– Маккензи сказала мне, что у них работает блестящий бухгалтер. Он привел в порядок дела их фирмы. Тебе не мешало бы поговорить с ним… Тебе тоже нужен хороший бухгалтер.
– Да, Маккензи неоднократно предлагала мне свои услуги. Но я упрям и хочу всего добиться сам.
У дверей дома он поцеловал ее в щеку.
– Ты больше не станешь пропадать?
– Нет. Спасибо тебе за вечер. Я очень рада, что повидала тебя.
Она смотрела, как он уходит. Он не поинтересовался номером ее телефона.
Донна Хеддон-Брукс провела пальцами по курчавым темным волосам Говарда Остина.
– Я скучала по тебе, – призналась она. – Я даже не ожидала этого от себя. Я почти забыла, какая у тебя здесь гладкая кожа…
Она погладила его торс.
– И я не забыл, как ты прикасаешься ко мне, – хрипло ответил он, прижимаясь губами к ее шее, нежно сжимая ее груди. – Миссис Брукс…
– Никогда не называй меня так, – попросила она. – Только не ты. И особенно не ты!
Их встреча состоялась два месяца спустя после «модного брака года», как назвала его «УУД». Донна к тому времени уже стала редактором отдела моды «Дивайн».
Они обнаженные лежали на постели роскошного номера в «Плазе». Окна номера выходили в парк, и под ними иногда раздавалось конское ржание.
«Лейблз» помещали все больше рекламы производителей, прекрасно понимавших, каким успехом пользуется издание. Его тираж почти достиг тиража «УУД», и это всего лишь за один год. В шестидесятых мода таила в себе огромный потенциал.
– Даже Ллойд каждый день читает вашу колонку «Сплетни», – сказала Говарду Донна. – И не только, чтобы узнать, каким наркотиком балуется Корал.
– Ты испытываешь вину перед ней? – спросил Говард. Он развернулся в постели так, чтобы их тела касались друг друга почти каждым миллиметром кожи. Ему нравилось находить новые позы, позволявшие быть к ней как можно ближе. Сейчас он примостился у нее между ног и зарылся носом в ее чудесно пахнувшие волосы.
– Никогда не настанет такой день, когда я почувствую себя виноватой перед Корал, – ответила ему Донна. Она рассеянно провела пальцем вниз по его животу, коснулась его члена, и ее палец остался там. Она легонько взяла в руку его яички. – Ты даже не представляешь, какой шум и беспорядок она создает в офисе. Если мне удастся избавиться от нее, Ллойд сэкономит массу денег!
Он прижался губами к ее губам, чтобы она наконец замолчала. Они оба чувствовали, как нарастало в нем желание.
– Давай не станем ее обсуждать сегодня, – прошептал он. – Мне кажется, что она все время с нами, как третий лишний!
– Говард, мы же договорились, что между нами будет только секс. Но когда Ллойд занимается со мной любовью, все настолько иначе. Он для меня делает все – целует, если я захочу, всю ночь ласкает языком везде, где я хочу. Я не стану тебе лгать: я могу испытать с ним оргазм. Но Боже, как же все отличается от того, что происходит с нами! С Ллойдом я испытываю больше… клинические ощущения. И у меня возникает какая-то отстраненность. Но с тобой…
Она замолчала, потому что он быстро лег на нее и вошел внутрь.
– О Боже! – застонала она.
Он очень уверенно занимался с ней любовью. Они много раз встречались с тех пор, как началась их связь. И каждый раз это происходило в новом отеле. Только медовый месяц, который Донна провела в Новой Англии, прервал их встречи.
– Ты знаешь, что бы мне хотелось сегодня? – спросила она его. – Мне хочется поразить тебя.
Она оттолкнула его и вскочила с постели.
– Эй, – воскликнул Говард, – я только начал разогреваться.
– Пошли, – сказала она, быстро одеваясь. – Ты тоже одевайся.
Они только тридцать минут назад пришли сюда, но он пожал плечами и стал одеваться.
Был великолепный весенний теплый день, какие иногда выпускает из рукава апрель в Нью-Йорке. На улице Донна быстро подбежала к стоявшей у обочины коляске, в которую была впряжена лошадь, и взобралась внутрь. Говард нахмурился.
– Ничего себе сюрприз, а если кто-нибудь увидит нас? Она, смеясь, схватила его за руку и втащила за собой в повозку.
– Ты когда-нибудь разглядывал людей, которые проезжали мимо тебя в колясках? Мы похожи на приехавших на экскурсию в Нью-Йорк или на молодоженов.
Он посмотрел на ее ярко-фисташковый наряд от Холстона из тончайшей замши. Она носила его с бледными колготками, тоже фисташкового оттенка. Ее волосы были схвачены ярко-фиолетовым шарфом. Говард захохотал.
– Ты совершенно не похожа на приезжую дамочку из провинции.
Коляска медленно поехала в парк. Они закрылись от ветра полостью, и под нею пальцы Донны начали манипулировать его членом.
Она расстегнула его брюки и вынула член. Она гладила и ласкала его, пока он не стал совсем твердым.
Продолжая ласкать его, она прислонилась головой к голове Говарда, глядя на ярко-синее весеннее небо.
Он тоже засунул руки под полость между ее ног. Ему понравилось, что на ней были, как выяснилось, не колготки, а чулки и кружевной пояс. Он просунул руку в трусики и начал ласкать Донну.
Пока они ездили по Сентрал Парк, старый возница деликатно не обращал внимания на их стоны, а может, и не слышал их. Говард соскользнул на дно коляски к ногам Донны.
Позже, если бы кто-то заглянул в коляску, то разглядел бы под полостью очертания мужчины, стоявшего на коленях на полу. Женщина сидела на сиденье. Ее голова была откинута назад, ноги широко расставлены. Она задыхалась и стонала от удовольствия. Донна быстро кончила, он ласкал ее языком – перемежая мягкое поглаживание губами с резкими быстрыми движениями, почти укусами. Ее руки держали и направляли его голову. Потом она вцепилась в его плечи, когда волны оргазма начали сотрясать ее.
Коляска внесла свою долю в их удовольствие – она подпрыгивала на неровной дороге, стук копыт и наклоны на поворотах только усиливали их возбуждение.
Донна, усталая, лежала на сиденье рядом с Говардом. Она достала маленький тюбик крема для рук из своего кошелька и, смазав им руки, под покрывалом сжимала ими его член. Она чувствовала, как он пульсировал, и ласкала его, пока он не оросил ее спермой. Говард плотно закрыл глаза и откинулся назад, весь отдаваясь ее ласкам.
Когда они снова вернулись к «Плазе», у них дрожали ноги. Они доставили огромное удовольствие друг другу. Говард дал возчику пятьдесят долларов на чай.
Донна схватила ближайшее такси и послала Говарду воздушный поцелуй.
Он покачал головой, возвращаясь в свой новый офис на Мэдисон. Вот было бы смеху, если бы в колонке сплетен появилась заметка о редакторе отдела моды из «Дивайн» и издателе «Лейблз», которые трахались в коляске во время прогулки по Сентрал Парк. Эта заметка пользовалась бы огромным успехом! Как жаль, что он не сможет поместить ее в «Лейблз»!
– Вот дерьмо! – выругалась Маккензи. Она сидела в постели и читала «Лейблз», конечно, колонку «Сплетни». Эту колонку все, связанные с миром моды, всегда читали в первую очередь.
«Кто-то из наших дизайнеров решил порадовать своего дружка во время съемок ее моделей одежды. Но когда она прибыла на место съемок, то увидела, что там никто не носил вообще никакой одежды! И все съемки проводили… лежа. Мы ни на что не намекаем, но это сообщение стоит золота!..»
Маккензи швырнула газету на пол. Наверное, проболтался один из помощников фотографа. Она покажет сегодня вечером эту статью Элистеру.
Маккензи пила кофе и размышляла. Вся ее жизнь менялась так же, как и отношения с Элистером. Именно тогда, когда она решила, что жизнь стабилизировалась, все пошло наперекосяк. Она забеременела – и это само по себе многое меняло, потом эта жуткая сцена в студии Патрика. Они не разговаривали целую неделю… Потом Элистер извинился и вымолил у нее прощение. Но у Маккензи было такое ощущение, что он это сделал не из любви к ней, а потому что ему было гораздо удобнее жить вместе с Маккензи.
Он унизил ее, и Маккензи не была уверена, что когда-нибудь сможет снова доверять ему. Но она уже довольно долго жила с ним и боялась потерять его. Если бы она не была беременна его ребенком, то, наверное, вышвырнула бы его из своей квартиры и из своей жизни. То, что она простила Элистера, стало главным компромиссом в ее жизни. Маккензи сделала это только потому, что была уверена, что ее ребенку будет лучше рядом с отцом. Она вела длительное сражение, чтобы утвердить свою собственную философию жизни, свою собственную мораль, отличную от насаждавшейся ее матерью, или же от философии «любовь и мир», какую проповедовали ее друзья из Виллидж. Она даже не ожидала, что жизнь может быть такой сложной! Увы, далеко не всегда можешь делать то, что хочется. Она когда-то считала, что, если добиться известности и денег, все станет таким легким… Теперь она понимала, что придется самой вырабатывать свой честный, светлый и праведный образ жизни.
Она все вспоминала об Эдди.
Но сейчас, когда она была беременна и не собиралась выходить замуж, он, судя по всему, не одобрял ее поведения и старался держаться от нее на расстоянии. Но, самое главное, ей нужно было оставлять руку на пульсе ее бизнеса, планировать и контролировать все, не выпускать из поля зрения братьев и постоянно стараться перехитрить их.
Она им совершенно не доверяла. Маккензи понимала, что они сделают все, чтобы только сбить стоимость продукции, за этим ей тоже постоянно приходилось следить. Они могли за ее спиной перейти к использованию более дешевых ниток или пуговиц, а это заметно отражалось на качестве продукции. Кроме того, по мере расширения сети магазинов «Голд!», начало производиться гораздо больше продукции, чтобы удовлетворить все заявки, поэтому приходилось иметь дело с рабочими и профсоюзами. Ей хотелось, чтобы этими проблемами занимались братья, но, в принципе, им нельзя было это доверить. Теперь, когда у них было налажено производство одежды в Калифорнии, они могли связаться с какой-нибудь потогонной фабричкой в Лос-Анджелесе, чтобы там производить товары подешевле в ужасных условиях. Там, бывало, использовали подпольных швей, которые вообще не могли бороться за свои права. Ее отношение к подобным вещам сформировалось еще во время жизни в Виллидж, и Маккензи не могла даже думать об этом спокойно. Поэтому она все время с подозрением относилась к деятельности своих братьев.
Маккензи вскоре начала их просто презирать. В особенности Реджи, потому что Макс лишь тащился вслед за ним, как на веревочке. Вместо того, чтобы становиться более цивилизованными, они стали более удачливыми. У них полностью отсутствовал прогресс в поведении, манерах и тому подобном. Каждый шаг, который отделял ее от Бронкса, их, казалось, все сильнее привязывал к своим корням. Они жили в одной квартире, всего в квартале от родителей. Эстер продолжала готовить для них. Она стирала им белье и ухаживала за ними, как за малыми детьми. Они одевались в тоскливые, немодные костюмы, как бы демонстративно отрицая новый модный имидж Маккензи и демонстрируя ей, что они не принимают близко к сердцу проблемы моды и никогда не станут следить за своим внешним видом. Они все время старались подчеркнуть, что для них мода была лишь способом делать деньги.
Когда стала заметна ее беременность, Маккензи начала волноваться о здоровье младенца. Она рано ложилась спать и отказывалась ходить в рестораны, где воздух был наполнен дымом. Это еще сильнее отдалило ее от Элистера, потому что тот продолжал каждый вечер выходить в свет и общаться с коллегами.
– Это же работа, Мак, – убеждал он ее. Она понимала, что таким образом ему было легче добывать наркотики.
Вскоре в производство была запущена линия по производству джинсов и сорочек с маркой «Голд!», продажа шла по всей стране. Кроме того, они начали заниматься трикотажными изделиями, детскими вещами, расширяли связи с производителями колготок, беретов и обуви. Маккензи уже не могла нести полную рабочую нагрузку. Ей пришлось поделиться обязанностями главного дизайнера. Она обратилась к декану «Макмилланз» и провела собеседование с лучшими выпускниками. Она выбрала четверых, которые стали работать на их компанию.
– Я постараюсь научить их работать в моем стиле, – сказала она своим братьям, собравшимся в отсутствие Эдди и отца. – Я не разрешу выпустить ни одну вещь, которую бы сама заранее не одобрила.
Они посмотрели на ее пополневшую фигуру в специально сшитом платье из яркого вельвета с контрастной отделкой шнуром.
– Как насчет того, чтобы открыть магазин в Лос-Анджелесе? – спросил ее Реджи. – Ты станешь заниматься этим?
– В моем-то состоянии? Они решат, что открывается магазин палаток для туристов, – вздохнула Маккензи.
– Может, если бы ты вышла замуж за своего приятеля, ты бы выглядела более прилично? – заметил Реджи.
– Тебе лучше продолжать заниматься переговорами с водителями грузовиков и с профсоюзами, – резко ответила ему Маккензи. – Только этим ты и можешь заниматься. А вопросы морали оставь мне.
– Дети! Дети! – сказал Макс, передразнивая отца. Реджи покривился.
– Что вообще думает себе этот парень? Ты хотя бы знаешь, что он живет за твой счет?
– Нет, это не так! – Маккензи начала горячо возражать. – Он прекрасно налаживает связи с печатными изданиями. Вы считаете, что все случается само по себе? Элистер умеет их уговаривать. Им нравится, что он англичанин – это делает имидж «Голд!» притягательным и…
– А им нравится, что он – наркоман? Английский наркоман?
Реджи захохотал. Его круглое блестящее лицо стало таким отвратительным.
– Наш оборот приближается к миллиону, Мак, – сказал Макс. – Это совсем не игрушки, банки предлагают нам расширяться, и это нужно делать, пока наше место не заняли другие магазины. Они предлагают Сан-Диего, Сан-Франциско…
– Мне не хочется расширяться слишком сильно! – воскликнула Маккензи.
– Тогда тебе следует уйти именно сейчас, потому что мы все равно станем расширяться, – предупредил ее Реджи. – Нам не нужен тот, кто не является профессионалом на все сто процентов. Я ясно выразился? Я читаю газеты. Я хочу тебе сказать: то, что Элистер везде трахается и употребляет наркотики, очень вредит нашему имиджу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71