— Нет! Нет!
Арман-Луи повернулся к Магнусу:
— Пойдите и приведите посланца барона сюда, — приказал он.
Гугеноты, столпившиеся вокруг де ла Герша, пожимали ему руки и обнимали его. Лица солдат светились энтузиазмом. Появился посланец барона.
— Совещание окончено, месье, — обратился к нему Арман-Луи. — Я обещал вам, что через четверть часа мы дадим вам наш ответ: отправляйтесь и доложите Жану де Верту, что мы будем драться до последней капли крови.
Офицер окинул взглядом собравшихся:
— Это беспримерная храбрость, я восхищен вами. Если в шведской армии много таких солдат — она непобедима!
Вид людей, окружавших его говорил о том, что настаивать было ни к чему. Парламентеру развязали глаза и проводили на окраину деревни, где его ожидал трубач с белым флагом.
— Сеньоры, к оружию! — скомандовал Арман-Луи, — и пусть все, что нас разделяло когда-либо, исчезнет; быть может мы больше не увидимся!
Драгуны выровняли ряды, воцарилась тишина.
— Итак, мы готовы! — воскликнул Коллонж, бледный от волнения, и первым вытащил шпагу.
Через мгновение выстрелы загремели по обе стороны деревни.
27. Голос пушек
В то время, как после переговоров возобновились военные действия, Адриен и Диана находились в одном из домиков деревни. Г-н де ла Герш поместил их туда, так как домик, невысокий и толстостенный, казался прочным как камень.
Девушки ждали и молились, не переставая. В доме также находился старый охотник, сидевший у постели ребенка, которого одолевала лихорадка. Превозмогая усталость, мужчина поднялся и, глядя на них глазами, в которых была усталость, заговорил:
— У меня было два сына и дочь. Сыновья погибли под пулями шведов, защищая честь своего отца. Дочь, не выдержав этого, ушла в монастырь. Бог не уберег её, она умерла от неизлечимой болезни. Все, что у меня осталось — это вот этот бедный мальчик. Я вас ненавижу, в вас течет гугенотская кровь. Но вас преследуют, и я вам помогу. Не бойтесь, я вам не сделаю ничего плохого.
И он сел с мрачным видом у постели ребенка.
Адриен подошла к постели малыша и взяла его за руку. Ребенок посмотрел на неё и руки не убрал.
— Бог милостив к тем, у кого доброе сердце, — сказала девушка, — надейтесь, и он спасет мальчика.
Нужно сказать, что в те времена, Адриен жила в Гранд-Фортеле, она научилась лечить травами. К ней обращались как слуги, так и жители окрестных деревень. Адриен изучила свойства многих трав, умела их применять. В конце концов её доброта согрела сердце ребенка. Мальчик уже скучал в её отсутствие, хотел, чтобы девушка постоянно находилась с ним.
Взяв обещание с ребенка слушаться её, Адриен приготовила настой из трав, произрастающих в окрестностях деревни, и хотела напоить им мальчика. Увидев это, старый охотник протянул руку с намерением разбить стакан с лекарством.
— Нет, не нужно, — прошептал ребенок, — эта женщина мне желает добра.
И, приникнув губами к кружке, он выпил лекарство.
К вечеру ребенок спокойно заснул, его дыхание стало спокойным, и к утру его состояние намного улучшилось. Проснувшись, он увидел Адриен, сидевшую у изголовья кровати. Мальчик схватил её за руку:
— Мне приснилось, что меня обнимает моя мама, и она была похожа на вас!
Охотник приподнялся, обеспокоенный. Адриен посмотрела на него с нежностью:
— Бог будет милостив, ваш ребенок выздоровеет, — произнесла она с улыбкой.
Ребенок снова заснул, держа девушку за руку.
Все это происходило в тот момент, когда посланник Жана де Верта достиг своего лагеря, и возобновилось сражение.
Битва продолжалась до вечера. Время от времени пуля ударяла о крышу домика. Диана осторожно вышла, чтобы посмотреть на происходящее вокруг. Два огромных темных облака поднимались с обеих сторон над деревней, изредка освещаемые вспышками огней. В амбар, стоящий поблизости, солдаты сносили раненых.
— Прощай, — говорил раненый тому, кто его нес.
— Прощай, — отвечал ему товарищ и возвращался на поле боя.
Увидев эту картину, Адриен и Диана поспешили к раненым, чтобы оказать им посильную помощь.
Но иногда они уже не могли им ничего дать, кроме причастия.
Наступила ночь, атаки имперцев стали менее частыми. Чувствовалось, что они уже выдохлись. Потери были большими с обеих сторон. Передний фронт несколько раз менял свои позиции, и Вольрас вынужден был постоянно подтягивать новые резервы, на смену погибших.
Г-н де ла Герш проехал по всем постам и везде он находил мужество и смелость. Но теперь ни месье Арранд, ни кто-либо другой не говорил: «Кто знает?»
— Нужно прикинуть, сколько ещё мы сможем продержаться, — воскликнул Коллонж при виде г-на де ла Герш. — Если каждые двадцать четыре часа мы теряем тридцать человек, сколько же нужно времени, чтобы погиб последний?
— Я не силен в арифметике, — отвечал, улыбаясь Сан-Паер.
Настал час тяжелых испытаний; самые молодые и горячие головы склонялись перед трудностями. Солдаты в минуты передышки мечтали о далекой родине, которую, быть может, не увидят больше, о тех, кого любили, и голоса которых больше не услышат. Скупые слезы катились по щекам, и припев знакомой песни изредка прерывал тишину ночи.
Неутомимый Магнус не уставал каждый раз после сражения обходить окрестные заросли, пытаясь обнаружить хоть какой-нибудь проход, но везде тянулись непроходимые топи и болота.
Возвратясь, с очередного обхода, Магнус подошел к г-ну де ла Гершу и проронил, опустив голову:
— Бог всему хозяин.
Один Рено сохранял видимость спокойствия.
Сражение утихло. Рено поспешил к Диане и забыл обо всем. Когда она напомнила об их тяжелом положении, он улыбнулся:
— Боже правый, моя дорогая, неужели вы думаете, что я приехал из Ла-Рошели, чтобы трепетать перед германцами?
Но при первых пушечных выстрелах г-н де Шофонтен возвратился на свой пост и больше не покидал его.
Все проходило также, как в тот день, когда посланник Жана де Верта предложил им сдаться; но на третий день, к удивлению французов, утреннего грома пушек не раздалось.
Рено заметил с иронией:
— Имперцы приберегают свою музыку для того, чтобы приветствовать солнце.
Но вот уже и солнце взошло, а в лагере имперцев стояла тишина.
Нетерпение овладело Магнусом и Каркефу. Каждый со своей стороны, они выскользнули из лагеря.
Все вражеские часовые были на местах. Вдалеке они заметили Жана де Верта, верхом на лошади, объезжавшего свои посты. Рядом с ним была мадам д`Игомер. Они о чем-то беседовали.
— Вот что не сулит ничего хорошего, — подумал Магнус.
Белая ракета взмыла вверх со стороны равнины, ракета красного цвета ответила со стороны холмов.
Магнус возвратился в расположение своих войск. Г-н де ла Герш ожидал его донесения. Там же был и Каркефу, отдававший распоряжения солдатам.
— Такое впечатление, что нас хотят взять измором, — предположил Магнус.
— Сеньоры, — ответил Каркефу, — пока битва прекратилась, мы можем позавтракать.
Для Каркефу это был вопрос, который требовал разрешения. У него сложилось свое мнение насчет съестных припасов в деревне. Все, что можно было найти из провизии, было надежно спрятано. Казалось, все запасы должны были давно кончиться. Но этого не происходило. Наоборот, в деревне наблюдалось что-то вроде чуда. Драгуны, рыщущие повсюду в поисках еды, были удивлены огромным количеством кур, появившихся на птичьих дворах. Быки и коровы спокойно паслись, привязанные веревками.
— Это какое-то чудо размножения, — удивлялся Каркефу. А чудо это проистекало из того, что Магнус хорошо выполнял приказы своего командира: полный кошелек Магнуса был готов оплатить все золотыми монетами. Деревня из бедной постепенно превращалась в процветающую.
Каркефу, успокоившись, занялся живностью. Более крупный скот он отбирал в сторону. К полудню, когда пиршество было в самом разгаре, выстрелов пушек ещё не было слышно.
Магнус решил проверить болото со всех сторон, следуя то пешком, то на лошади. Но, несмотря на все старания, пересечь болото ему так и не удалось. Вернувшись в лагерь и падая от усталости, Магнус решил передохнуть.
Наступил вечер. Ни единой пули не обрушилось на деревню.
Драгуны ужинали, молодые солдаты беседовали между собой, пожилые озабоченно молчали.
Неизвестность казалась им более тяжелым испытанием, чем предстоящая битва.
Г-н де ла Герш понимал, что как бы ни были обильны запасы в деревне, они когда-нибудь кончатся, и нельзя было думать о том, чтобы их каким-то образом пополнить.
Драгуны спокойно отдыхали, завернувшись в плащи; каждый из них про себя обращался к Франции. Вдалеке, в сумерках, горели огни, зажженные людьми Жана де Верта вокруг его лагеря. Снова белая ракета взвилась в воздух с правой стороны; две красные ракеты ответили ей с левой.
— Завтра мы узнаем, что это означает, и когда мы это узнаем, смерть будет перед нами.
Когда ночь опустилась перед деревней, Арман-Луи приказал своим солдатам усилить охрану передних постов и отправился с м-ль де Сувини.
Он нашел её, играющей с ребенком охотника; лихорадка уже прекратилась, отец, усевшись в углу, смотрел по очереди то на иностранку, то на малыша. Умиротворение читалось в его взгляде. Смех ребенка слышался то и дело и, казалось, наполнял дом радостью.
Охотник благоговейно приложил край платья Адриен к своим губам. Заметив Арман-Луи, он решил удалиться.
— Итак, какие новости? — спросила де ла Герша м-ль де Сувини, усадив ребенка на колени.
— Я полагаю, что враг выдохся и собирает силы для новой битвы, — отвечал де ла Герш, давая понять, что он не желает больше говорить о неприятностях.
Он присел рядом с Адриен и они ещё долго разговаривали в тишине. Арман-Луи старался улыбаться и отвечать так, как будто они были в замке Сен-Вест, но тем не мене, он постоянно прислушивался к звукам, доносящимся снаружи, ожидая сюрприза.
— Что-то беспокоит вас, мой друг, а вы не хотите мне сказать, — говорила Адриен своему возлюбленному, заметив его озабоченный взгляд.
А так как Арман-Луи не отвечал прямо, она решила, что он от неё что-то скрывает.
— Бог всему хозяин, — отвечал ей де ла Герш, — быть может, завтра мы примем нужное решение, а пока — не думайте ни о чем…
Ночь прошла без сюрпризов. Новый день начался. Казалось, ничего не поменялось в лагере имперцев, лишь слева и справа от дороги, идущей с полей, были вырыты окопы, которых раньше не было. С другой стороны деревни земля была вспахана и это тоже внушало опасения. Магнус, нахмурив брови, встретил взгляд де ла Герша и отвел свой, не говоря ни слова.
Г-н де ла Герш хлопнул его по плечу:
— Ты видишь? Как ты это объяснишь?
— Сеньор, — отвечал старый солдат, — мы победили в Магдебурге и в замке Рабеннест… мы выиграли сражение в Драшенфельде… но я думаю, что здесь мы найдем свою могилу.
Солнце было уже высоко, когда тот же самый офицер, который приходил в первый раз, появился, как посланник, у аванпоста.
— Ночь иногда приносит разумное решение, — сказал он г-ну де ла Герш, — мы вам дали две. Вы подумали?
— Да!
— И вы решили отступить?
— Нет!
Чувство глубокого сожаления появилось на лице баварца.
— Может быть на вашем месте я бы сделал то же самое, и тем не менее, мое сердце содрогается при мысли о благородной крови, которая должна пролиться.
— Все наши сроки прошли, месье; теперь прольется та кровь, которую пожелает Бог.
Арман-Луи сам проводил посланника до лагеря, затем каждый из них направился к своим войскам. Драгунам стало ясно, что страшный день настал.
Как только парламентер вошел в свой лагерь, звук трубы раздался с той стороны, где командовал Жан де Верт, и почти сразу же белое облако дыма заволокло дорогу. Ядро, свистя, пролетело сквозь ветви деревьев к груде камней и разорвало напополам драгуна, в двух шагах от де ла Герша проверявшего свое оружие.
Еще один звук последовал за первым — и тяжелое ядро, летевшее из долины, достигло деревни и обрушило дерево на порог одного из домов.
Гугеноты поняли, наконец, почему Жан де Верт дал им три дня отдыха: за это время подвезли тяжелые пушки.
— Я думаю, что скоро мы увидим имперцев поближе, — предположил Рено.
Пушки, а их было четыре, по две с каждой стороны, били не переставая. Разрушения, причиняемые бомбардировкой, становились все ужаснее, но это не испугало драгун.
Часть французов, сгруппировавшись вокруг де Шофонтена, попытались продвинуться вперед по дороге, под непрерывным огнем, круша имперцев направо и налево.
Бой продолжался долго. Не было уже ни поля, ни сада, ни пригорка, где не было бы трупов. Арман-Луи был первым в атаке и последним в отступлении. Магнус не покидал его.
В интервалах между атаками Рено отправился узнать положение у де ла Герша. Арман-Луи в это время обходил посты, чтобы иметь представление о потерях у де Шофонтена. Магнус и Каркефу, пути которых иногда пересекались, беседовали между собой:
— Все идет хорошо, — рассказывал старый солдат, — у нас двенадцать погибших и двадцать раненых… раненые продолжают сражаться.
— У нас дела похуже, у нас побольше свинца и железа. Огонь дышит нам прямо в лицо. Людей становится все меньше.
Гугеноты, обессиленные тяжелыми потерями, отступили от своих передовых позиций.
Арман-Луи собрал бойцов и обрушился на врага, пытающегося проникнуть в деревню через огромные бреши, пробитые ядрами в стенах домов. Внезапно он увидел в гуще сражения Жана де Верта; барон, обуреваемый чувством к Адриен, яростно сражался с драгунами.
— Сюда! — вскричал г-н де ла Герш, отражая удары шпаг, и все больше приближаясь к Жану де Верту.
— Похоже, ты принимаешь меня за авантюриста, такого же, как и ты! Но не забывай, что я генерал армии! — прокричал баварец.
И направил своих солдат туда, где, казалось, их не хватало. Арранд разгадал маневр генерала. Возглавив небольшую горстку солдат, он двинулся в том же направлении. Под сильным ударом гугенотов баварцы отступили, неся потери.
Рено присоединился к Арману-Луи со словами:
— Вот уже четверть часа, как на той стороне нечего делать и я решил присоединиться к вам, оставив командование Сан-Паеру, и посмотреть, что здесь происходит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72