— живо продолжил Арман-Луи.
Мадам д`Игомер обменялась взглядом с Валленштейном и тот остался.
— Две женщины были взяты в плен имперскими отрядами в Магдебурге, — продолжал де ла Герш. — Это мадемузель де Сувини и мадемуазель де Парделан. Если это необходимо — я готов переговорить о размере выкупа за них.
— Граф Тилли умер и много изменилось, — отвечал Валленштейн, глядя высокомерно на г-на де ла Герш. — Сегодня мы имеем больше золота, слава Богу, чем нужно для нужд нашей армии.
— Если вы их держите в качестве военнопленных, месье герцог, давайте обговорим условия обмена.
— Знаете ли вы, что в шведском лагере находится несколько германских принцесс? Назовите их имена, тогда посмотрим.
— О! — воскликнул Рено, кровь которого начала закипать в жилах. — Думаете воевать из-за женщин?
Валленштейн нахмурил брови. Мадам д`Игомер решила вступить в беседу.
— Эти сеньоры, наверное не знают, что мадемуазель де Сувини и мадемуазель де Парделан находятся под покровительством папского легата. Нужно сказать, что девушки начинают постепенно открывать сердца святой правде нашей веры. Отдать их опять в руки людей, погрязших в ереси, — это невозможно. Политика и кровные узы должны подчиниться религии.
— Мадемуазель де Сувини католичка? — воскликнул г-н де ла Герш.
— И мадемуазель де Парделан тоже? — подхватил г-н де Шофонтен.
— Кстати, то, что они обручены с графом де Паппенхеймом и бароном Жаном де Вертом, подтверждает мои слова.
Арман-Луи и Рено застыли от удивления. Паппенхейм и Жан де Верт были перед их глазами. Красный бант, завязанный рукой м-ль де Сувини, красовался на шпаге Жана де Верта.
— Как, вы? — воскликнул г-н де ла Герш, обращаясь к Паппенхейму.
— Я не знаю, что обещала мадемуазель де Парделан маркизу де Шофонтену, — заговорил Паппенхейм, — но я знаю только, что в качестве графини Маммельсберг она подчинилась императору Германии и дала слово обвенчаться со мной.
— О! Вы все-таки остались человеком Гранд-Фортели! — прошептал г-н де ла Герш, все ещё не веря своим ушам.
Лицо графа де Паппенхейма залилось краской, но, сделав над собой усилие и высокомерно подняв голову, он произнес:
— Я думаю, что перед вами тот же человек, которого вы встречали в Магдебурге!
— Предатель! — только и мог произнести Рено.
Паппенхейм, мертвенно-бледный, измерил его взглядом и произнес:
— Это будет стоить жизни одному из нас!
— Итак, что же мешает нам? Разве при вас нет шпаги? Разве мы не встречались много раз? О! Вы меня ненавидите так же, как я вас презираю, то, я уверен, что вы жаждете мести! Я готов!
— Я иду за вами! … Идемте!
Паппенхейм уже сделал шаг, когда Валленштейн остановил его:
— Я запрещаю вам делать это! Кто командует здесь? Кто является представителем императора? Если маркиз де Шофонтен забыл, то я напомню, что пока я остаюсь хозяином Нюрнберга! Опустите оружие, великий маршал. Армия требует вашего присутствия здесь и вы не можете без моего приказа подвергать себя опасности! Вы будете поступать, как вам нравится, когда встретите своего противника на поле боя. До этого вы должны повиноваться мне!
Весь дрожа от волнения, Паппенхейм с досадой всунул в ножны свою наполовину вытянутую шпагу.
Арман-Луи пожал руку Рено. Тот даже не ответил на пожатие. Валленштейн обвел ассамблею взглядом. Все молчали, только мадам д`Игомер улыбалась.
— Я думаю, что совещание окончено! — произнес герцог Фринланд.
— Это все, что вы имеете нам сказать? — спросил г-н де ла Герш. — Я говорю здесь от имени и по поручению Густава-Адольфа и я требую справедливости!
— К сожалению, сеньор, я не могу ничего к этому прибавить!
Г-н де ла Герш понял, что сейчас придется отступить. Проходя мимо Паппенхейма, он произнес:
— Вы обещали мне следить за мадемуазель де Сувини, но не выполнили своего обещания! Теперь прощайте, граф!
— Прощайте, сеньоры! — отвечал Паппенхейм.
На протяжении всего разговора мадам д`Игомер все время улыбалась, Жан де Верт поправлял усы. Все продолжали молчать.
«Нужно увидеть капитана Якобуса и послать с ним записку моему другу Матеусу! — подумал Жан де Верт. — Скорее всего два дворянина поспешат в замок. Нужно, чтобы они не застали его врасплох.»
Рено постарался ничем не выдать чувств, переполнявших его душу.
Взгляд г-на де ла Герш говорил о том, что тот чувствовал то же самое. К несчастью их гнев не имел выхода. Выдержанность обоих и надменность Валленштейна не позволяла им тут же взяться за оружие. Нужно было переждать. Наступит время, когда они возьмутся за оружие. О графе де Паппенхейме не было сказано ни слова. Его предательство было очевидным.
18. Маленький домик в Нюрнберге
Наступил вечер. Г-н де Шофонтен прогуливался перед домом, в котором они расположились вместе с г-ном де ла Герш. Он был вне себя от ярости от того, что только что произошло. Неожиданно перед ним появился паж и предложил следовать за ним.
— Куда ты меня ведешь? — удивленно спрашивал Рено, не желавший новых приключений.
— Туда, где вы не будете сердиться, — отвечал паж. Каркефу был уже тут как тут:
— Месье маркиз, у меня сложилось впечатление, что в этой стране небезопасно ночью… Лучше не стоит рисковать, оставайтесь дома.
— Речь идет о мадемуазель де Парделан, — прошептал паж на ухо Рено.
— О! Пойдем скорее! Поспешим! Веди меня, я иду за тобой!
Рено уже не шел, а бежал за пажом, все ускорявшем шаг.
Каркефу решил оставить кость, которую с удовольствием обгладывал, и поспешил за хозяином.
Рено шел, не поворачивая головы. Скоро они вышли из города, прошли по извилистой дорожке и углубились в лес. Через несколько шагов перед ними открылась широкая просека, в конце которой можно было разглядеть небольшой павильон.
Рено и паж вошли туда. Каркефу, тем временем, занял удобную позицию около павильона, чтобы при первой возможности броситься на помощь хозяину.
Рено тем временем миновал темную лестницу, паж держал его за руку; под ногами пружинил толстый ковер. Он приглушил звук его шагов. Сердце Рено громко билось и мешало дышать.
«Диана! Сейчас я увижу Диану!» — стучало в его груди.
Откинулась портьера — и в будуаре он увидел мадам д`Игомер, освещенную неясным светом.
Рено машинально сделал шаг назад.
— Вы испугались женщины, месье маркиз? — спросила она.
— Я думал, что речь идет о мадемуазель де Парделан!.. Это предательство! — гневно произнес Рено.
— Вас не обманули, речь, действительно идет о мадемуазель де Парделан. Но кто сказал, что вы должны её увидеть?
Говоря это, мадам д`Игомер дрожала. Никогда раньше Рено не видел её такой бледной и такой взволнованной, разве что в последний день своего пребывания в Сан-Весте. Она была всегда такая спокойная и выдержанная, а сейчас, казалось, она потеряла самообладание. Ее белое платье ещё больше оттеняло её волнение. Лоб и щеки д`Игомер были мертвенно-бледны.
Рено отодвинул портьеру, готовясь уйти. Мягкий и вкрадчивый голос мадам д`Игомер остановил его:
— Чего вы боитесь? Ведь здесь только женщина и ребенок!
— Я не боюсь никого, тем более женщин! — с достоинством произнес Рено.
— Если вы хотите сказать, что от меня зависит участь мадемуазель де Парделан, то это правда, но, чтобы она завтра оказалась на свободе — это зависит только от вас! — продолжала Текла.
— От меня? Что я должен делать? — с готовностью произнес молодой человек. — Я готов отдать за неё жизнь!
— Я это хорошо знаю, но зачем мне об этом говорить? — перебила мадам д`Игомер. — О! Вы выбрали неправильный путь, усугубляя рану в моей душе.
При этом Текла, опустошенная, упала в кресло, лицо её было белее мела. Слезы (а они были настоящими в этот раз) полились из её глаз.
Рено был вынужден поддержать её и почувствовал, как она дрожит.
— Если вы желаете этого, я посвящу свою жизнь вашей защите!
— Послушайте! — нашла в себе силы мадам д`Игомер и продолжила разговор. — Я думала, что я сильней, чем есть на самом деле. Я была уверена в своей ненависти к вам… Но, увидев вас, я поняла, что в моей душе зажглось какое-то пламя…в моем сердце зародилось неведомое доселе чувство! Забытые эмоции вдруг заполнили меня. Долгие месяцы печали, наполненные мыслью о мщении, мои мечты и мои страдания, мои слезы и мое отчаяние вдруг исчезли и ничего не осталось, кроме вас…
На мгновение Текла замолчала. Смешанное чувство удивления и грусти наполнило душу Рено, он хотел заговорить, но д`Игомер остановила его.
— Поверьте мне, — продолжала она. — Я буду такой, какой вы захотите; я буду вашей спутницей в жизни, верной женщиной, опирающейся на вашу руку; я буду вашей служанкой и никто не будет вам больше предан, чем я. О! Какой я буду счастливой, если вы мне позволите быть с вами!.. Если вы хотите, чтобы я полюбила мадемуазель де Парделан, и я на это согласна… но полюбите и вы меня. Если вы не в силах сделать это, откажитесь сразу, не мучайте меня! А помните ли вы о тех днях, проведенных вместе со мной? Помните ли те длинные ночи? О! Если вы их уже забыли, то мое сердце их ещё помнит!
Вы не знаете, как я вас любила тогда! Увы! Я не знала ещё тогда этого сама! Видите, что вы со мной сделали, в какую пропасть я опустилась! Я помню о счастье, испытанном однажды — и я прошу вас об этом помнить! Возьмите мою руку и поклянитесь, что никогда мадемуазель де Парделан не будет называться мадам де Шофонтен! Тогда я дарую ей свободу!
— Но я люблю ее!.. Как я могу отказаться от нее? — воскликнул Рено.
— Как! — заговорила возмущенно д`Игомер. — Вы у меня и она не свободна… Да как вы смеете! О! Вы, наверное, сошли с ума!
— Послушай теперь меня, я прошу вас, успокойтесь! Что вы с ней сделали? Вы обратили её в свою веру? Ведь она невинна, как ребенок, ей нет ещё и двадцати лет!.. Неужели вы позволите увянуть ей в слезах и горе?..
— О! Вы думаете, что она одна будет плакать?
— Вы неумолимы!.. что может заставить вас отказаться от своей безумной затеи? Как я могу обидеть ее? Как вы можете мне предлагать подобное? Я не смогу предать её, ведь она говорила мне: «Я люблю вас!»..
— Но разве не эти же слова когда-то сказал мне человек, которого звали Рено?
При этом мадам д`Игомер встала и её лицо приобрело такое же выражение, что и в замке Сан-Вест; это выражение было хорошо знакомо г-ну де Шофонтену.
Прошла минута и по Текле уже нельзя было сказать, что только что она испытала какие-то эмоции. Рено молча шагнул к двери.
— Итак, — произнесла строго мадам д`Игомер, — вы не отказываетесь от мадемуазель де Парделан?
— Нет и никогда этого не сделаю!
— Тогда она откажется от вас!
Рено вопрошающе взглянул на нее, но Текла, казалось, не заметила его взгляда.
— Я вас больше не задерживаю, месье маркиз, — произнесла она, звоня в колокольчик.
На его звон явился паж и мадам д`Игомер приказала ему проводить Рено.
— Теперь, — прошептала мадам д`Игомер, — я передаю это дело в руки Матеуса, моего верного друга.
Рено тем временем вышел из павильона и нашел Каркефу около дерева. На его вопросительный взгляд г-н де Шофонтен произнес:
«Все плохо!»
— Месье маркиз, — отвечал верный друг, — жизнь так длинна, не нужно отчаиваться!
Но, поняв, что сейчас хозяин не в настроении и не захочет отвечать на его философские шутки, молча последовал за ним.
19. Четверо против одного
Условия обмена были подписаны; ничто более не задерживало Армаа-Луи и Рено в Нюрнберге. Вскоре они покинули лагерь Валленштейна. Проехав несколько миль, они повстречали всадника, приветствовавшего их. Это был граф де Паппенхейм. Он был одет в кирасу и широкое пальто. Прежде, чем Арман-Луи и Рено смогли ответить на приветствие, граф был далеко.
Друзья продолжали путь по пустынной местности, где лишь кое-где встречались елочки да редкие кусты. Ехали молча.
Каждый думал о своем. Магнус не забывал внимательно глядеть по сторонам. Рудигер тоже прислушивался к каждому звуку. Каркефу, не терявший присутствие духа в любых обстоятельствах, подумал про себя:
— Если мне вдруг придется умереть, то только не в этой местности. Здесь ужасно холодно и пустынно.
И он поглубже запахнул полы своего плаща. Туман между тем спустился на равнину. Навстречу путешественникам попался всадник, потом второй, третий. Вместе они постепенно удалялись. Магнус бросил взгляд в глубь ущелья, которое они только что миновали. Там он заметил ещё троих солдат, продвигавшихся пешком. Их отделяло от Армана-Луи и Рено сотня шагов.
— Вместе их будет шесть! — подумал Магнус и на всякий случай приказал приготовить пистолеты. Рудигер, тем временем, показал вдаль. Там можно было увидеть ещё несколько всадников, появившихся с другой стороны. Магнус посмотрел вокруг. Теперь они были окружены со всех сторон. Врагов было около двадцати. Все взялись за шпаги.
Количество всадников все увеличивалось. Не было ни домика, ни хижины, чтобы укрыться. Все были готовы к бою, когда вдруг из зарослей выехал всадник со шпагой в руке. Каркефу удивленно вскрикнул.
Всадник улыбнулся, как будто приветствуя друзей:
— Я вижу, сеньоры, что вы сразу узнали капитана Якобуса!
— О! Бандит! — вскрикнул Рено.
— Теперь посчитаемся, месье маркиз! — воскликнул негодяй.
Но в тот момент, когда капитан Якобус уже поднял пистолет, чтобы дать сигнал к атаке (а нападавших было человек тридцать), дорога внезапно заполнилась всадниками. Они быстро окружили нападавших.
— Капитан Якобус! Опустите оружие! — приказал один из них. — Я граф де Паппенхейм!
Капитан Якобус обвел взглядом присутствующих, но силы явно были не равны.
— Да, сеньоры, вас явно больше, но я думаю, что вы совершаете глупость!
Граф де Паппенхейм указал рукой в сторону Нюрнберга.
Головорезы капитана Якобуса собрались вокруг него, ряды кирасир расступились и отряд удалился, подобно стае шакалов, убегающих от льва.
Кирасиры Паппенхейма окружили Рено и Армана-Луи и проводили их до самого конца этого опасного пути. С первыми лучами солнца вдали показался город.
— Шведская армия пред вам, месье! — произнес великий маршал. — Итак, счастливого пути, и, если это будет угодно Богу, мы встретимся на поле боя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72