Брэку стало ясно, что долго держать ее здесь не удастся. Только вот интересно, понимает ли это Коранделлен? Здесь ей многое рассказали о том, что она унаследовала от харшини, и о силе, что ей дана. Но эта девчонка рождена, чтобы уничтожить бога. А вот как это сделать, ей в Убежище никто не расскажет.
— Какие новости принес, Брэкандаран? — спросил король.
Он взмахнул рукой, и у стола появился еще один стул. Коранделлен сел и сам наполнил кубок для Брэка. Тот хотел сказать, что это лишнее, но слова застряли в горле. Больше двадцати лет Коранделлен мечтал о том, как скажет Брэку, что не винит его в смерти Лорандранека. И все, что король ни делал, было наполнено смыслом. Брэк уселся на стул и взял кубок.
— Боюсь, не очень хорошие, — ответил он и посмотрел на Р'шейл. Интересно, как она воспримет эти новости? Все ее нынешнее спокойствие было прямым результатом магического воздействия Убежища. Кроме того, похоже, на нее еще наложили чары, чтобы избавить страдающие тело и душу от крайних человеческих чувств. Если она об этом узнает, все пойдет прахом. Сила Р'шейл такова, что чары рассыплются в одно мгновение. Только ее неведение хранило харшини от ярости человеческой части ее существа.
— Кариенцы не отказались от намерения вторгнуться в Медалон? — спросил Коранделлен, побледнев от одной только мысли о войне. Это была не трусость, а часть «эго» харшини — то, что ни Брэк, ни Р'шейл, будучи наполовину людьми, не могли воспринять.
— Произошло кое-что похуже, — ответил Брэк. — Кариенцы заключили союз с фардоннцами.
Коранделлен покачал головой. Черные глаза его увлажнились.
— Глупые, глупые люди. Неужели они не понимают, как дорого им обойдется эта война?
— Понимают, — сказал Брэк. — Просто их не заботит цена.
Р'шейл нахмурилась.
— Даже если фардоннцы не присоединятся к конфликту с севера, они могут послать отряды по Стеклянной реке на юг. Защитники не смогут воевать на два фронта. У них и на один сил не хватит — даже при поддержке хитрианцев.
Брэк удивился: откуда она знает о хитрианцах? Должно быть, демоны наплели. Ох уж эти сплетники. Коранделлен молча покачал головой. Он не мог говорить о войне — ведь речь шла об убийстве.
— Конфликт может выйти за пределы Медалона, — согласился Брэк. — Если фардоннцы войдут в Медалон с юга, то смогут вторгнуться в Хитрию, не пересекая Восточных гор. Габлета Медалон не интересует — ему очень хочется заграбастать Хитрию.
— Надо же что-то делать! — воскликнул Коранделлен. — Мы не можем допустить, чтобы весь мир ввязался в войну. Может, если я попрошу богов…
— Уж не Зигарнальда ли? — поинтересовался Брэк. — Мировая войнушка богу войны понравится. Думаю, ему ничего не стоило слегка подпихнуть нас к ее началу. Наверное, ему наскучило смотреть на вялые пограничные стычки. Народ столетиями живет в мире, не воюет — это ж тоска зеленая!
— Твоя дерзость до добра не доведет, Брэкандаран.
Услышав этот голос, Брэк подпрыгнул на стуле, и в то же время в помещении явственно почувствовалось присутствие бога войны. Надо было подумать, прежде чем упоминать его имя. Здесь, в Убежище, более чем где-либо такая опрометчивость была чревата последствиями. Брэк крутанулся на стуле, однако не встал, тогда как Р'шейл и Коранделлен поднялись. Из воздуха материализовался Зигарнальд, такой высокий, что золотым шлемом задевал потолок. На нем была простая темная хламида, которая закрывала его с головы до пят — само собой, из уважения к Коранделлену. Харшини смущались при виде оружия, а Зигарнальд носил все оружие, которое приписывали ему верующие, — от кинжала до длинного лука. Брэк мог побиться об заклад, что где-то в складках его хламиды была припрятана и катапульта.
— О, великий бог, ты оказал нам честь своим присутствием, — с мрачным видом поприветствовал его Коранделлен.
Бог войны улыбнулся. Если только эту гримасу можно было назвать улыбкой.
— И кое-кто благодарен мне за это больше, чем другие. Я думал, Брэкандаран, что ты более чем все харшини будешь рад меня видеть. Похоже, мое появление не шокировало тебя, как твоего короля, однако он ведет себя учтиво.
— Я наполовину человек, — пожав плечами, ответил Брэк. — А что я должен сказать?
— Для начала ты мог бы вообще ничего не говорить, — ответствовал Зигарнальд. — Особенно о том, в чем ровным счетом ничего не смыслишь!
Коранделлен положил руку Брэку на плечо: молчи, мол, не спорь с богом!
— Брэкандаран не хотел проявить неуважение, о, великий бог.
— Напротив, Коранделлен, именно это он и хотел сделать. Однако он прав. Я действительно слегка подпихнул вас к началу войны, как он только что изволил выразиться.
— А зачем? — удивилась Р'шейл. Внезапное появление бога она тотчас же отнесла к разряду прочих чудес, которые не могли произойти за стенами Убежища — просто не могли, и все.
Зигарнальд посмотрел на нее так, словно только что заметил.
— Вот когда ты поймешь это, дитя демона, ты готова будешь к встрече с Хафистой.
— Вообще-то я считаю, что на меня напрасно возлагают такие надежды. Во-первых, я не знаю, как убить бога…
Как ни странно, Зигарнальд кивнул, соглашаясь.
— Увы, ты права. У Коранделлена больше шансов одолеть его, и я решил исправить такое положение дел.
Брэк изумленно уставился на Зигарнальда:
— Как?
— Дитя демона должно покинуть Убежище и вернуться к людям, — объявил бог. — Ты поможешь ей, Коранделлен, ибо, если ей придется сразиться с Хафистой здесь, ни ты, ни чудесные свойства этого обиталища не спасут вас от гибели.
Коранделлену явно не понравился такой расклад.
— Ни один харшини не покинет Убежище, о, великий бог, — даже по воле свыше. Р'шейл может уйти, если хочет, но прогонять ее я не стану.
— Будь по-твоему, — согласился Зигарнальд и повернулся к Р'шейл: — Что скажешь, дитя? Разве ты не хочешь вернуться к своим друзьям из человечьего племени?
Р'шейл почти не колебалась.
— Нет, я хочу остаться здесь.
Кажется, Зигарнальда удивил такой ответ — впрочем, как и Брэка. Бог пристально посмотрел на Р'шейл и кивнул.
— Понятно. А ты хитрее, чем я думал, Коранделлен. Однако чары, что покуда смиряют ее, не вечны. Брэкандаран, я хочу, чтобы ты увел ее в горы хотя бы на день. Пусть хорошенько подышит свежим воздухом, а когда надышится — задай ей тот же вопрос. Сдается мне, что ответ ее будет сильно отличаться от нынешнего.
— Что ты имеешь в виду? Я чувствую себя прекрасно.
— Да, ты счастлива и покойна, — согласился Зигарнальд. — Но ты можешь чувствовать боль? Или гнев? А горе? Надеюсь, ты понимаешь, что здесь, в этих стенах, таких чувств для тебя попросту нет.
Р'шейл растерялась. На лицо Коранделлена набежала тень.
— Это правда? — спросила она короля харшини. — Вы действительно сделали меня бесчувственной?
— Так было нужно, дитя. — Коранделлен не умел лгать, равно как не умел причинять боль.
— Но этого быть не может, — возразила она. — У меня нет провалов в памяти. Я прекрасно помню все. И всех.
— Но при этом ничего не чувствуешь, правда? — подхватил бог. — Ты не скучаешь по друзьям, не боишься за них, не злишься на тех, кто тебя предал. Послушайся моего совета: оставь эти стены на время и увидишь, что будет. А когда захочешь вернуться к друзьям, позови меня. А уж я позабочусь, чтоб ты добралась до них целой и невредимой.
И, окончательно сбив девушку с толку, бог исчез. Брэк посмотрел на короля и покачал головой:
— Чему быть, того не миновать, Коранделлен. Сопротивляться бесполезно.
Тот вздохнул.
— Я харшини, Брэкандаран. Я не умею сопротивляться.
Глава 17
Кратин должен поплатиться за то, что сделал, — и поплатиться жестоко. Прощать Адрина не собиралась ничего. В лучших традициях смертеды — старинного фардоннского искусства мести — она намеревалась заставить его пожалеть о том дне, когда они встретились, и теперь хладнокровно размышляла, как это сделать.
Перво-наперво следовало уступить его требованиям. И Адрина превратилась в идеальную кариенскую принцессу. Мадрен и Вонулус поначалу отнеслись к неожиданной метаморфозе с большим подозрением, но подвоха, сколько ни искали, не обнаружили и смирились. Кратин же не удивился нисколько, очевидно посчитав случившееся прямым результатом своего грозного ультиматума, и о коварных замыслах жены даже не догадывался.
Отныне Адрина одевалась по кариенским обычаям, прятала волосы под сеточку, как полагалось замужней кариенской женщине, и, появляясь с мужем в людных местах, покорно семенила сзади шагах в трех. Она уверовала во Всевышнего и каждое утро вместе с королевой Арингард отважно выстаивала службу в холодном храме. Она вышивала вместе с фрейлинами и с похвальной бережливостью составляла ежедневное меню. Она раздавала милостыню беднякам через четыре дня на пятый и разговаривала с аристократами при дворе своего мужа, скромно потупив глаза. Она не красила лицо и коротко остригла свои длинные ногти, как это делали кариенки. Короче, теперь ни малейшего повода для осуждения принцессы не было.
Существовало несколько способов отомстить Кратину, но самой уязвимой целью была злополучная леди Честити.
Адрина решила предпочесть компанию леди Честити общению с другими фрейлинами, стала искать встреч с девушкой, и через три недели они уже частенько вели задушевные девичьи беседы, темой которых чаще всего был Кратин. Как-то вечером Адрина разоткровенничалась: принялась рассказывать о принце, о том, сколько детей они заведут, и какой он ласковый, и какое счастье, что прежде у него не было других женщин. Честити терпела долго. Наконец, не выдержав, она торопливо извинилась и выскочила из комнаты. За дверью послышались рыдания.
Сделав свое дело, довольная Адрина уселась вышивать. Но не успела она сделать и нескольких стежков, как в комнату ворвался Кратин. Выставив вон Тамилан, он повернулся к жене. Лицо его пылало от ярости.
— Что вы сделали?
— Я не понимаю, в чем дело, ваше высочество. Не могли бы вы выражаться яснее?
— Леди Честити с ума сходит. Что вы ей сказали?
— Мы разговаривали о супружеской жизни. Я сказала ей, что счастлива в браке. — Она с невинным видом улыбнулась и добавила: — Ведь так оно и есть.
— Вы не должны обсуждать с ней это!
— Отчего же? — Адрина не сказала и не сделала ничего, что дало бы Кратину право обвинить ее в нарушении правил приличия, и они оба это хорошо знали. — Уж не хотите ли вы сказать, дорогой, что леди Честити все еще питает к вам тайные чувства? Но теперь, когда мы поженились…
Договорить она не успела — принц выскочил за дверь, осыпая проклятиями чужеземную шлюху. Честно говоря, Адрине уже надоело быть чужеземной шлюхой.
Так Адрина отомстила в первый раз. Другая возможность наказать принца появилась тогда, когда стали готовиться к поездке на границу. Адрина без устали твердила Кратину о своем высоком положении, и к тому времени, когда все было готово к отъезду из Ярнарроу, в ее свите насчитывалось почти столько же людей, сколько рыцарей и пехотинцев сопровождали принца. От полного разорения принца спасло лишь вмешательство отца. Как только король выразил свое недовольство, Адрина умерила аппетиты, но дело было уже сделано. Адрина и ее фрейлины отправились на войну во всем великолепии.
Самой изощренной местью Адрины было посягательство на мужскую силу Кратина. Наутро после свадьбы к Адрине действительно явились монахини, повыспросили у новобрачной все интимные подробности и решили, что самой удачной для зачатия будет восьмая ночь. До этого времени Адрина спала одна. Когда урочная дата наступила, Адрина пораньше отослала фрейлин и стала готовиться к визиту Кратина. Много времени на приготовления не ушло: за считанные минуты необходимое снадобье было составлено и влито в вино. Мужчина, отведавший такого вина, даже при всем желании не мог осуществить свои намерения.
Кратин охотно согласился выпить, ибо только с пьяных глаз мог отважиться сделать то, что следовало. На это Адрина и надеялась. И надежды ее оправдались. Ни одна попытка принца исполнить супружеский долг не увенчалась успехом. Наконец Кратин замучился, плюнул и убрался восвояси, оставив Адрину умирать от смеха. После этого она не видела его целых два дня и осталась весьма довольна результатом.
Поклявшись себе, что не родит ребенка от Кратина, Адрина делала все возможное, чтобы этого не случилось. Она многое знала о чудесных свойствах трав и умела спасаться от нежелательной беременности — женщине, жившей в обществе, где царили весьма свободные нравы, это было необходимо. Однако существовал самый простой и надежный способ — попросту не допускать до себя Кратина в те дни, которые определили монахини. Нужно было выдержать только год и один день — согласно кариенским законам, женщина, не забеременевшая в этот срок, считалась свободной от семейных уз.
Далеко не каждая аристократка владела изысканным умением усиливать или ослаблять страсть мужчины. Курт'есы же были очень искусны в этом деле — ведь даже профессиональным любовницам требовалось порой спокойно поспать в одиночестве. Однако если любовник знал, что происходит, успех гарантировать было невозможно. Облапошить удавалось только неопытного любовника — такого, как Кратин. Для этой цели существовали и снадобья, тайну изготовления которых курт'есы хранили как зеницу ока. В свое время Адрина выведала все секреты у Линеля, темноглазого курт'еса из Мишенрока, что в южной Фардоннии, и в обмен на какой-то завалящий дворянский титул стала непревзойденной мастерицей в изготовлении любовных отваров. Слово свое Адрина сдержала, и теперь, насколько она знала, Линель обитал в небольшом поместье близ Калинпура на Джаланарских равнинах. Сколько раз после свадьбы с Кратином принцесса мысленно благодарила этого человека!
Мало-помалу по Кариену поползли слухи о мужской несостоятельности кронпринца. Кратин осунулся, стал подавленным. Всякий раз, видя его таким, Адрина торжествовала: ее усилия не пропали даром.
Чтобы достичь этого, пришлось потрудиться. И здесь Адрине невольно посодействовала Мадрен — самая недоверчивая и наблюдательная фрейлина в свите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60