. В них чувствовалась истинная глубина. Пара интеллектуалок, женщины, к которым необходимо относиться с настоящим уважением. Их простые голубые платья и зачесанные назад волосы навевали мысль о пренебрежении, возможно, даже презрении к высокой моде и прочей показной пышности. Потребуется время, чтобы разобраться в них, по-настоящему узнать их, но это того стоит.
Женевьева чувствовала себя так, словно каждую ее мысль и чувство можно было прочесть на ее лице, ей захотелось повернуться и бежать. Но выражения лиц двух женщин не изменились. Обе казались заинтересованными и оживленными.
– Мы занимаемся всем понемногу, – говорила вторая миссис Беттерсон. – Редакторы, машинистки, эксперты по современной американской письменности. – Она протянула Женевьеве листок с какими-то особенно запутанными каракулями. – Время от времени нам даже удается кое-что писать самим.
Теперь Женевьева, наконец, кое-что поняла. «Я хочу получить то, что есть у этих женщин. Мне необходима глубина. Но как же ее заполучить?»
– Норман сейчас там. – Первая миссис Беттерсон указала в направлении единственной двери, которая была закрыта. – В постели.
– Ему… нездоровится, миссис Беттерсон? – спросила Женевьева.
– На самом деле это я миссис Беттерсон, – отозвалась женщина, сидящая за столом. – Августа.
– Прошу прощения. – Женевьева попыталась улыбнуться, но ошибка была двойной, поскольку все знали, что Беттерсон спал с обеими женщинами, и, по слухам, они спали друг с другом.
– Не беспокойтесь. – Августа весело улыбнулась и снова принялась печатать.
– А я Марианна, – представилась не миссис Беттерсон. – Хотите чаю? Я все равно буду готовить его для Нормана.
– Нет, благодарю. А Норман… Он болен? То есть я знаю, что он болен, но…
Марианна подошла к плите, на которой кипела вода в котелке.
– Прошлой ночью ему стало плохо.
– На самом деле он сам виноват, – заметила Августа. – Он просто переборщил. Ввязался в какое-то представление в «Койоте», вместе с актрисой из кабаре, Лулу с Монпарнаса. Она ваша подруга, ведь так?
Женевьева взглянула на причудливый узор на половицах:
– На самом деле мы немного поссорились.
– Я знаю, что прошлой ночью в Квартале был праздник, – улыбнулась Августа. – Один поэт, приятель Нормана, ударил владельца «Ротонды». Все вокруг, конечно, терпеть не могут этого человека, поэтому и отмечали радостное событие. Но, возможно, вы сами там были?
Женевьева проглотила ком в горле.
– С Норманом все в порядке?
– В общем да, – кивнула Августа. – Ему следует больше заботиться о своем здоровье. Но это не его стиль жизни.
– Недавно тут такое было… – Марианна задрожала.
Из-за закрытой двери до них донесся кашель. Ужасный кашель.
Беттерсон сидел в постели с «Великим Гэтсби». На его скулах проступил лихорадочный румянец, глаза блестели.
– Женевьева! Как замечательно, что вы пришли. Вы войдете? – Он подвинулся в постели и откинул в сторону простыни.
– Норман, признайтесь честно. – Она присела на самый краешек. – Как вы себя чувствуете?
– Ну, или мир приобрел замечательное искрящееся убранство и блеск, или все дело в этой книге, – откликнулся Беттерсон. – Между нами, я думаю, что госпожа Смерть подобралась чуточку ближе. Я вижу новые знаки ее присутствия. Но, знаете, ничто так не разжигает воображение, как ощущение приближающейся гибели! Этим утром я писал чудесную новую поэму. Возможно, мою лучшую вещь. В голове осталась уйма идей.
– Я очень рада. Я имею в виду, из-за поэмы.
– Итак. – Его лицо немного помрачнело. – Чем я могу быть полезен? Вы ведь пришли сюда не для того, чтобы заявлять, кто останется, а кто уйдет из журнала, ведь так?
– Нет. – Она пристально разглядывала стеганое одеяло на кровати. – На самом деле я хотела извиниться за то, что сказала прошлым вечером. Я имею в виду Гая Монтерея. Вы редактор. И вам решать, что пойдет в журнал, а что нет.
– Чудесно! – Он захлопал в ладоши. – В таком случае действительно замечательно, что вы пришли.
– О, Норман. – Она потерла лоб. – Я разозлилась на вас, потому что вам не понравились мои стихи. Но вы сказали мне правду.
– Не думайте об этом, милая. – Он склонил голову набок и, казалось, оценивал ее.
– Кругом сплошные неприятности. – Ее голос звучал устало и бесцветно. – Я принимала неправильные решения, верила в неправильные идеи, дружила не с теми людьми…
– Это о Лулу? О той битве, которая произошла между, вами прошлой ночью?
Женевьева пожала плечами:
– Она не та, за кого себя выдавала. Все очень сложно.
– Может, и так. – Он откинулся на подушки. – Но я считаю, что она стоит того, чтобы терпеть из-за нее неприятности.
– Вам не понять, вы мужчина. – Женевьева вспомнила о двух женщинах за дверью и подумала о том, что им известно. – Вы влюблены в Лулу?
– Я? Нет. – Усмешка перешла в глубокий грудной смех, затем в угрожающее подобие кашля, от которого все его тело стало сотрясаться и вибрировать.
Женевьева подумала, что, возможно, стоит позвать кого-нибудь из миссис Беттерсон. Но пока она колебалась, кашель стал стихать. Он прижал платок к губам.
– Но она все-таки очень забавная женщина. – Тема была закрыта, Беттерсон принялся рассказывать о журнале. – Мы не можем назвать журнал «Фиеста». Похоже, Хемингуэй решил так назвать свой роман. Но это его право. У него уже было название, но он хочет, чтобы «Фиеста» стало одним из вариантов. Макэлмон в ярости, но он проиграл. Я знаю, они даже подрались.
Марианна принесла поднос, на котором стояли две чашки чая, и удалилась, подмигнув. Беттерсон проглотил пару пилюль, запил их чаем и осушил чашку в несколько глотков.
– Попросите Августу поискать блокнот, – сонно сказал спустя некоторое время. – Он где-то на полках. Она знает, где искать его.
– Зачем мне блокнот? – Женевьева взяла поднос с пустыми чашками. – Я больше не стану писать стихи.
– Ваши карикатуры. – Теперь он изо всех сил боролся со сном. – Я уже говорил, что они замечательны.
– Вы действительно так думаете?
Но ответом был храп, донесшийся с кровати.
В соседней комнате Августа и Марианна сидели за столом. Августа ломала голову над особенно неразборчиво написанными строчками, пытаясь расшифровать их смысл. Она протянула листок Марианне, та внимательно всмотрелась и пожала плечами. Женевьеве захотелось подойти и помочь им. Возможно, она сумела бы разобрать таинственные слова. Но что-то не давало ей это сделать.
Улица оказалась пустынна. Отвратительно пахли сточные воды. Уходя, она думала о своем бесполезном блокноте, спрятанном где-то в хаосе крошечной квартирки. Она думала об издевательской улыбке Лулу, об ужасной лжи, которую придумала для мужа, и о том, как засияло его лицо при этом известии. Тяжесть ощущалась всем телом, болели каждая косточка, каждый мускул, каждый нерв.
Женевьева вспомнила о веснушке на шее Паоло Закари. О лимонном аромате его кожи, о его горячих поцелуях. Она пыталась отогнать эти мысли, но они упорно возвращались.
Придя домой, дождалась, когда Селин уйдет в другой конец квартиры, и сняла телефонную трубку.
Сиреневая записка лежала, разорванная на мелкие клочки, в мусорной корзине. Роберт не собирался придавать ей значения. Его жена красива и остра на язык, и, следовательно, среди ее знакомых есть соперницы. Недоброжелатели. На этом письме ясно просматривалась огромная печать под названием «завистливая женщина».
Если бы он только мог забыть об этом и сосредоточиться на работе!..
– Мистер Шелби Кинг, я… – Мари-Клер просунула голову в дверь.
– Разве я не говорил, чтобы вы всегда стучались, прежде чем войти?
Секретарша выглядела расстроенной.
– Но я постучалась, сэр.
– Неужели? О!.. – Роберт нервно закрутил в пальцах ручку, притворяясь, что так увлекся работой с документами, что позабыл обо всем на свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41