Когда он наполнял бокал Гарсиа, то услышал над головой рокот двухмоторного самолета, который пошел на посадку – аэроплан на конечной стадии полета. Джорге подошел к окну с бокалом, широко распахнул ставни, ощутив освежающий ветерок с моря и ожидая, когда в поле зрения появится самолет. Как он и думал, прилетел «Твин Оттер», окрашенный в цвета «Эр перпетуа». Вел его, несомненно, новый пилот.
Джорге прищурил глаза, следя, как самолет снижается и садится в то время, как Гарсиа продолжал бормотать свое. Новый пилот – отличный летчик. Это очевидно. Об этом свидетельствовала его мастерская посадка на маленькую и трудную полосу, но у Джорге зарождались на его счет серьезные сомнения.
– Он задает слишком много вопросов, – доложил ему Мануэль, старший пилот, которому Джорге безоговорочно доверял. – Думаю, за ним нужен глаз да глаз.
Джорге намеревался поступить именно так. Ему не нравились люди, которые задают слишком много вопросов, особенно те, о которых ничего не известно. Тут попахивает возмутителем спокойствия, в лучшем случае, а в худшем – профессиональным доносчиком. А ему только и не хватало появления профессионального доносчика, чтобы тот помешал беззаботному обтяпыванию его делишек. Джорге не нанимал нового пилота – он был слишком занят другими, более важными делами, и потому предоставил это, казалось бы, рутинное дело своему брату Фабио. Черт побери, неужели этот остолоп ничего не может сделать хорошо? Неужели он нанял опасного для них человека? Ну, если это так, то новый пилот добром не кончит, так же, как это случилось со всеми другими, кто пытался совать нос не в свое дело, изображая больших умников.
«Твин Оттер» остановился, люки открылись, показался новый пилот. Джорге критически смерил его взглядом, вяло подумав: кто это прилетел на этот раз? Какой-нибудь турист, решил он. Они слетались из Южной Америки как стаи диких гусей – стареющие немцы с военными грешками, они превратили Латинскую Америку и окружающие острова в своего рода тюрьму: будто их осудили в Нюрнберге и приговорили к пожизненному заключению именно здесь. Но они не волновали его – гостиница являлась второстепенным делом. За управление ею отвечал Отто – пусть он и занимается своими соотечественниками, – теперь же, когда он отошел от дел, руководство перейдет к Фабио. Если только брат не уговорит отца закрыть гостиницу. Относительно отеля всегда имелись некоторые разногласия внутри фирмы – Джорге считал, что гостиница создает ненужный риск, в то время как его отец, Фернандо, говорил, что гостиница дает хорошее прикрытие. Пока что возобладала точка зрения Фернандо. Главой фирмы все еще оставался он. Но болезнь Отто напомнила Джорге о том, что и его собственный отец не вечен. Когда-нибудь в недалеком будущем руководство перейдет к нему, и он поступит так, как считает нужным.
На его губах появилась довольная улыбка, но тут же слетела. Он замер. Из самолета «Твин Оттер» вылезла молодая женщина в брючном костюме лимонного цвета, свежий ветерок с моря раздувал ее темные волосы. Лили.
Хотя с их последней встречи прошло уже четыре года, Джорге узнал ее мгновенно.
Лили – живое воплощение своей матери в таком же возрасте, стройная, изящная, невероятно прекрасная, во всей свежести юности, которая на его глазах отцвела и увяла в Магдалене, когда годы взяли свое.
Лили. После всего случившегося, он не думал, что она когда-нибудь опять возвратится на Мандрепору, но теперь сообразил, что болезнь Отто заставила ее приехать сюда снова. Лили обожала отца, почти боготворила его. Никакие разочарования, никакие сердечные надрывы не были властны изменить ее чувства к нему. Ей, по-видимому, сообщили, что Отто умирает, и она прилетела, пока не поздно, чтобы помириться с ним.
Джорге широко улыбнулся. Краем уха он слышал, как бубнит Гарсиа, становясь все более крикливым, по Мере того как пунш развязывал его язык. Но теперь тот ПОЧТИ не досаждал ему – мелкое неудобство, не больше, крохотная неприятность, словно жужжание мухи на оконной раме.
Лили возвратилась, следовательно, игра продолжится. Он овладел и Магдаленой, и Лили – и Лили опять будет его. Джорге почувствовал вспышку возбуждения, кровь быстрее побежала в его венах, на затылке выступила испарина. Он облизал губы, неотрывно следя, как Лили идет по аэродрому к поджидавшей ее машине, не сознавая даже, что он наблюдает за ней.
Лили – возвратилась – и он возжелал ее так же сильно, как и прежде, захотел ее с неистовой жадностью, с какой жаждал всех хороших вещей в жизни, даже сильнее. Лили не купишь, как он покупает других женщин, ее надо завоевать, и от этого награда становилась несравнимо заманчивее. Но его не остановит ничто. Просто он с еще большей решимостью станет добиваться своего.
Джорге хотел получить Лили больше всего на свете. Л Джорге был таким человеком, который всегда добивался желаемого.
21
Вилла дремала в одуряющей жаре раннего вечера. Огненный шар солнца уже спускался в море, по жара не спадала. Она распространялась волнами от белой каменной дорожки, удерживая в воздухе сладко-дурманящие ароматы цветущих тропических кустарников, которыми была обсажена дорожка.
Лили чувствовала раскаленный камень через подошвы своих туфель и желала как можно скорее заменить их на пару резиновых шлепанцев, мечтала сбросить с себя шерстяные брюки и надеть просторный ситцевый сарафан. Но неудобство от неподходящей одежды не шло ни в какое сравнение с ее нервозностью и взвинченностью. Вот она и дома и скоро увидит отца. Этого она хотела больше всего, только ради этого и приехала сюда, а теперь, когда встреча уже неизбежна, ей хотелось почему-то оттянуть ее. В памяти вдруг ярко всплыли обстоятельства их расставания, годы разлуки усугубили взаимное непонимание. Но не только это пугало ее во встрече с отцом, а сознание того, что скоро она столкнется с реальностью не в воображении, а своими глазами увидит его больного и все разрушительные последствия его недуга. И тогда не останется места даже для малейшей надежды: ничего, кроме необходимости примириться с неизбежностью утраты.
Местный мальчик с ее чемоданом шел вслед за ней шагах в двух. Лили взглянула на него: улыбающееся смуглое лицо становилось все серьезнее по мере приближения к вилле, как будто невидимая тень в ярком предвечернем свете предвещала здесь неизбежную смерть. Лили Брандт, дочь бывшего офицера немецкой армии, внучка Винсенте Кордоба, политика и землевладельца. В ее жилах текла кровь аристократов двух цивилизаций. Благородное происхождение обязывало обуздывать свои слабости. Она обязана это сделать и ради самой себя.
Лили поднялась по невысоким ступенькам и широко растворила слегка приоткрытую дверь.
– Привет! – крикнула она. – Вот и я!
Ее уверенный и ровный голос повис в воздухе как полуденная жара. А потом резко отдернулась занавеска, отделявшая кухню, и оттуда выскочила Петси с распростертыми объятиями, с радостной улыбкой на живом коричневом лице, не зная смеяться ей или плакать.
– Мисс Лили! О, мисс Лили! Слава Богу – это вы!
– Петси! – Лили обняла ее, чувствуя, как полные груди вмялись при ее прикосновении подобно перезрелым дыням. От няни, от ее теплой смуглой кожи исходил привычный запах, который она запомнила с детских лет. – Так рада видеть тебя!
– А я вас, мисс Лили! О, как я рада, как я рада! У Петси, которая крепко прижимала к себе Лили, из глаз покатились слезы.
– Лили, – кратко, но с оттенком неодобрения, произнес голос с легким немецким акцентом. – Значит, ты добралась благополучно.
Лили еще раз сжала Петси и повернулась к Ингрид, как всегда невозмутимой.
– Привет, Ингрид. – Она быстро чмокнула ее в обе щеки, но без теплоты, которую выказала, приветствуя Петси: та все еще топталась рядом, вытирая кончиком фартука слезы.
– Спасибо, Петси, вы свободны, – распорядилась Ингрид, отпуская негритянку. Потом повернулась к мальчику, который в нерешительности стоял в дверях.
– Отнеси, пожалуйста, вещи мисс Лили наверх, Кэмми. Ты знаешь, в какую комнату.
– В мою прежнюю комнату? – Лили вдруг ужасно испугалась, что Ингрид все переменила в ее отсутствие – ей очень бы не хотелось этого.
– Конечно, – живо отозвалась Ингрид. – Ну, думаю, что тебе не терпится принять душ и переодеться.
– Да… но прежде я хочу увидеть папу. Где он?
– Он в гостиной. – Ингрид предостерегающе подняла руку, чтобы остановить Лили, которая направилась было туда. – Должна сразу предупредить тебя – он действительно сильно болен. Пожалуйста, не говори и не делай ничего такого, что расстроило бы его.
– Понятное дело! – резко отозвалась Лили. – Неужели я стану это делать.
– Его бы шокировало…
Лили не стала дальше слушать Ингрид и торопливо прошла мимо в направлении гостиной. Когда она его увидела, шаги ее невольно замедлились. Несмотря на все свои страхи и на то, что она ждала всего, чего угодно, то, что она увидела, все-таки поразило ее.
Отто полулежал на подушках в раскладном кресле, одетый в голубую шелковую рубашку и полотняные брюки. Но даже в полусидячем положении одежда висела на нем, и Лили показалось, что он совсем высох и стал тенью былого Отто. Когда-то сильное и красивое лицо осунулось, выглядело болезненным, на бледной коже ярко выделялся синевато-багровый шрам.
Лили замерла от ужаса, но любовь и беспокойство взяли верх, она подбежала к отцу, обхватив его руками, поцеловала в щеку, почувствовала, какая она холодная.
– Папа… О, папа!
– Лили… любимая! – Его голос дрогнул.
Они расплакались оба, потом Лили присела на корточки, держа его руки в своих.
– Папа, какой ты хороший!
– Что ты, – сказал он печально. – Из меня получился ужасный родитель. Спроси Ингрид. – Он сделал движение рукой в сторону жены, которая прошла за Лили в гостиную, но остановилась поодаль, давая возможность Лили побыть с отцом наедине.
– Я вижу, что болезнь не мешает тебе наслаждаться вином, – заметила Лили, кивнув в сторону бокала возле его локтя и беря легкий и шутливый тон.
– Не мешает. Слава Богу, я еще могу пропустить стаканчик! – вздохнул он. – Ах, Лили, до чего я докатился! Я всегда думал, что умру сразу. Не ожидал, что со мной произойдет такое.
– Не говори так, папа. Ты не умрешь!
– Увы, Лили. От этого не уйти. – Он произнес это в философском тоне, и она не сумела возразить ему. Все мысли о том, как заставить его усиленно лечиться, вылетели у нее из головы. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: слишком поздно.
– Ну… хорошо ли ты долетела? – спросил он.
– Да… прекрасно. – Такие вопросы не имели никакого значения, но они, по крайней мере, сглаживали неловкость момента.
– А как тебе удалось так быстро договориться об отлучке с работы?
– Мне положен отпуск, и я просто сказала, что беру его. Меня заменят. В этом нет проблем.
– Хорошо. А воздушное такси встретило тебя в Барбадосе?
– Да, новый пилот. Он показался мне приятным.
– Тогда все в порядке. Я не хочу, чтобы ты… – Он замолчал. Ему так много надо было сказать ей, но не сразу: к тому же он уже чувствовал себя очень уставшим.
– Папа, – сказала она, читая его мысли. – Если ты беспокоишься о моих встречах с Джорге, то напрасно. Между нами давным-давно все кончено. Теперь я повзрослела и поумнела.
Тени вокруг его глаз сгустились.
– Разве это меняет дело?
– Да, – твердо произнесла Лили. – Тогда я была неопытной. Я не знала того… – что мне известно теперь.
– Лили. – Его пальцы, походившие теперь на когти – настолько они исхудали, – сжали ее руку. – Ты по-прежнему мало что знаешь. Нам надо поговорить…
Возбуждение в его голосе встревожило Лили. Оно не осталось незамеченным и Ингрид.
– Отто, не сейчас, – вмешалась она. – Лили надо с дороги принять ванну, переодеться во что-то легкое, а тебе надо отдохнуть.
– Ради всех святых! Я только и делаю, что отдыхаю! Но мне это совсем не помогает.
– Сегодня ты уже перенапрягся, – твердо заявила Ингрид, не сдаваясь. – Ты волновался из-за Лили – не отрицай, потому что я знаю. Ну вот, она здесь, жива и здорова. Не случилось ни авиакатастрофы, ни угона самолета, ни задержек, ни встречи с Джорге. Ты можешь выпить еще стаканчик и расслабиться. Для откровенных разговоров по душам завтра будет сколько угодно времени.
– Папа, Ингрид права.
Лили поцеловала его руки и выпустила их, поднимаясь.
– Я приехала сюда, по крайней мере, на две недели, а будет необходимо – задержусь и еще. Видишь, времени у нас – хоть отбавляй.
Произнося эти слова, она уже знала, что это неправда. Их время может оказаться чрезвычайно ограниченным. Но один день вряд ли что-нибудь изменит.
– Увижу тебя за ужином… или раньше, если я управлюсь, а ты не будешь отдыхать. Ужин по-прежнему в восемь?
– Конечно. Здесь ничего не меняется. – Он имел в виду – и Лили это поняла – не только время приемов пищи.
Она улыбнулась ему, скрыв переполнившие ее эмоции за маской невозмутимости.
– Береги себя. И никаких безумств – когда меня нет поблизости!
Отто устало улыбнулся ее шутке. Малейшее движение стоило ему теперь больших усилий.
– Даю тебе слово, любимая.
Когда Гарсиа удалился на свой катер, стоявший на якоре у причала, Джорге по взлетной полосе направился к домику, где размещалась контора «Эр перпетуа». Он надеялся, что новый пилот все еще там, но летчик уже ушел. В конторе, однако, находился Мануэль, листал бумаги. Он, ухмыляясь, взглянул на вошедшего Джорге.
– Все идет гладко? – с ходу спросил Джорге.
– Ать-два, никаких проблем.
– Хорошо. – Джорге взял в руки бланк, посмотрел на него, положил обратно. – Вижу, пассажира встретил новый пилот.
– Так точно. – Ухмылка Мануэля стала шире. Он знал, что за пассажир прилетел и что это означало для Джорге, но ничего не сказал. Его не касалось, чего Джорге добивался от дочери старика, как и от прочих женщин, хотя его иногда забавляла эта слабость Джорге; он восхищался – и завидовал – многим его победам. Джорге все еще умел подойти к дамам, а следовать его примеру Мануэль не надеялся, хотя был на десять лет его моложе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62