..
– Да замолчи ты! Похоже, что-то стряслось. Видишь, в каком она состоянии?
Кензи постучала и вошла к Зандре. Прошло какое-то время. Чарли допил шампанское. Открылась дверь, и Кензи вернулась в гостиную.
– Ну, что там?
– Бедняга совершенно не в себе. Знаешь что, Чарли...
– Нет, нет! – Он поднял руки и замотал головой. – Даже и слушать не желаю.
– Помолчи. За мной не заржавеет, слово даю. – Кензи легонько подтолкнула его к двери. – Ей плохо. По-настоящему плохо, и нельзя оставлять ее одну. Ну, уйдешь ты наконец? У нас сегодня девичник.
– Выходит, ризотто откладывается? – вздохнул он.
– Ничего не поделаешь. – Кензи открыла шкаф и бросила ему пальто.
– На улицу выставляешь?
– Не мели чепухи. И не топчись в коридоре, двигай. Я же ясно сказала – билет действителен на следующее представление.
– И ризотто будет?
– Да.
– Только про грибы не забудь.
– Не забуду, не забуду. Пока!
И она буквально вытолкала его на лестницу.
– Принцесса, натуральная принцесса... прямо как из сказки...
Кензи мечтательно вздохнула. К этому времени она уже приканчивала третий бокал водки со льдом. Вообще-то водка – не ее напиток, но что же поделаешь, если с шампанским они уже давно справились.
– ...вроде Ди, или Каролины, или Стефани, – продолжала она. – Да, Зандра, надо отдать тебе должное, ты знаешь, как оглоушить бедную девушку. Подумать только, моя лучшая подруга чуть не стала принцессой!
– Знаешь что, – фыркнула Зандра, – если тебя чуть было не спарили с лягушонком, который называет себя принцем, а вместо подружек на свадьбе – две ведьмы, это оглоушивает еще сильнее. Надо же быть такой дурой! Доверилась старой приятельнице – и что же? Оказывается, все это время она плела у меня за спиной целую интригу...
– Да не переживай ты так!
Кензи налила по пятой.
– Такое со всеми случается. Людям свойственно ошибаться, – философски заметила она.
– Да, но я-то хороша, угодила в ловушку с открытыми глазами...
– Ну успокойся же...
Кензи подняла руку ладонью кверху, уподобившись уличному регулировщику.
– Не терзай себя. Что случилось, то случилось. Плюнь ты на всю эту историю, вот тебе добрый совет.
– Легко сказать – плюнь! Ладно, черт с ними, с Диной и Бекки. Но как мог так поступить со мной кровный родственник, которого я чуть ли не с пеленок знаю?
– Не терзай себя, – повторила Кензи, – лучше выпей.
Но Зандра словно ее не слышала.
– Да, это самое гнусное, – продолжала она. – Правда, мы давно не виделись, и все равно Карл Хайнц всегда оставался самым любимым из родственников. Теперь-то все, конечно, изменилось.
– Это понятно, – сочувственно сказала Кензи. – Я тоже от него такого не ожидала. Сам принц Карл Хайнц... такой красавец... такой богач... Прямо-таки его королевское высочество...
– Просто «его высочество», – поправила подругу Зандра. – Его королевское высочество – это принц Чарлз. А Карл Хайнц – вроде Ренье, князя Монако, – его высочество.
– Высочество, – мечтательно повторила Кензи. – Красиво звучит.
– Тебе так не показалось бы, если бы пришлось выйти за этого шакала, – угрюмо сказала Зандра.
– Замки в Баварии... – тянула свое Кензи. – Охотничьи домики в Швабии...
– Толстые стены... сырые погреба... допотопная мебель, – мрачно подхватила Зандра, – бесконечные анфилады комнат...
– Тициан... Тинторетто... – снова вступила Кензи, – земляные валы... пивоварни... древние имена... голубая кровь...
– Инцест... Эти жуткие уши без мочек...
– Личные самолеты... вертолеты... целый штат слуг...
– Довольно! – раздраженно прикрикнула на нее Зандра.
– Ч-что? – пробормотала Кензи, с трудом возращаясь к действительности.
– Довольно, говорю, что-то слишком тебя занесло. Можно подумать, что тебе нравится этот тип!
– Что-что? Вот черт. – Кензи заставила себя встряхнуться. – Не обращай внимания, это не я, это господин Смирнов выступает. Сорок градусов.
– В таком случае пусть эти сорок градусов заткнутся, иначе я рассержусь, а это может тебе не понравиться.
– Рассердишься? На меня? – захихикала Кензи.
– На тебя и, между прочим, ничего смешного в этом нет. Крутой нрав Хобург-Уилленлоу вошел в легенду, так что лучше тебе не будить зверя.
– Ты хочешь сказать, что его унаследовала...
– Вот именно, вместе с габсбургскими скулами и энгельвейзеновскими ушами, – подтвердила Зандра.
– А еще что?
– А еще Альбрехт фон Хобург-Уилленлоу лет сто назад в приступе гнева отхватил себе кончик носа. Или это был его брат Лукас? Что-то у меня все в голове смешалось.
– Ни-и-и-чего себе! – завороженно прошептала Кензи, в очередной раз прикладываясь к рюмке.
Зандра отодвинула недопитый бокал и шумно вздохнула.
– В общем, доложу тебе, невелика радость принадлежать к семье с такой длинной и запутанной историей. И ведь всех надо помнить, кто, с кем и по какой линии связан. С ума можно сойти!
Ее глаза внезапно расширились.
– Вот черт!
– Что такое?
– Только сейчас вспомнила! Я унаследовала не только нрав Хобург-Уилленлоу!
– А что еще? – со страхом спросила Кензи. – Гемофилию?
– Хуже, – буркнула Зандра. – Неумение пить. Это от Ядвиги Саксонской.
– Не болтай глупостей! Ты всего на рюмку от меня отстала...
– И еще, – задумчиво продолжала Зандра.
– Да?
– Бедная Ядвига слишком доверяла мужчинам. Наверное, и это у меня от нее.
– Слушай, Зандра, одно гнилое яблоко еще не означает, что всю корзину надо выбрасывать.
– Тебе легко говорить. – Зандра на секунду замолчала. – Да! Наверное, надо мне примириться с собственными недостатками и вообще забыть про мужчин. Как думаешь?
– Думаю, – захохотала Кензи, – что лесбиянка из тебя не получится.
– Да я не о том, – нетерпеливо прервала ее Зандра. – У меня совсем другое на уме. Скажем, монастырь.
– Ты – монашенка?!
– Ну и что? У матери Терезы появится еще одна преданная сестра. Буду одевать нищих, кормить калек, ухаживать за прокаженными.
– Ты что – всерьез? – У Кензи от ужаса округлились глаза.
– А почему бы и нет? Признай, что эта благородная, чистая работа вполне подходит девушке с голубой кровью.
– Только не тебе!
– Пожалуй, подземелья Калькутты действительно не для меня. В таком случае, – вздохнула Зандра, – мне некуда податься.
– Вот и прекрасно, – с облегчением сказала Кензи. – Пей. В конце концов, жизнь со всеми ее радостями и печалями не такая уж плохая штука. Да и мужчины, пусть и подлецы, конечно, но все же лучшее создание Бога. По крайней мере пока им не найдется замены.
– Да что-то не предвидится.
– Вот именно. Так что радуйся тому, что есть! Ты на редкость красива. Язык хорошо подвешен. Соблазнительна. Молода...
– В следующем месяце мне двадцать девять. И часы тикают.
– Ну и что? Карл Хайнц не единственный холостяк на свете. Только свистни.
Кензи сдвинула брови и неожиданно посерьезнела.
– Слушай, Зандра, не мне, конечно, тебя учить. Представляешь себе – два романа одновременно, и оба с легавыми.
– Ах ты, негодница, – погрозила ей пальцем Зандра, – стыдись!
– Нечего смеяться, – поерзала на месте Кензи. – Все знают, что полицейские-напарники ближе друг другу, чем муж и жена. Думаешь, мне легко?
– Может, и не легко, но хотя бы весело. Разве не так?
– Положим, но что, если Чарли с Ханнесом хвастают друг перед другом своими любовными подвигами?
– Да вряд ли, не может быть!
– Как сказать. – Кензи допила рюмку и критически осмотрела бутылку. Водки осталось на донышке. – Когда дело доходит до баб, – заявила она, выливая остатки, – легавые хуже мальчишек-школьников.
– А может, – икнула Зандра, – выберешь кого-нибудь одного?
– В том-то и дело. Никак не могу решиться. Когда я с Чарли, он мне кажется лучшим парнем на свете. А когда с Ханнесом, лучший – он.
– Но ведь не только внешность и секс имеют значение. То есть, может, у кого-то из них есть в характере то, что ты не переносишь?
– У Чарли точно есть. Он настоящий эгоист. И шовинист тоже.
– Так брось его!
– Видит Бог, я пыталась. Но стоит мне увидеть его, как... О черт! Ну почему жизнь такая запутанная штука?
– Это ты меня спрашиваешь?
– Ой, прости. Совершенно забыла. Это опять господин Смирнов виноват.
– Кстати, о господине Смирнове, – слабо выговорила Зандра, – по-моему, я изрядно перебрала.
И Зандра с немалым усилием и величайшей осторожностью поднялась на ноги.
Это было ошибкой. Когда она приняла вертикальное положение, комната закружилась у нее перед глазами. Пытаясь удержать равновесие, Зандра нелепо замахала руками.
– Эй, Кензи, это что – вращающаяся комната? Вроде ресторанов на крыше, которые так любят туристы?
– Боюсь, что нет.
– Вот и мне так кажется. Проклятие! Нельзя так надираться.
Вытянув руки и напряженно сдвинув брови, Зандра попыталась двинуться вперед.
– Давай помогу, – вскочила Кензи.
Но и под ее ногами пол ходил ходуном, хотя это была не палуба корабля.
– Ого-го, господин Смирнов и на меня действует.
Она с трудом подошла к Зандре и обхватила ее обеими руками за шею.
– Ты чистый ангел, дорогая, – заплетающимся языком пробормотала Зандра. – А уж барменша из тебя вообще лучше не бывает. Не знаю что и делать – целовать тебя или проклинать.
Кензи, чувствовавшая себя поувереннее, взяла инициативу в свои руки. Тем не менее впечатление было такое, будто поводырем слепого выступает слепой. Или, для точности, пьяный ведет пьяного.
Доковыляв до комнаты Зандры, Кензи открыла дверь и втащила туда подругу.
Вовремя, надо сказать.
Руки у Зандры ослабели, и она плюхнулась на спину. К счастью, прямо на кровать.
Кензи даже не пыталась ее раздеть. Она с трудом доползла до своей комнаты и сразу погрузилась в забытье.
Откуда-то из неведомых глубин сна донесся телефонный звонок. Зандра застонала, перевернулась на другой бок и вдавилась поглубже в подушку.
Очнулась она оттого, что Кензи изо всех сил трясла ее за плечи.
– Эй, Спящая красавица! Просыпайся! Тебе звонят.
– Убирайся.
– Зандра! Зандра! Да проснись же ты, черт подери!
Кензи хлопнула в ладоши и направила луч карманного фонарика прямо в глаза Зандре.
– Вставай!
– Который час?
– Шесть утра. Возьми трубку. Это насчет твоего брата Рудольфа.
Рудольф! При звуке этого имени с Зандры весь сон слетел. Она широко открыла глаза и села на кровати, о чем сразу же и пожалела: голову пронзила острая боль.
Кензи швырнула ей отводную трубку.
Чувствуя, что голова раскалывается, Зандра прижала трубку к уху.
– Рудольф!
– Зандра? – Женский голос.
– Я. Кто говорит?
– Пенелопа Тротон. Помнишь? Мы как-то столкнулись в Нью-Йорке...
– А-а... Пенелопа. Привет. А Рудольф тут при чем? Ты его видела? Вы разговаривали? Ну, не молчи же!
– Я – нет. Но его видел Алекс.
– Какой Алекс?
– Алекс Тротон. Мой муж.
– Ну и?..
– Рудольф в больнице.
– В больнице?! – «О Боже, только не это, – взмолилась про себя Зандра. – Только не это!»
– Нет, он жив, успокойся. Но ему очень плохо. Если учесть, как его обработали, Алекс говорит, что он выжил чудом.
Зандра съежилась.
«Как его обработали... Чудо, что он остался жив... Очень плохо... обработали» – эти слова словно молотили по ее черепу.
«О Боже, – взмолилась Зандра, – сделай так, чтобы все кончилось хорошо!»
Три с половиной часа спустя Зандра со все еще раскалывающейся головой и бунтующим желудком уже летела над Атлантикой, направляясь в Лондон.
Глава 39
Воскресенье было тусклым, туманным и темным.
Настроение у принца Карла Хайнца было вполне под стать погоде. После отъезда Зандры он лишь ненадолго задержался у Бекки и в тот же день отправился к себе на Манхэттен.
Такой длинной ночи принц и припомнить не мог.
Он пытался заснуть, но никак не получалось – огромная роскошная постель представлялась ему пустынным островом, на котором он оказался один на один со всеми своими горестями и самоедством.
Он пытался читать. Слушать музыку. Смотреть телевизор.
Ничто не помогало. Ничто не могло отвлечь или утишить боль, хотя бы ненадолго, даже выпивка. Он вновь и вновь прокручивал в голове ужасную сцену на заснеженном холме, повторяя слова, роковым образом сорвавшиеся с его губ: «А если забыть про любовь?.. Как ты знаешь, в роду Энгельвейзенов свои правила наследования... Неужели нельзя выйти за меня просто так?..»
Карла Хайнца в очередной раз передернуло. Проклятие! Неудивительно, что она бежала от него как от прокаженного. Окажись он на ее месте, то поступил бы точно так же.
«Надо же быть таким болваном... таким эгоистом, словно на свете существуют только его желания и только его деньги. Проклятое наследство!
Кретин! Нет, даже хуже. Дураку еще можно простить его глупость, а мне...»
В общем, он лишился Зандры. Навсегда...
Бесконечная ночь с убийственной медлительностью переползла в утро. Появились первые слабые лучи света. Но даже и его было слишком много для измученной, опустошенной души. Тьма – вот что ей нужно. Тьма и сладостное забвение.
Карл Хайнц нажал кнопку звонка. На пороге мгновенно появился слуга.
– Ваше высочество?
– Задерните шторы, – едва слышно прошептал Карл Хайнц.
Кензи позвонила Чарли в полдень и оставила запись на автоответчике: «Ну как, готов использовать свой билет? Если что – только позови».
Через пятнадцать минут Чарли перезвонил и негромко засвистел в трубку.
– Поняла, – откликнулась Кензи.
– Что твоя соседка?
– Улетела в Лондон вечерним рейсом.
– Выходит, мы будем одни?
– Нет, я пригласила тетю Иду из Алтуны, – фыркнула Кензи.
– А что, от тебя всего можно ожидать. Ладно, когда?
– Как только куплю все необходимое для ризотто.
– Давай я сам этим займусь, а ты поставь какую-нибудь тихую музыку.
– Как романтично, ни дать ни взять «Последнее танго в Париже».
– Полагаю, с шампанским вы разделались?
– Ты имеешь в виду вчерашнее? Верно, выпили.
– Это плохо. Сегодня воскресенье, спиртного не достать. – Чарли помолчал. – Ладно, придумаю что-нибудь.
Кензи приняла ванну и, напевая что-то себе под нос, натянула голубые рейтузы и длинную футболку цвета хаки с надлокотниками и голубыми полосами на рукавах. Так, побрызгаться духами «Шанель № 19», завести Шопена, и она готова к покорению сердец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71