Мрачной безысходной печалью наполнился дом маркиза де Парделана.
Диана не осмеливалась заговорить с Адриен, которая в свою очередь избегала её.
Адриен, вынужденная всякий час вновь видеть своего ужасного жениха, дрожала, едва заслышав его голос. Понятно, что лихорадка изводила жертву. Эти богатства, эти бриллианты, эти драгоценности, эти великолепные украшения, которые Жан де Верт клал к её ногам, — она не смотрела на них. Когда их руки встречались, она дрожала всем телом. Разве могла она хоть на минуту согласиться с мыслью, чтобы навечно соединиться с человеком, которого презирала все больше? В тысячу раз лучше было бы покоиться в могиле. Каждый час, каждую минуту она все больше укреплялась в этом желании.
— Ах, если бы Рено был здесь! — шептала, глядя на Адриен Диана.
— Могла ли я не связать себя этим словом? — глухо отвечала м-ль де Сувини.
— Нет! Но Рено убил бы Жана де Верта! — говорила Диана.
Очаровательная блондинка м-ль де Парделан, щечки которой казались розовыми лепестками, опущенными в молоко, походила на фею, но красивая внешность не мешала ей быть смелой и решительной девушкой. Это была овечка, наделенная от природы львиным сердцем.
Человек, которого м-ль де Сувини никогда прежде не видела, появился на следующий день в доме г-на де Парделана. Он сказал, что приехал от г-на де ла Герш.
— Ах, Боже мой! Вот чего я опасалась! — затрепетала Адриен.
Она стояла в нерешительности, потом, повернувшись к Диане, смотревшей на её, сказала:
— Послушай, я совсем не знаю этого человека. Поговори с ним. Скажи ему всю правду. Скажи, что я люблю Армана-Луи больше жизни и что отчаяние убивает меня.
И она скрылась в своей комнате.
Диана приняла Магнуса. У него было письмо от его хозяина для Адриен. М-ль де Парделан вскрыла его на глазах пораженного Магнуса, который уже понял, что перед ним была не м-ль де Сувини. Закончив читать, м-ль де Парделан скомкала письмо г-на де ла Герш в своих маленьких ручках.
— Вечно он с королем! — возмущенно произнесла она. Что он там делает? Почему он не здесь? Почему он кого-то присылает, когда мог бы приехать сюда сам?
— А как же король, сударыня?
— Причем тут король, когда любят? Возвращайтесь тотчас и скажите господину де ла Герш, чтобы он немедленно ехал сюда! Чтобы был здесь завтра же! Вы слышите, завтра же! Иначе мадемуазель де Сувини будет потеряна для него. Роковое стечение обстоятельств неумолимо вынуждает её отдаться в руки Жана де Верта. И если он спросит, кто вам это сказал, ответьте: Диана де Парделан. Вперед!
— Вот тебе раз! — сказал Магнус. — Молодая девушка, а приказывает как генерал.
Но властный голос Дианы был в то же время таким нежным, что Магнус, не задумываясь, повиновался ему. Впрочем, речь шла о г-не де ла Герш, а имя этого человека обладало силой талисмана для Магнуса.
Вот только что смущало старого солдата, который не признавал ничего, кроме Бога и сабли, так это то, что ему, Магнусу, пришлось служить курьером у любви!
«Кто бы посмел говорить со мной так год назад?», — подумал он.
И Магнус с силой всадил шпоры в бока своей лошади.
В это время м-ль де Парделан, довольная тем, что сделала, вернулась к м-ль де Сувини.
— Ах, вот и ты! Что же ты сказал ему? Чего он хотел? спросила Адриен.
— Он сказал мне, что господин де ла Герш будет здесь через два дня.
— Ах, бедный Арман!
М-ль де Сувини взяла письмо, которое увидела в руках Дианы, и пробежала его. Сквозь слезы она не могла различить слов.
— Боже мой! Больше я его не увижу! — сказала она, падая в объятия Дианы.
— Кто знает! — прошептала м-ль де Парделан.
На следующий день, день исполнения клятвы Адриен, была назначена её свадьба с Жаном де Вертом. Приготовления к церемонии шли полным ходом. Адриен, вся в белом, походила скорее на привидение, вставшее из могилы.
Жан де Верт был одет в роскошный наряд, сверкающий драгоценными камнями.
Приближался час, когда они должны были быть соединены.
Г-н де Парделан смотрел на Адриен глазами, полными грусти и сострадания. Он жалел, что не смог умереть в сражении у эшафота, освобождая г-на де ла Герш, — тогда он не присутствовал бы на этом жертвоприношении женщины, которая доверилась ему и которую он любил. Время от времени какие-то сомнения, какие-то подозрения приходили ему в голову: действительно ли Жан де Верт был спасителем Армана-Луи? Но разве не видел он сам, как барон стоял радом с королем в тот момент, когда Густав-Адольф подъехал к эшафоту?! И к тому же, как честный человек, г-н де Парделан не мог вообразить себе, что можно опуститься до такого гнусного надувательства.
Диану лихорадило так же, как Адриен, только её щечки, вместо того, чтобы быть совсем белыми, как у Адриен, горели огнем. Всякую минуту она прислушивалась или выглядывала в окно.
Магнус же, скача без передышки, примчался к Арману-Луи. В нескольких словах старый солдат рассказал ему о беседе с м-ль де Парделан. Арман-Луи похолодел до мозга костей. И тотчас помчался к Густаву-Адольфу.
— Сир! — обратился он к королю. — Я должен ехать. Речь идет о моем счастье. Решается вся моя жизнь!
Густав-Адольф пожелал узнать, что случилось. Слушая г-на де ла Герш, он вспомнил Маргариту и день, когда он нашел её распростертой на дорожном склоне.
— Пропади все пропадом! Лошадей! Я еду с вами! — сказал король.
Уже следующее мгновение по дороге стрелой неслись трое. Это были: король, г-н де ла Герш и Магнус.
Жан де Верт не сомневался в своем успехе. Роковой час, решительный час наступал. От него его отделяли лишь несколько минут, быстро бегущих, и он отсчитывал их в уме. День своего триумфа Жан де Верт приветствовал радостным сиянием глаз, в которых вспыхивали огоньки гордости.
«Смелее вперед! Смелость всегда права!», — думал он. Когда настало время предстать перед невестой, барон пошел за г-ном де Парделаном, который лично проводил его к м-ль де Сувини.
Какая сила помогала Адриен держаться в тот момент прямо? Скорее всего это было мужество отчаяния, которое заставляет героически сносить все смертельные удары судьбы.
Часы пробили первый удар полудня. Жан де Верт поклонился и подал руку Адриен.
— Еще рано! — воскликнула Диана, уже почти больше не дыша.
Подавшись вперед, она знаком приказала всем замолчать.
С улицы донеслись как будто раскаты грома. Большие ворота дома вдруг слетели с петель, во дворе поднялась страшная суматоха, потом на крыльце, потом на лестнице. Раздался громкий чей-то голос, который возвестил: «Король!»
Дверь галереи распахнулась настежь, и перед всеми появился Густав-Адольф, а рядом с ним г-н де ла Герш. Жан де Верт побледнел.
— Ах! Рено не сделал бы лучше! — воодушевленно произнесла Диана.
Увидев Армана-Луи, Адриен громко вскрикнула:
— О! Не вините меня!.. Он спас вас! — и подбежала к г-ну де ла Герш.
Взгляд Армана-Луи только теперь встретился с взглядом Жана де Верта.
— Кто? — недоуменно спросил Арман-Луи.
— Не вынуждайте меня произносить его имя! — снова заговорила Адриен, в страхе отворачиваясь от Жана де Верта.
— Он?! — вскричал Арман-Луи. — В этом есть какой-то злой умысел, тайна, которую я не улавливаю… Но, слава Богу, я приехал вовремя.
Жан де Верт стал белым как мел: он уже понимал, что все потеряно, но его гордость не смирилась. Адриен видела только Армана-Луи. Он был перед ней, она держала его за руки. Что-то подсказывало ей, что она была спасена.
— Ах, когда мне сообщили, что вас казнят, я едва не обезумела! — сказала она. — Но вот один человек пообещал мне, что спасет вас, но только такой ценой: он просил взамен мою руку… Я противилась этому… но страх увидеть вас поднимающимся на эшафот вынудил меня пойти на это. Я согласилась, потому что все испробовала, но ничего не добилась! Как все случилось потом, я не знаю, но этот человек пришел и сказал мне, что он спас вас, что он вырвал вас из лап смерти, и вот тогда моя рука попала ему в руки. Однако, оказавшись на жертвеннике, я, клянусь вам, я бы умерла!
— Каков подлец! — возмущенно вскричал г-н де ла Герш, заключая Адриен в свои объятия.
— Этот человек лгал! — сказал Густав-Адольф.
Жан де Верт отшатнулся. Густав-Адольф бросил на него испепеляющий взгляд.
— Я удивлен, господин барон, — снова заговорил король, — что нахожу здесь посла Его величества императора Германии, когда я собственноручно ответил ему, что нечего ждать от шведского короля! Объявлена война, сударь. Так возвращайтесь же домой — и самой короткой дорогой! … Я полагаю, что в моем присутствии вы не осмелитесь утверждать, будто вы спасли господина де ла Герш?
Лицо Жана де Верта было бледным, но высокомерным, и он не склонил головы.
— Город погиб! — ответил он пренебрежительно.
— Таким образом, сударыня, — снова заговорил король, — вы не обязаны ничем Жану де Верту. Эта рука, которую он украл, свободна.
— Свободна!.. Я Свободна! — радостно закричала Адриен.
Жан де Верт повернулся вдруг к г-ну де Парделану:
— Самое время узнать, — сказал он резким голосом, сумеет ли человек, которому я спас жизнь на поле битвы, сдержать слово, данное им добровольно. Вы его дали, сударь, а я его вам не возвращаю!
От звука этого раздраженного голоса г-н де Парделан почувствовал, будто острое лезвие кинжала вонзилось в его сердце.
— Разве я что-нибудь сказал, разве я что-нибудь сделал такое, что заставило вас думать, что я об этом не помню? — воскликнул он, взволнованное лицо его выражало неизмеримое горе.
Избавившись от этого кошмара, который убивал её, Адриен приобрела прежнюю храбрость.
— Не мучайте себя! Ведь вы и только вы принимали столько участия во мне и проявляли отцовскую заботу и ласку! — сказала она. — Я сумею остаться верной моему сердцу и моему долгу. Теперь, когда я взрослая, не правда ли, я могу свободно распоряжаться моей рукой сама? И оставаясь до сих пор подданной французского короля, разве я не вольна в Швеции отказать в ней тому, кто её требует?
— Все верно, — ответили одновременно Густав-Адольф и г-н де Парделан.
— Ну так вот! Я подожду. И если у господина де ла Герш будет на сердце то же, что и у меня, через два года я буду его женой… И это единственное, в чем я готова до конца противиться вашей воле, отец мой!
— Прекрасно! — воскликнула Диана.
— Два года?! — задумчиво проговорил Жан де Верт. — Этого времени более чем достаточно, чтобы завоевать Швецию… Я тоже подожду!
Арман-Луи и король шагнули к нему.
Жан де Верт, который никогда не знал страха, посмотрел поочередно им в лицо, а потом стукнул по гарде своей шпаги, где был подвешен темляк, вышитый Адриен, и сказал:
— Господин граф, если вы хотите назвать мадемуазель де Сувини графиней де ла Герш, попробуйте развязать бант темляка, который я ношу на своей шпаге. Только в таком случае я скажу вам: «Она ваша!». А до сей поры, позвольте мне напомнить вам это, мадемуазель де Сувини была названа моей невестой тем, кто заменяет ей отца!
Эти слова говорил уже не авантюрист, но капитан, доказавший свое звание в сотне сражений.
— Ах, такой ход дела для меня предпочтительней! — ответил Арман-Луи. — Итак, сударь, вы обещаете вернуть господину де Парделану слово, которое он вам дал, если моя протянутая рука сорвет бант темляка у вашей шпаги?
— Клянусь вам! И в подтверждение этому я бросаю перчатку к вашим ногам!
— Значит, война! И война непримиримая! — вскрикнул г-н де ла Герш, лихорадочно подобрав перчатку.
— А что касается вас, Сир, — продолжал Жан де Верт, теперь уже обращаясь к королю, — в Германии найдется поле для битвы… До скорого свидания!
И он неторопливо удалился, держа руку на гарде шпаги.
27. Возвращение блудного сына
Во времена, о которых идет речь, весной 1630 года, Европа представляла собой сцену из спектакля, где все было в брожении. Религиозная реформа, начатая Лютером и продолженная Кальвином, внесла в старое католическое общество средних веков элемент, который ускорил его разложение. Для некоторых европейских суверенов это являлось предлогом к тому, чтобы разорвать отношения, которые связывали их с Римским двором, и присвоить все те огромные богатства, что принадлежали аббатствам, монастырям, епископствам. Народ принимал все это как призыв к мятежам и восстаниям. Так же угроза, которая нависла над всемогуществом церкви, нависла и над королями в их пурпурных мантиях. Подвергнув сомнению непогрешимость римских пап, последствия чего были пока ещё не заметны, народ а деле уже начал выступления. против неограниченной власти монархов.
Все связи были прерваны или ослаблены: великие кровавые войны уже прокатились по Франции, по Стране Басков, по Германии, Польше, по Венгрии. Некоторые города по двадцать раз переходили из рук в руки, опустошались провинции, падали короны, свергнутые короли едва ли не превращались в бродяг, авантюристы вдруг становились хозяевами огромных территорий, архиепископств. Там и сям вспыхивали бунты, и казалось, что никто от Вестфалии до Пиренеев, от Балтийского моря до берегов По не может поднять настоящую армию.
Война в Германии не прекращалась несколько лет. Тому было несколько причин: властолюбие одних, религиозные верования других, безысходная нужда и нищета, — но живучесть стремления к свободе, многочисленные территориальные претензии, спесь и упрямство Габсбургского Двора (который намеревался соединить в единую монархию раздробленные части пространной империи и таким образом хотел осуществить при Фердинанде II заветную мечту Карла Пятого), распри, порожденные религиозными реформами, зависть принцев, нетерпение и гнев народа уже увлекли Германию в бурный водоворот Европы. Порой казалось, что эта война, принесшая столько бедствий, вот-вот выдохнется, но вдруг обнаруживались новые очаги её активности.
Всюду царила разруха: погромы, грабежи, пожары, резня. Фердинанд поднимался против Фредерика, курфюрст Саксонии против курфюрста Бранденбурга, Австрия против Богемии, Испания против Голландии, шведы против поляков, Дания против Империи, а по разгромленным провинциям рыскали взад и вперед командующие армиями, такие как Мансфельд, Кристиан, Брунсвик, Торквато Конти, Валленштейн, сопровождая эти свои прогулки грабежами равно страшными как для их сторонников, так и для их врагов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72