Дина оказалась в числе избранных, что привело ее в совершенный восторг.
– Рада была повидаться, – бросила Бекки.
– Ну что вы, мадам! – выпалила Дина. – Знакомство с вами – большая честь для меня.
Бекки улыбнулась своей знаменитой загадочной улыбкой и, уже отходя, неожиданно вспомнила, что Роберт А. Голдсмит только что приобрел контрольный пакет акций «Бергли», и поскольку она сама входит в совет попечителей головной компании, «Бергли холдинг инкорпорейтед», то, стало быть, отныне ей неизбежно придется встречаться с Голдсмитами.
А следует сказать, что Ребекка Корнилл была на редкость практичной женщиной. Единственная владелица империи стоимостью в шесть с половиной миллиардов долларов – ноша вообще-то неподъемная, если бы благодаря лорду Розенкранцу, этому Пикассо в области финансов, она фактически не управлялась сама собой, – Бекки могла себе позволить направлять всю свою энергию на одно-единственное дело: заставлять самых богатых и самых знаменитых раскошеливаться на благотворительность, ставшую ее единственным призванием.
Именно поэтому она остановилась и обернулась к Дине с ослепительной улыбкой:
– Может, как-нибудь на днях пообедаем?
Дина была настолько потрясена, что, кажется, впервые в жизни не нашлась что ответить.
– И еще, – ласково продолжала Бекки, – мне хотелось бы пригласить вас с мужем на уик-энд в свое загородное поместье. Если вы, конечно, не против.
Не против?! На лице Дины появилось глуповатое выражение, как у человека, вытащившего выигрышный билет в лотерее и не верящего своим глазам – или, скорее, как в данном случае, ушам.
– Я... да мы будем просто счастливы! – выпалила она, обретя наконец дар речи.
– Отлично! Я свяжусь с вами.
С этими словами Бекки, сопровождаемая свитой, двинулась дальше.
Дина, все еще пребывающая в состоянии полного экстаза, сильно ткнула мужа локтем в бок.
– Нет, ты слышал? Можешь себе представить, нас с тобой приглашают к Бекки Пятой!
Роберт подавил вздох облегчения. Жена настолько потрясена, что – с Божьей помощью – наверное, забудет его маленькую шалость во время танцев.
И действительно, поводов для беспокойства у него не было.
Вот уж о ком, о ком, а о Бэмби Паркер Дина и думать забыла. Ибо что может сравниться с открывающейся перед ней уникальной возможностью пробиться на самый верх общественной лестницы?
Да ничто на всем белом свете!
О да! Маленькая Дина Ван Влит вытащила счастливый билет и уж теперь не упустит свою удачу!
Глава 19
«Дантов ад» был переполнен. Усиленная многочисленными динамиками музыка рвала барабанные перепонки. Под потолком трепетали, обдуваемые мощными вентиляторами, установленными по периметру всего зала, разноцветные гирлянды. На танцевальной площадке извивались, принимая самые разнообразные позы, удивительные фигуры: девушки, похожие на юношей, юноши, похожие на девушек, фантастические андрогины, ни на кого не похожие, и даже те, кто был похож на самих себя.
Взять хотя бы Зандру. В этом до отказа набитом модном баре она чувствовала себя как рыба в воде, буквально цвела, как редкостная хрупкая орхидея, правда, всего лишь на одну ночь.
Карл Хайнц был ошеломлен, настолько неотразима – а он и не замечал раньше – была его кузина, и не сводил с нее глаз.
В отличие от других она вовсе не пыталась через себя перепрыгнуть. Напротив, танцевала совершенно естественно, двигаясь с природной грацией и полузакрыв глаза, словно погрузившись в иной, только ей ведомый мир.
«Забудь! – прикрикнул на себя Карл Хайнц. – Она слишком молода для тебя. Ты должен ей казаться стариком».
И словно в подтверждение этой печальной мысли он неожиданно споткнулся, толкнув кого-то из танцующих.
– Эй, папаша, глаза разуй! – Кто-то крепко ухватил его за локоть.
У Карла Хайнца голова дернулась, как от удара. Все в нем восстало против этого слишком явного намека на старческую немощь и пропасть между поколениями намека, усиленного угрожающим выражением прыщавого лица мальчишки.
Карл Хайнц ответил высокомерным взглядом.
Будто столкнувшись с высшей силой, прыщеватый юноша испуганно попятился. Но никакого удовлетворения Карл Хайнц не почувствовал. В душе он испытывал непобедимое отвращение к этой компании расхристанных молодых людей с их бьющей через край энергией. В большинстве они были даже моложе Зандры.
И тем не менее она казалась здесь своей, вошла в этот круг золотой молодежи с такой же легкостью, с какой меняют одежду. Самому Карлу Хайнцу подобные превращения были недоступны.
«О Господи, – взмолился он про себя, – что я делаю в этом детском саду? Мое место – в каком-нибудь аристократическом салоне, где можно чинно протанцевать фокстрот в паре со свежеиспеченной наследницей».
– Хайнц! – Зандре с трудом удалось перекричать грохочущую музыку. Она ловко пробилась к нему и схватила за руку, выводя из мрачной самопогруженности. – А ну-ка давай покажем им класс, кузен!
Поначалу Карл Хайнц заколебался, но противостоять напору Зандры было непросто, и не успел он глазом моргнуть, как оказался на битком набитой танцевальной площадке. Понукаемый партнершей, он преодолел наконец смущение и целиком отдался музыке, раскачиваясь, подпрыгивая, вращаясь волчком, – все это походило на некий дикарский танец, на первобытную оргию с ее характерными ритуалами. Движения партнеров носили откровенно эротический характер, один старался перещеголять другого.
Наконец оба обессилели и упали друг другу в объятия.
– Кажется, уже поздновато, – хрипло проговорил Карл Хайнц.
– Да, за полночь, – живо откликнулась Зандра.
Карл Хайнц протянул ей руку, и, лавируя между танцующими, они двинулись к гардеробу.
Дождь все хлестал и хлестал, из водостоков с грохотом низвергались настоящие водопады, по канавам плыли какие-то щепки, обрывки бумаги и окурки. Но Карл Хайнц с Зандрой всего этого не замечали. Взявшись за руки и беспричинно хохоча, они кинулись к ожидавшему их «бентли».
По пути домой Зандра вспоминала, как славно ей было весь вечер с Карлом Хайнцем. Он вдруг представился ей в совершенно новом свете. Теперь это был уже не просто отдаленный родич, намного превосходящий ее годами. Нет, нечто совсем, совсем иное...
В спальне было темно.
Стояла благоговейная тишина, и даже само время здесь, высоко над городом, казалось, застыло без движения. Сквозь узкие проемы в шторах миллионами огней никогда не засыпающего города мерцала ночь.
Наклонившись, Ханнес бережно уложил Кензи на покрывало, такое же белое и мягкое, как ее кожа; по кровати змейками перебегали струи неяркого, приглушенного дождем света.
Обняв Ханнеса за шею, Кензи не спускала с него блестящих, широко раскрытых глаз.
Почему он кажется таким большим? Прямо не человек, а башня. Потому что стоит, а она лежит? Или Кензи забыла, что он и вправду необыкновенно высок? А как насчет безупречной чеканки его лица, мраморно-белой кожи, вьющихся светлых волос?
Привыкая к сумеречному свету, Кензи вдруг обратила внимание на то, что и ресницы у него точно такого же цвета, что и волосы. И глаза, ах эти глаза! Так и хочется утонуть в их бездонной глубине.
Услышав, как заскрипел под тяжестью его тела матрас, Кензи повернулась к нему. Он лежал, опершись на локоть, и смотрел на нее так пристально, словно мысленно призывал ее запомнить каждую свою черточку.
Кензи почувствовала, что теряет под этим взглядом последние остатки сил.
– Ах ты, моя красавица! – пробормотал он, слегка поглаживая мягкую тугую кожу на ее скулах.
Его пальцы перемещались с такой фантастической легкостью, ласки были так томны и скупы одновременно, что Кензи не удержалась от сдавленного вздоха, в котором слышались и боль, и наслаждение. Она почувствовала, как ее охватывает желание.
Когда он добрался до ее губ, Кензи уже едва сдерживалась. Она судорожно открыла рот и впилась зубами в его пальцы.
Негромко вскрикнув, он свободной рукой стиснул ее запястья и развел руки так, что Кензи оказалась пригвожденной к кровати, как к кресту.
Ее зрачки расширились. Стараясь высвободиться, Кензи извивалась, выгибала спину, даже попыталась пнуть его коленом – тщетно, руки у него были что стальные клещи.
– Тихо, тихо, милая, – прошептал он, – не надо меня бояться. Я ничего тебе...
Что-то в его голосе заставило ее подчиниться. Она перестала сопротивляться и откинулась на подушку. Он отпустил ее.
– Вот так-то лучше...
На смену испугу пришло какое-то неведомое ей ранее возбуждение.
– О Господи, – простонала Кензи, – раздень меня, Ганс! – Глаза ее заблестели. – Если ты не возьмешь меня, я, наверное, с ума сойду!
– Терпение, Кензи, – мягко проговорил он и, обхватив ее лицо обеими руками, прижался ко лбу. – Ты очень красивая и страстная. Да, да, очень, – повторял он, поглаживая пальцами ее щеки. – Но кое-чему тебе надо еще научиться.
– Чему же? – хрипло спросила она.
Он начал разматывать платок, завязанный у нее на шее.
– Тому, что любовь – это искусство. А подлинное искусство не терпит суеты.
Огонь, полыхающий у него в глазах, перекинулся на нее.
– Так научи меня! – жарко прошептала она. – Я буду прилежной ученицей!
Желание, первобытное желание сделало ненужным дальнейшие слова. Он прижался к ее губам, впитывая их сладкую влагу.
Кензи задохнулась. Его губы обжигали, она страстно вдыхала головокружительный мужской запах, отдаваясь восторгу его ласковых прикосновений. Он пробежал кончиком языка по ее губам, толкнулся в зубы, требуя входа.
Стискивая его руки, она двинулась ему навстречу, и, повинуясь только им двоим слышной музыке, их языки затеяли немыслимый танец.
Лишь бы он не прекращался, мелькнуло в затухающем сознании Кензи.
– Еще, еще, – прошептала Кензи, чувствуя, что он пытается освободиться, – О, Ганс...
– Ш-ш-ш. – Он прижал ей палец ко рту. – Знаешь, чего мне сейчас больше всего хочется? – Его глаза странно светились в темноте.
Кензи медленно покачала головой.
– Чего?
– Тебя, – просто ответил он.
Дрожа всем телом, она откинулась на подушку и прижала к себе его голову, а он целовал ее грудь. Внезапно все смешалось – струи прохладного ночного воздуха, жар тел и даже электрический треск его волос, рассыпавшихся шелковой гривой у нее по лицу.
– О, Ганс, – выдохнула Кензи, еще сильнее притягивая к себе его голову, – Ганс...
Она не отрываясь смотрела на него бешено сверкающими глазами.
– Пусть эта ночь никогда не кончится!
Глава 20
Легкая болтовня. Смех.
Зандра и Карл Хайнц раскладывали по полочкам минувшие вечер и ночь – сначала прием, потом танцы в клубе. И все меньше удавалось им скрыть внезапно вспыхнувший взаимный интерес.
На Четырнадцатой включился зеленый, и «бентли» рванулся через залитый водой перекресток, рассекая воду, словно быстроходная яхта. Затем скорость снова упала, и машина плавно свернула на Первую авеню, попав в зеленый коридор до самой Двадцать третьей.
– Зан...
– Хайн...
Они заговорили одновременно, одновременно же замолчали и, встретившись взглядом, рассмеялись.
– Что ты хотел сказать, Хайнц?
– Нет, ты первая.
– О Господи, ну какая разница? Ладно, надеюсь, ты сегодня не скучал. То есть...
Карлу Хайнцу не терпелось поделиться с Зандрой своими истинными чувствами, признаться, что теперь он совершенно по-новому на нее смотрит, ощущает привязанность, хочет сблизиться еще больше, но в последний момент он одернул себя: не надо торопиться, а то еще испугается. А уж этого ему хотелось меньше всего.
– Ну что ты, Зандра, это был потрясающий вечер. – Он взял ее за руки. – Надо бы повторить как-нибудь.
– О, Хайнц, это было бы... это было бы чудесно! Нам о многом надо поговорить.
Ее лицо в мелькающих уличных огнях выглядело таким невинным – таким беззащитным и прекрасным, – что его неудержимо потянуло ее обнять. Но и на сей раз он удержался.
– А ты, Зандра? Каково было танцевать со стариком кузеном?
– Ну что ты болтаешь, Хайнц! – засмеялась она. – Какой же ты старик? Нет, все было замечательно. Первый класс!
И верно, подумала Зандра, давно ей не было так славно. А Хайнц не просто привлекательный мужчина, он... как бы это сказать... словом, неотразим.
«Бентли» притормозил у дома Голдсмитов. Шофер обогнул машину и открыл заднюю дверь.
Зандра удержала Карла Хайнца.
– Не беспокойся, милый, сама добегу. Надеюсь, скоро увидимся. – Она невинно чмокнула его в щеку.
Карл Хайнц ответил ей тем же.
– На днях позвоню.
– Пока!
– Ваше высочество? – послышался почтительный голос шофера.
– Да?
– Куда теперь прикажете?
– Куда? – засмеялся принц. – Да домой, наверное.
Переступая порог просторной квартиры на верхнем этаже Аукционной башни, он услышал, как внутри заливается телефон.
Поспешно заперев дверь, Карл Хайнц бросился к трубке – слуга на ночь уходил. Йозеф был воспитан в старой европейской традиции и даже гордился тем, что точно знает, когда ему надо быть под рукой у хозяина, а когда лучше не показываться.
Карл Хайнц не удержался от улыбки. Уж сегодня-то Йозеф точно просчитался. Нынче не предвидится ни выпивки, ни женщин, ни музыки.
Над телефонным столиком Карл Хайнц обнаружил приколотую к стене записку. Узнав почерк Йозефа, он быстро пробежал ее глазами.
«Ваше высочество,
из Аугсбурга несколько раз звонила принцесса Софья. Говорит, дело срочное. С почтением, Й.».
Карл Хайнц нахмурился и, отдернув манжету, посмотрел на часы. Если верить его золотому «Ролексу», в Германии сейчас восемь утра, так что, пожалуй, можно и позвонить сестре.
А впрочем, подумал он, прислушиваясь к продолжающимся звонкам, может, это она сама дозванивается.
– Да?
Последовало молчание, затем послышался голос с сильным немецким акцентом:
– Ну, слава Богу, наконец-то!
Карл Хайнц не ошибся. Звонила сестра.
– Я весь день стараюсь тебя поймать, – пожаловалась она. – Весь день! – повторила Софья, словно он недослышал.
– Я только что вернулся и как раз собирался тебе позвонить, – спокойно ответил Карл Хайнц. – Что за пожар?
Но Софья еще не насладилась ролью невинной мученицы.
– Право, Хайнц, – засопела она, – а то мне делать больше нечего, кроме как разыскивать тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71