Третий кофе с водкой был заказан после телефонного звонка по поводу огромной абстрактной ледяной скульптуры, которую заказала Женевьева. Звонила мать скульптора.
– Мне кажется, мой долг предупредить вас, мадам.
– Предупредить о чем? – поинтересовалась Женевьева.
– Меня встревожила форма вашей скульптуры, когда я увидела ее в холодильнике.
– Форма?
– Я попрошу сына немного изменить ее.
– Мадам, а что не так с формой скульптуры?
– Ну, понимаете, она напоминает… некоторую часть мужского тела.
К полудню, когда они заехали в ателье «Мартин» за нарядом для Женевьевы, Лулу незаметно пронесла под пальто маленькую бутылку водки. После примерки они должны были вернуться в особняк графа Дюваля и посмотреть костюмированную репетицию отрывка хореографической постановки в стиле кубизма. Следующим пунктом их маршрута стал парфюмерный магазин Ричарда Хаднота на рю де ла Пэ, и, наконец, пока Лулу еще могла мыслить трезво, обе девушки отправились в салон Лины Кавальери, чтобы привести в порядок свои прически, маникюр и макияж, за Лулу платила Женевьева – в знак благодарности.
В ателье «Мартин» Лулу откинулась в кресле, наблюдая, как Женевьеве помогают надеть новое платье.
– Ну, что скажешь? – Женевьева появилась из-за китайской ширмы в ослепительном летящем наряде из бархата цвета пламени. На первый взгляд платье казалось ярко-оранжевым, но едва на него падал свет, ткань начинала мерцать и переливаться золотистыми бликами.
Поль Пуаре подошел, чтобы взглянуть на нее, вскинул голову и задумчиво посасывал свой толстый маленький палец.
– Если мы просто… – Он кивнул девушке с булавками, чтобы она поправила пояс.
– Я не уверена. – Женевьева пристально смотрела в высокое зеркало в позолоченной раме.
Ниже талии платье превращалось в буйную массу зазубренных бархатных пламенных лент, волнами ниспадающих вниз, отороченных золотым бисером. Хотя, возможно, они по своей форме и эффекту больше напоминали сосульки, но горячие, огненные сосульки, которые издавали треск пылающих поленьев и буйно пульсировали, когда она двигалась, дерзко открывая любопытным взглядам обнаженные ноги.
– Дорогая моя. – Лулу плеснула водки в свой бокал из-под шампанского, прикрываясь обложкой последнего выпуска журнала La Vie Parisienne. – Что с тобой такое? Ты стала плохо видеть? Это платье роскошно. Ты роскошна.
– Ты действительно так думаешь? – Женевьева помрачнела.
Лулу поджала губы. Избалованная богатая девчонка. Чувствовала она, что не стоит приходить сюда сегодня. Девушка подумала о собственном платье для предстоящего праздника, оно висело на вешалке в ее крошечной квартирке. Обтягивающее платье из серебристой ткани, купленное на блошином рынке, на нем красовалось одно из лучших изображений раннего Пикассо. Платье стоило копейки, но кому какое дело? Она будет выглядеть на миллион, потому что она Лулу с Монпарнаса!
– Меня беспокоит не платье, – заметила Женевьева. – Все дело в туфлях.
– Женевьева, дорогая, – Поль Пуаре закусил губу, – вам как нельзя лучше подойдет пара от Перуджи.
– Да, – откликнулась Женевьева, – они, несомненно, подойдут.
Это были золотые бальные туфельки из лайковой кожи. Каблучки в стиле Луи и вышитые языки пламени из оранжевого бархата. Не так давно Женевьева с великим удовольствием отправилась бы на свой праздник в туфлях от Перуджи. Но это было до того, как она увидела туфли Вайолет де Фремон от Закари.
Когда примерка закончилась и вконец обессиленный Пуаре заковылял прочь, Лулу отослала девушку с булавками и сама зашла за ширму, чтобы помочь Женевьеве снять платье.
– Он все испортил, – стонала Женевьева, пока Лулу сражалась с застежками. – И как я могу чувствовать себя счастливой сегодня вечером без туфелек от Закари? Лучше бы я никогда не встречала этого проклятого сапожника!
– Вот, возьми. – Лулу достала бутылку водки и сунула ей в руки. – Это проверенное лекарство.
– Лулу!
– Тебе ни за что не пережить сегодняшний день достойно без этого чудодейственного средства. Так же, как и мне. Давай, выпей немного и перестань волноваться. Все будет хорошо.
Женевьева со вздохом взяла бутылку.
– Ох, Лулу, ты ведь не знаешь и половины всего, что произошло.
– Половины чего? – Лулу нахмурилась.
Казалось, Женевьева собиралась открыть ей какой-то секрет, но затем, похоже, передумала.
– Ничего, не обращай внимания. Не сомневаюсь в том, что ты права. Все действительно будет хорошо.
Часы в холле пробили восемь. Роберт вместе с Пьером ждали ее на улице в «бентли». Завели мотор, Женевьева явственно слышала доносящееся снаружи урчание автомобиля. Сидя за туалетным столиком, она приглаживала по-новому завитую прическу, поправляла шарф, пыталась радоваться золотым туфелькам из лайковой кожи.
Туфли графини – удивительные слои тончайшей паутины, невесомого серебряного кружева, притягивающие взгляд своим изяществом… Они могли рассыпаться в прах, стоило коснуться их, рассеяться, как колдовские чары…
Снаружи прозвучал клаксон.
И тут она вспомнила о еще одной проблеме. Гай Монтерей и его череп. Она сильно нервничала всю неделю после их последней встречи в «Койоте». Часто на улице, слыша за спиной приближающиеся шаги, представляла, что кто-то преследует ее. Она пыталась отогнать навязчивые страхи, напоминала себе, что Монтерей – всего лишь поэт и дамский угодник. Он обожал игру, а она сама позволила втянуть себя в авантюру. Все это не более чем игра. Пройдет время, и все забудется.
Но на всякий случай решила предупредить привратников, стоящих у дверей особняка Дюваля, чтобы его не впускали.
Снова послышался автомобильный гудок.
– Хорошо, – пробормотала она, – я иду. – Подхватив накидку, направилась в коридор и резко остановилась около наполовину приоткрытой двери комнаты для туфель.
Посреди комнаты стояла девушка и любовалась собой в высоком зеркале. Такая миниатюрная, она могла бы запросто оказаться эльфом. Залитая сумеречным вечерним светом, девушка пристально разглядывала свои ножки, поворачивая их то так, то эдак…
Женевьева затаила дыхание. И именно в этот момент горничная Селин подняла глаза.
На Селин были туфли-лодочки на высоком каблуке от Жозефа Бокса. Невероятный розовый оттенок с едва заметными зелеными крапинками, каблук в стиле Луи и ленты-шнурки. Женевьева недавно примеряла их и оставила на полу рядом с зеркалом. Селин приподняла юбку, любуясь нежным изгибом своих икр и изящными лодыжками. Густые волосы, которые всегда были собраны в тугой маленький узел на затылке, сейчас мягкими локонами обрамляли ее лицо. Щеки порозовели от возбуждения, она чувствовала себя абсолютно непринужденно, пока не увидела хозяйку. Женевьева не разглядела выражения ее лица, потому что девушка вздрогнула и отвернулась, но могла представить себе то невероятное наслаждение, которое испытывала Селин в этот момент.
Она никогда не обращала внимания на горничную. Да и зачем? Это была забитая девушка лет пятнадцати-шестнадцати, с неяркими волосами и привычкой поспешно исчезать при ее появлении. Женевьева выросла в доме полном слуг, узнавала об их существовании только тогда, когда они совершали промахи. А этот проступок, несомненно, был для Селин ужасным.
– Мадам! Мне так жаль!
– Они тебе как раз? – прошептала Женевьева.
– Прошу вас, мадам. – Селин проворно скинула туфли и укладывала их в открытую коробку. – Они такие красивые. Я не смогла удержаться, мадам. Я…
– Они ведь тебе как раз, правда? – переспросила Женевьева. – Они идеально тебе подходят.
– Вы ведь не уволите меня, правда? – Девушка надевала свои собственные туфли, плоские коричневые башмаки со шнурками и квадратными носами. – Я никогда раньше не делала ничего подобного, это больше не повторится.
На улице снова загудела машина.
– Я с трудом в это верю.
– Я думала, что вы уже вышли к машине вместе с мистером Шелби Кингом. Мне и в голову не пришло… Моя мама больна, мадам. Я не знаю, что с нами станет, если я потеряю эту работу.
Снова послышался автомобильный гудок.
– Пожалуйста, мадам.
Женевьеву странно взволновала сцена, свидетельницей которой она так неожиданно стала. Конечно, эти туфли изумительно смотрелись на девушке, это тронуло ее, но было здесь и что-то еще. Она случайно вторглась в личную жизнь другого человека, неожиданно разгадала чьи-то горячие, страстные желания и страхи в тот момент, когда запуталась в своих собственных. Селин каким-то удивительным и приятным образом пробудила ее от самой себя.
– Женевьева! – послышался снизу голос Роберта.
– Все в порядке, – ласково сказала она девушке. – Ты можешь работать дальше. Оставь эти туфли себе. Но ни слова мистеру Шелби Кингу, пусть это будет нашим секретом.
Где-то вдалеке послышался телефонный звонок.
14
Дождь падал на золотистую бархатную накидку, элегантно отороченную роскошным мехом австралийского опоссума, капли стекали по золотым лайковым туфелькам от Андре Перуджи. Дождь хлестал по украшенной драгоценными камнями атласной ленте на ее голове и по прическе от Лины Кавальери. Дождь проливался на Женевьеву, когда она стучала в дверь магазина Паоло Закари и ждала, промокшая, взволнованная и возбужденная, никогда ранее не ощущавшая такого беспокойства.
Наконец, за дверью послышалась возня с отпираемым засовом.
– Миссис Шелби Кинг.
– Мистер Закари.
– Вы слишком великолепно одеты для визита к скромному сапожнику, если позволите мне выразить свое мнение.
– Позвольте войти. Я сыта по горло вашими играми.
– А я – вашими. Вы позволите взять вашу накидку?
Она сунула ему в руки накидку, со смущением вспомнив, как сделала это в первый раз, и быстро прошла внутрь.
В магазине было абсолютно темно. Сквозь плотно зашторенные окна не проникал ни малейший лучик света. Когда Закари закрыл парадную дверь, их окутал кромешный мрак.
Совсем рядом в темноте послышался его голос:
– Пожалуйста, снимите туфли и чулки.
– Я ничего не вижу. Не могли бы вы раздвинуть шторы или включить свет?
– Снимите туфли и чулки.
Роберт сейчас, должно быть, подъезжает к рю Камбон без нее. Сейчас наверняка устанавливают лестницы.
– Включите свет, мистер Закари.
– Снимите туфли и чулки. Наверняка вы способны справиться со столь простой задачей.
Она, вздохнув, пробормотала: «Хорошо» – и наклонилась, чтобы скинуть промокшие туфли от Перуджи.
– Могу я хотя бы сесть.
– Да, конечно.
Но в темноте она не могла добраться до кушетки, а он не пошевелился, чтобы помочь ей. Женевьева неуклюже начала расстегивать подвязки. До нее донеслось его шумное дыхание, и она поняла, что он отошел в другой конец комнаты.
Женевьева стянула один чулок, затем другой, едва не потеряв равновесие.
– Для вас же будет лучше, мистер Закари, если вы припасли для меня туфли.
В ответ раздался смешок. Он взял ее под руку и повел в другой конец комнаты.
– Садитесь.
Женевьева провела рукой по кушетке, чтобы убедиться, что она действительно здесь, и осторожна села. Услышала, как его шаги удаляются по деревянному полу, с трудом сумела разглядеть неясные очертания фигуры, а затем… он стал спускаться вниз по лестнице.
– Эй! Вы ведь не собираетесь оставить меня здесь одну!
– Боитесь темноты? – Где-то внизу скрипнула дверь.
Женевьева с особенной ясностью слышала тиканье часов, шум уличного движения и звон церковных часов. Девять часов! Первые гости наверняка уже прибыли на праздник.
Послышался скрип половиц. Он поднялся по лестнице, затем опустился на колени у ее ног. Женевьева с трудом смогла различить его силуэт.
– Дайте мне вашу левую ногу.
Его ладонь. Сила его пальцев. И вот… странное ощущение, словно… Ей показалось, будто он положил всю ее ступню себе в рот.
– И вашу правую ногу, пожалуйста.
Она вдруг представила себе шелковистую кожу младенцев, пушистые перья, нежный мех, легкие облака.
– Пожалуйста, включите свет, мистер Закари. Я хочу убедиться в том, что ваши туфли столь же прекрасны на вид, как и на ощупь.
– Что ж, но у нас есть небольшая проблема.
– Какая проблема? Раздвиньте шторы, я должна увидеть мои новые туфли.
Вздох.
– Все дело в вашем платье, миссис Шелби Кинг.
– А что такого в моем платье?
– Мне кажется, что оно абсолютно не сочетается с моими туфлями. Думаю, вам лучше снять его.
Женевьева нервно расхохоталась, не в силах сдержаться.
– Но я говорю серьезно, мадам.
– Вы хотите увидеть меня в нижнем белье? Все дело в этом?
В комнате воцарилось молчание. Женевьева почувствовала, как ее сердце ухнуло вниз.
– Я хочу увидеть вас в моих туфлях.
– Тогда вам лучше отдать мне накидку. Я должна что-нибудь надеть.
– Ваша накидка такого же ядовито-оранжевого цвета, как и платье, разве вы забыли?
Она жалела, что не видит его лица.
– Я хочу увидеть вас в моих туфлях, – повторил Закари. – А вы жаждете, чтобы я увидел вас в нижнем белье. А если быть точнее, вы хотите, чтобы я увидел вас без белья.
– Вы так думаете?
– Да, я так думаю.
– Ну, я не из таких женщин, мистер Закари. А теперь включите, пожалуйста, свет.
Тишина. Шуршание шин по мокрым улицам. Стук дождя в оконные стекла. Скрип половиц, раздающийся всякий раз, когда Закари медленно проходил по комнате. Взволнованное дыхание двух людей.
Женевьева осторожно сняла украшенный драгоценностями ободок с головы и положила его на кушетку. Ее руки дрожали, когда она потянулась к шее и принялась медленно расстегивать застежки платья. Перед ней творческий человек, успокаивала она себя. Это все равно что позировать художнику. «Мне уже приходилось делать это прежде. Лулу делает это каждый день».
«Мне нечего стыдиться». Она расстегнула застежки на корсете.
Раздался скребущий звук, в другом конце комнаты вспыхнуло пламя спички. В свете огонька она разглядела его лицо, тонкие губы, на которых играла полуулыбка. Ласковые глаза не смотрели на нее. Закари зажег свечу и задул спичку. Затем зажег одну за другой все шесть свечей, переплетенных в серебряной клетке, свисающей на цепи с потолка. Он осторожно раскрутил клетку левой рукой, и по стенам затанцевали причудливые тени и блики света.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41