Я много лет следила за вашим творчеством.
– Ну, а теперь вы льстите мне. Челси, вы рисуете или просто интересуетесь живописью?
– Я рисую. Я оборудовала в своей квартире мастерскую.
– Вы можете мне показать ваши работы? Я бы с удовольствием посмотрел на них.
– Конечно, с радостью.
– Я свободен завтра после занятий. – Его гипнотический взгляд, казалось, проникал ей в душу.
– Отлично, – сказала Челси.
– Сегодняшний вечер у меня тоже свободен, – сказал он своим бархатным голосом. – Я использую каждую возможность, чтобы поговорить об искусстве. А сейчас передо мной сидит красивая женщина и что еще можно желать? – Он наклонился к ней и взял ее за руку.
Челси удивилась такому повороту беседы.
– Вы очень торопливы. – Она отдернула свою руку. – Я всего лишь предложила вам посмотреть свои работы. Ничего больше.
– Вы не поняли меня, – быстро произнес Жан-Поль. – Я не имел в виду ничего плохого. Это все потому, что у меня так мало времени здесь. Я чувствую, что должен спрессовать в один день несколько дней и ночей.
– Я хотела быть уверенной, что мы поняли друг друга, – дружелюбно улыбнулась Челси.
– Я бы сказал, что мы в совершенстве поняли друг друга. Вы женщина, а я мужчина. Никого из нас не ждут дома, и вечер еще только начинается. Челси, что вы делаете в такую летнюю ночь?
– Мы пьем кофе и пытаемся избежать неприятностей. Вы и летняя ночь могут стать опасным коктейлем.
– Я? – Казалось, он был рад услышать о себе такое. – Мне хотелось бы стать опасным для вас.
Челси едва заметно усмехнулась, она знала, что даже если бы и не была разведена, то все равно возбуждала бы Жан-Поля.
– Как любила говорить моя бабушка: все ваше внутри вас.
– Что это значит? Иногда мне трудно понять английскую речь.
– Я имела в виду, что вы можете обворожить даже птичку, сидящую на дереве. У вас есть талант.
– Я снова чувствую себя неловко. Значит, вы нашли меня обворожительным?
– Да.
– Так почему вы отталкиваете меня?
– Потому, что вы уезжаете в воскресенье, а я не хочу быть покинутой мужчиной, который был здесь всего неделю.
– Почему вы думаете, что в воскресенье я уеду навсегда?
Он с интересом ждал ответа.
– Потому, что вы сами сказали, у вас запланирован семинар в Нэшвиле. А это не так уж и близко от Далласа.
– Да, но самолеты летают туда и обратно. И я смогу вернуться.
Челси пожала плечами:
– Ваш ответ несколько меня озадачил.
– А что особенного в том, чтобы слетать из Нэшвила в Даллас? Если я могу лететь отсюда туда, то я могу лететь и обратно.
– Да, но для чего?
Он придвинулся ближе:
– Не для чего, а для кого. Похоже, в Далласе у Меня появился тот, кого я, боюсь, не смогу оставить. Тот, кто сильно заинтересовал меня.
– Я не верю вам. – Челси опустила глаза.
– Почему?
– Потому, что вы Жан-Поль Арманд. Вы знаменитость.
Он засмеялся:
– А разве известные люди в вашей стране не влюбляются? Вот в это действительно трудно поверить.
– Вы не влюблены в меня.
– Нет? Как вы можете разглядеть, что творится у меня на сердце?
– Это происходит несколько иначе. Люди не могут так быстро полюбить. Мы даже не знаем друг друга.
– Как прозаично! У вас, случайно, нет родственников французов?
Челси улыбнулась:
– Действительно, во мне течет и французская кровь.
– Приятная неожиданность! Мы где-то как-то соотечественники и, значит, найдем общий язык… Как долго вы живете одна? – осторожно спросил он.
– Такое впечатление, что вечность. Хотя юридически развод оформлен только на прошлой неделе. Мы были женаты двенадцать лет, но почти все это время я чувствовала себя одинокой.
– Это грех со стороны вашего бывшего мужа! – воскликнул Жан-Поль. – Ни один мужчина не должен так поступать. Вы не жили вместе?
– Нет, мы жили вместе, но это не спасало от одиночества.
– Вы говорите, как настоящая француженка. Я знаю, что значит жить с кем-то и чувствовать себя одиноким.
– Наверное, это самый худший вид одиночества: когда в доме есть кто-то, а ты, тем не менее, одна. – Челси снова попробовала кофе.
– Он жестоко обращался с вами?
Она вздрогнула. Жан-Поль, похоже, знал, как вы вести ее из равновесия.
– Я бы не хотела говорить о прошлом.
– Значит, он вас бил. Ни одна женщина не хочет говорить об этом. У вас не было братьев, которые могли бы защитить вас?
– Я единственный ребенок у своих родителей.
– Еще один грех. Ваши родители, увидев, какая вы красивая, должны были подарить вам брата, который бы защищал вас. – Он улыбнулся. – Простите мне мою дерзость, но я бы заботился о вас, если бы мы жили вместе. И это не пустые слова.
– Вы давно разведены?
– Вечность. Больше года. – Челси, наконец, рассмеялась. – Вам не нужно быть снова одинокой, имея такой смех. Услышав его, сами ангелы спустятся к вам и составят компанию.
– Ангелы плохие собеседники, – смеясь, заметила она.
Жан-Поль задумался и затем сказал:
– Я думаю, что мне придется найти самолет, который доставит меня снова в Даллас, мне не хватит трех дней, чтобы хорошо вас узнать.
Жан-Поль был очарователен, и было очевидно, что ему нравится ухаживать за женщинами. Несмотря на это и на его плохой английский, Челси нравилось то, что этот мужчина готов был лететь из Нэшвила в Даллас только ради встречи с ней. Она поймала себя на мысли, что думает о его отъезде.
На следующий день он проводил ее после занятий домой. Челси нервничала, глядя, как Жан-Поль медленно ходил от картины к картине, внимательно рассматривая их.
Когда он, наконец, посмотрел все ее работы, то молча подошел к первой из них и долго стоял, задумавшись.
– Они ужасны? – спросила Челси, не дождавшись комментария. – О чем вы думаете?
Он посмотрел на нее так, словно не помнил, что она ждет его вердикта.
– Они неплохие.
Челси расслабилась:
– Вы заставили меня волноваться.
– Они не великолепны, но и не плохи.
Она нахмурилась:
– А что не так в моих работах? Конечно, я не Микеланджело, но мне подумалось, что вы будете более благосклонны.
– Мир уже имеет одного Микеланджело. И ему не нужен другой. К тому же сегодня Микеланджело вряд ли продал бы свои картины: вкусы меняются.
– Да, конечно. – Челси ловила каждое слово художника.
– Не хватает сердца, – по-прежнему рассматривая картину, сказал он. – В них нет души.
Челси покачала головой, не соглашаясь с ним.
– Как вы можете это говорить? Я писала «Интерлюдию» в момент большого эмоционального возбуждения. Я выплакала все свои работы! Как вы можете говорить, что в них нет души?
– Когда ты смотришь на свою картину, то вспоминаешь, что в твоей жизни происходило в тот момент. Но меня-то там не было! И мне твоя картина ни о чем не говорит. – Он подошел ближе. – Игра красок смотрится довольно хорошо, но примерно так же это будет смотреться и на ожерелье, и на ткани. Эти краски не вызывают во мне никаких эмоций.
– Извини меня, Жан-Поль, но ты не прав. У всех моих друзей возникали эмоции.
Он улыбнулся и покачал головой.
– Они все твои друзья. Возможно, они переживали вместе с тобой. Они видели, как ты писала картину, и помнят то время. Это не искусство. Это дневник событий.
Челси недовольно посмотрела на свои картины:
– Но что же мне делать? Как оживить картины?
Жан-Поль рассмеялся и положил руку ей на плечо.
– Загадка веков! Этому невозможно научить. Быть может, надо уметь верить своему сердцу?
– Так, значит, ты хочешь сказать, что у меня нет сердца? Спасибо!
– Сейчас ты злишься! Это хорошо. Злость воспитывает сердце. Так же как любовь, печаль и прочее. Когда однажды кто-нибудь скажет, глядя на твои картины: «Стоило взглянуть, и мне стало грустно!» или «Я смотрю и чувствую, как во мне просыпается любовь», – это будет означать, что в твоих работах появилась душа.
– Услышав подобное, никому другому бы я не поверила… – Челси внимательно посмотрела на холсты. – Сколько нужно работать, чтобы суметь передать настроение?
Жан-Поль пожал плечами.
– Откуда мне знать? Спрашивай об этом себя. – Он улыбнулся ей. – Я сказал все это не для того, чтобы сделать тебе больно. Я сказал это потому, что в тебе очень много таланта.
– Но я не совсем понимаю…
– Талант – это техника. В твоих картинах не хватает души. Это не одно и то же.
– Кажется, теперь я поняла, – задумчиво произнесла Челси.
Жан-Поль подошел к мольберту, на котором стоял незавершенный холст.
– А вот здесь я вижу, что начинает проявляться душа.
– Я еще не закончила эту работу.
– Когда я смотрю на нее, мне грустно, как будто я что-то потерял.
– Я начала работу над ней в первый же день своего развода. Писала всю ночь и после больше не притрагивалась к ней.
– Почему? – спросил он.
– Потому, что каждый раз, когда я смотрю на нее, мне становится очень грустно. – Челси удивленно вскинула брови. – Это и есть то, о чем ты хотел мне сказать? Но почему в одних работах нет настроения, а в других есть?
– Один из секретов рисования – знать, когда нужно остановиться. – На лице у него появилась мудрая улыбка.
– Да, теперь мне будет о чем подумать.
Жан-Поль подошел к Челси, обнял ее.
– Надеюсь, что так. Уверен, ты сможешь стать хорошим художником. Тебе нужно оттачивать мастерство.
– Но где я смогу это сделать? Ты ведь не задержишься в Далласе, даже если вернешься из Нэшвила.
– Дай мне немного подумать. – Он прижал Челси к себе и взглянул в глаза. – Я верю, что найду верное решение.
«Неужели мы знакомы всего лишь четыре дня? – мелькнуло у нее в голове. – Кажется, прошла вечность…»
Его поцелуй был требовательным и страстным.
Когда он повел ее к кровати, она не сопротивлялась.
Жан-Поль ушел от нее рано утром. Челси больше не чувствовала себя одинокой.
Глава 24
В последний день пребывания Жан-Поля в Далласе Челси пригласила его к своим друзьям. Не было ничего удивительного в том, что француз очаровал Карен и Эшли. Челси с улыбкой наблюдала за Эшли, которая ловила каждое его слово. Она даже и не предполагала, что он прекрасно разбирался в рок-музыке.
– Давно я не видел свою дочь в таком настроении. Она болтает без умолку, – заметил Райн, выйдя на кухню к разливавшей чай Челси. – Рад, что она может еще общаться.
Челси улыбнулась:
– Я не думала, что Жан-Полю нравятся дети. Правда, Эшли скоро тринадцать, да и разговаривает она с ним так по-взрослому, что слово «дети» кажется уже неуместным.
Райн пристально посмотрел на Челси.
– Как сильно он тебе нравится? – спросил он.
– Он мне очень нравится. А тебе? – не без некоторого удивления ответила она.
– А мне не нравится.
– Как ты можешь так говорить? Ты знаешь его чуть больше получаса!
– Ну, а если я сказал бы, что он мне нравится, тебя не смутили бы эти полчаса?
Челси взглянула на дверь, чтобы убедиться, что их никто не слышит.
– Ты несправедлив к нему!
– Я не верю ему!
Вошла Карен.
– А почему задержка с чаем? – поинтересовалась она.
Райн развел руками, дескать, он плохой помощник Челси и отошел к окну.
– Тебе понравился Жан-Поль? – прошептала Челси.
– Я думаю, он прекрасен! Красивый и интеллигентный мужчина! Совсем не такой, как твои прежние увлечения!
Челси проигнорировала колкость. – Вот видишь, – сказала она, обращаясь к Райну, – Карен он понравился.
– Я не Карен, – коротко ответил он.
– О, ради Бога, Райн, – возбужденно произнесла Карен. – Не будь таким провинциальным! Мне нравится его акцент, и он такой сексуальный! – Она сделала конспираторский вид и прошептала: – Ты была с ним близка?
– Карен! – воскликнул Райн.
Челси не ответила. Она бросила кусочки льда в глубокую чашку и поставила на поднос, на котором уже стояли пять чашек с чаем.
– Я отнесу поднос в гостиную, а то все остынет.
– Ты переспала с ним, – уверенно произнесла Карен. – В противном случае ты бы не промолчала.
– Это не твое дело, – резко оборвал жену Райн.
– Райн, ты не поможешь мне отнести поднос? Мне кажется, я его сильно нагрузила, – невозмутимо сказала Челси.
Он встал, взял поднос и, сердито взглянув на Карен, вышел из кухни.
– Он такой сексуальный, – повторила Карен. – Интересно, какой он в постели?
– Мне претит подобная публичность в интимных отношениях! – возмутилась Челси и вышла вслед за Райном.
Жан-Поль по-прежнему говорил с Эшли о достоинствах различных рок-групп.
– Когда я пишу картину, то часто включаю музыку, чтобы поймать настроение. Может, тебе и не понравится это, но рок-музыка вызывает во мне злость и безумие. Так много в ней нестройных звуков! Так много страсти!
– Да, я почувствовала страсть, – сказала Эшли.
– Эшли! – воскликнула Карен, войдя в комнату. – Что за слова ты произносишь! Жан-Поль, не обращайте внимания. Иногда она говорит то, чего не понимает сама.
– Я не ребенок, мама!
Жан-Поль подмигнул Эшли и примиряюще улыбнулся.
– Я хотел сказать, что Эшли хорошо, понимает музыку. На многое мы смотрим одинаково. А страсть в искусстве – это не так уж и плохо. – Едва заметно он подмигнул Челси, и та покраснела.
– Как долго вы будете в Далласе? – искоса глядя на Челси, спросил Жан-Поля Райн.
– К сожалению, сегодня я уже уезжаю. – Жан-Поль сделал характерный французский жест, говорящий о том, что он находится во власти судьбы. – Я должен вести семинар в Нэшвиле.
– Это очень печально! – сказала Карен, сев напротив него. Чтобы привлечь его внимание, она прижалась своим коленом к его ноге. – Мы очень бы хотели узнать вас поближе. – Она кокетливо поджала губки.
Челси была изумлена. Карен бесстыдно пыталась флиртовать с Жан-Полем на глазах у всех. Челси не узнавала свою студенческую подругу.
Жан-Полю льстило ее внимание.
– Я планирую скоро вернуться, – довольно улыбаясь, отвечал он. – Семинар продлится всего лишь неделю, а затем снова в Даллас. К Челси, – добавил он.
– Как долго вы собираетесь пробыть в стране? – упросил Райн.
– Еще не знаю. В Нэшвиле пройдет последний запланированный семинар. Это зависит от нескольких причин. – Он выразительно взглянул на Челси.
Она улыбнулась ему в ответ и посмотрела на Карен, несколько встревоженную таким поворотом дела. Эшли тоже это заметила. Райн не показал виду, но Челси была уверена, что он прекрасно понял свою жену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53