Черные глаза вспыхнули.– Убийца джихади. У тебя совсем нет чести.– Боюсь ты ошибаешься, даже если бы я убил джихади. Но мы это уже обсуждали, повторяться я не хочу, – я приподнял кончик клинка и показал на меч Незбета. – Вот он, Незбет. Подбери его, если хочешь… танец едва начался.Когда он поднялся, по левой руке потекла струйка крови.– Ты позволишь…– Я человек добрый, – признался я. – Убил я джихади или нет, я не забыл семь лет, которые провел с моим шодо, и выучил все его уроки.– Если я выйду из круга, ты скажешь, что я сдался, – догадался он.– Нет, если я дам тебе разрешение выйти. Такой случай тоже предусмотрен в кодексе.Незбет резко повернулся к своим приятелям, отдыхавшим в тени.– Вы слышали его! – закричал он. – Он позволяет мне поднять меч не сдавая танец!Глупый, глупый Незбет. Неужели у тебя совсем нет головы? Неужели ты даже понятия не имеешь, что такое достоинство и самоконтроль?Хотя с моей стороны глупо об этом спрашивать.Я снова положил меч и вышел с голыми руками на свою строну круга. Почки болели как в аидах, пустой желудок требовал еды и мне очень хотелось облегчиться.Но есть дела неотложные.Незбет вернулся с мечом и застыл у линии, увидев мой клинок.– Но… снова? Бежать?Можно было обойтись и без этого, мы уже начали танец. В таких случаях пробежка была уже не нужна, но и не запрещалась.– Туда, – показал я. – Ты плохо начал. Почему не попробовать еще раз?Он долго смотрел на меня, не понимая, чего я добиваюсь. Потом, нахмурившись, Незбет медленно положил свой меч рядом с моим и вернулся на свою строну круга.– Танцуйте, – сказала Дел.На этот раз он успел схватить меч и почти поднял его, но к тому времени я уже ждал его. Кончик Самиэля щекотал его горло.Я сочувственно щелкнул языком.– Прости, Незбет. Наверное по пути ты поскользнулся на песке, – я наклонился и снова положил меч. – Давай еще раз попробуем.Один из друзей Незбета пошевелился у стены кантины: Осман, Маудин или Хасан: не знаю уж, кто из них кто.– Убей его, – посоветовал он.– Видимо он и пытается это сделать, – объяснил я.Другой Южанин изобразил усмешку.– Нет, Песчаный Тигр. ТЫ убей его.– А-а, – я посмотрел на Незбета. – По-моему им это надоело.Незбет, так и не положивший свой меч, развернулся и нанес удар. Тем самым предав все законы чести. Но похоже, что ни о чести – ни даже о победе – он уже не думал.Он хотел только убить меня.Сталь спела, рисуя дугу на золоте восходящего солнца. Против сияющего диска клинок был ровной черной линией. Я сделал короткий шаг в сторону, поймал запястье и с треском вывернул его, потом подсек, и Незбет упал на песок.А я подхватил меч еще до того, как его владелец приземлился.Я безжалостно смотрел вниз, на глупого клеща Пенджи.– Ненавижу повторяться, но в этот раз, думаю, придется, – я наклонился к нему. – Ты слишком глуп, чтобы убивать.Незбет, весь дрожа, молча лежал на песке. Оно было и к лучшему.– Где она? – спросил я. – Как далеко отсюда?Мальчик молчал. Слезы шока и унижения наполняли темные глаза.– Где она? – повторил я.– Идет, – пробормотал он. – И все ее люди с ней.– Как далеко отсюда?– Может день пути, – он пожал плечами. – Она ездит верхом как мужчина.Времени не было. Я подобрал свой меч, вышел из оскверненного круга и подошел к его друзьям: Осману, Маудину, Хасану. Так или в другом порядке.– Кто следующий?Лица у всех застыли. Потом один слабо улыбнулся.Я бросил ему меч Незбета.– Кто ты?– Маудин. Третий ранг, – он передал клинок молодому танцору меча, стоявшему рядом. ВСЕ они были молодые. – Ты оказываешь мне честь, Песчаный Тигр, но я выучил урок: любой может отказаться от танца.Я посмотрел на следующего.– ТЫ?Он только покачал головой.– Ты? – третий и последний.– Хасан, – просто сказал он. – Меня не устраивает цена.– Да? – я приподнял брови. – Ты не согласен, что можно заплатить любую цену ради получения следующего ранга?– Смерть это не тот ранг, которого я добиваюсь, – объяснил Хасан.– Аиды, мальчик, я не собираюсь УБИВАТЬ тебя! Как же ты сможешь рассказать обо мне всему Югу, если твои кишки растянутся по земле?Белые зубы сверкнули.– Да озарит солнце свою голову.– Так и есть, – я посмотрел на небо, прикинул время, отвернулся. – Значит отложим до другого раза. Когда цена будет стоить риска.Маудин коротко прижал разведенные пальцы к сердцу.– Лучше бы ты убил его. Он лишился своего меча и чести. Для него круг теперь закрыт. Ради чего ему жить?– Может он извлечет из этого урок, – предположил я после недолгого размышления.Второй – Осман? – покачал головой.– Ты сделал его борджуни. Лучше его убить.– Незбет сам себя сделал… – пробормотал я, потом отвернулся и пошел к Делиле.За моей спиной засовещались три тихих голоса.– Такой большой, – пробормотал один.– Сильный, – другой. И за ним третий:– И очень быстрый для такого возраста.Просто так не выиграешь.
Снова в пути. Снова все болит. И Дел это заметила.– Что с тобой? – забеспокоилась она и заставила кобылу догнать жеребца. – Ты совсем… позеленел.– Нужно… остановиться, – выдавил я.Дел сразу остановила лошадь.– Почему ты раньше молчал?– Потому что… нужно было…. ехать….– Мы едем уже несколько часов, – она с тревогой смотрела как я все ниже и ниже склоняюсь над гривой жеребца. – В чем дело?– Просто… нужно слезть… ненадолго… кое-что сделать… – я соскользнул с седла, попытался нащупать землю и для надежности повис на жеребце. – Отойти мне сейчас не удастся, так что я здесь… не возражаешь?Дел смотрела безучастно.– Ну и смотри, – пробормотал я. – Мне уже все равно.– Что ты… а-а.Догадалась. Я покрепче уцепился за жеребца и занялся делом, не забывая ругаться. Результаты меня не удивили. А чего еще было ждать с отбитыми почками?Закончив, я заполз на седло. Дел дождалась, пока скрип седла и мои проклятья затихли, и обернулась.– Что они с тобой делали?– Немного побили, – я прижал руку к пояснице. – У кого-то была очень большая нога.– Нужно где-то остановится и отдохнуть. И как можно быстрее.Я ухмыльнулся.– Мы в середине Пенджи.– Есть оазисы, разве не так? Поселения? Колодцы?Я покосился на нее.– Рядом поселений нет. О воде мы можем пока не беспокоиться. По крайней мере до завтрашнего вечера. Сейчас нам нельзя останавливаться, – я заставил жеребца шагнуть вперед. – Я не доверяю Умиру.Дел поехала за мной, подгоняя кобылу.– Да он сюда не поедет. Ради меня? Забираться так далеко в Пенджу?– У меня предчувствие, что Умир поедет куда угодно, чтобы получить желаемое, – я снова взглянул на Дел. – Ты не знаешь, какой тебя видят люди, Дел. Ты другая, ты от всех отличаешься. Это Умир и собирает.– Никто не знает, каким его видят люди. Ты тоже.– Да, – кисло согласился я. – И видимо Осман, Хасан и Маудин тоже.Дел не поняла.– Это ты к чему?– Так, ерунда, – я подумал и небрежно поинтересовался. – А каким ты меня видишь?– Я?– Ну не кобыла же, – я начал повторяться.Дел уставилась на меня. Потом раздражение прошло, сменившись задумчивостью.– Я вижу внутреннее.– Что?– Внутреннее, – она пожевала губу и нахмурилась, ей никак не удавалось подобрать Южные слова. – Ну, то, что не сверху.Я засмеялся и потер лицо.– Иногда я забываю, что ты Северянка… и Южный язык для тебя чужой.– Иногда ты говоришь такое, что и мне приходится об этом вспоминать.Упрек был ясен. Я кивнул, приняв к сведению.– Так что там внутри? Что не на поверхности?– Под этой кожей настоящий человек.Что-то холодное прижало палец к моей спине. Я чуть не поежился.– А что снаружи?– Ты о чем? – не поняла Дел.– Я чем-нибудь… – я помолчал, – отличаюсь от других людей?– Конечно.Стало еще холоднее.– И насколько отличаюсь?– Ты совсем не такой, как окружающие.– Дел…– А ты как думал? – возмутилась она. – Ты выше Южан, но не такой высокий как большинство Северян. Твоя кожа темнее чем у меня, у Северян, но не такая темная как у Южан. И глаза у тебя зеленые, а не голубые или карие, или изредка серые. У тебя каштановые волосы, не темные и не светлые, – она вздохнула. – Тебе этого достаточно?– Нет.Дел пробормотала что-то на Высокогорном.– Ну еще твой нос.– Мой нос?– Он изгибается наоборот.– Мой нос изгибается наоборот?Она отчаянно пыталась подобрать слова и наконец нашла пример.– Ты видел нос Аббу.– У Аббу на носу зарубка, он был перебит. А у меня нос всегда был целым.– Но ты видел, каким он был, нос Аббу. И много остальных. Все они такие, – она согнула палец крючком.Я проверил мой.– У меня нет горбинки.– Да. Твой более прямой, но все же не такой прямой, как у некоторых племен. Твой нос больше похож на Северный. И скулы не так выделяются, – Дел внимательно изучала меня. – Но мы это и раньше обсуждали. В тебе есть и Южная, и Северная кровь. Как у жителей Границы.Я нетерпеливо кивнул.– Я выгляжу реальным?– Реальным? – она нахмурилась. – Ты уже задавал этот вопрос.– Просто ответь. Я выгляжу реальным?– Ты случайно не хочешь выяснить, похож ли ты на мужчину моей мечты?– поинтересовалась она.– Нет! – рявкнул я. – Ты можешь быть серьезной?– Только не сейчас, – пробормотала она и расхохоталась.Вот вам и еще одно доказательство невозможности общения с женщиной.
Лагерь мы обустроили без лишних удобств: расстелили два одеяла и скомкали – в ее случае сложили – бурнусы вместо подушек. Костер разжигать не стали. Мы лежали на одеялах и упрямо жевали сухую кумфу. И смотрели на звезды.– Значит ты говорил серьезно, – пробормотала она.– Иногда, – пробормотал я не поворачивая головы. Лучше было не двигаться.– Днем. Насчет реального.– Я просто поинтересовался.– Реален ли ты?Я надолго задумался и наконец выдал ответ.– Ты все равно этого не поймешь.– Обещаю не смеяться.– Ну не знаю… Вообще-то мне нравится как ты смеешься.– Пока я смеюсь не над тобой, – Дел улыбнулась небу. – Но иногда мне не удается сдержаться, – она перекатилась поближе и положила голову мне на раскрытую ладонь. – Ты не чувствуешь себя реальным?– Мои почки убеждают меня, что я реален.– Ну вот и доказательство. Боль означает, что ты реален.– Но… – я замолчал, яростно дожевывая последний кусок кумфы. – Я ничего о себе не знаю. У меня нет прошлого.Голубые глаза сразу стали серьезными.– У тебя слишком много прошлого.– Я не об этом. Я не знаю, кто я. Знаю только, что нос у меня наоборот и кожа как коричневый бурнус, оставленный на много лет под солнцем.– Как и у большинства жителей Границы. Ты посмотри на Рашада: у него рыжие волосы.– Я совсем не похож на Рашада.– Почти все жители Границы не похожи друг на друга. В них смешиваются слишком разные краски, – Дел улыбнулась. – Я не дразню тебя, но ты не производишь впечатление человека, который жить не может без прошлого. У тебя же столько талантов. Ты сам делаешь свое прошлое из будущего.Порез дошел до кости.– В Искандаре говорили, что джихади был – и остается – человеком многих талантов.Дел перестала жевать кумфу и внимательно посмотрела на меня.Я потер большой синяк.– И об Искандаре почти ничего неизвестно.– Он умер.Я посчитал.– Восемь дней.– С… а-а, – Дел пожала плечами. – Думаю, ты переживешь десять дней Искандара.– Нет, если Сабра имеет что-то против. Или Умир Безжалостный.– Пусть сначала тебя поймают.– Умир меня поймал.– А ты сбежал, – не сдалась Дел и тут же нахмурилась. – А как тебе это удалось? Ты мне так и не рассказал.Я пожал плечами.– Тут и рассказывать нечего.– Но они избили тебя, а ты освободился.– Не освободился бы, если бы не использовал… – я замолчал.Дел ждала, а потом поняла и даже приподнялась на локте.– Магию, – закончила она.Мне оставалось только тяжело вздохнуть.– В самый жалкий день моей жизни впуталась еще и магия.– Но она помогла тебе, ты сам это сказал.– И из-за нее я таскаю зараженный меч. Я с самого начала от него отказывался, а сейчас… – я снова вздохнул, чувствуя себя очень уставшим, и не закончил. – Аиды, все это неважно.Дел снова легла.– Ты унизил его.– Его? А-а, его. Незбет получил то, что заслужил.– Ты мог просто просто выиграть танец.– А я и просто выиграл! Я дал ему шанс отказаться еще до начала и два шанса сдаться во время танца. А чего ты от меня ждала? Я должен был отрезать ему голову, как ты Аджани?– Нет, – возразила она. – Но…– Но? Так ты хотела, чтобы я убил его?Дел молчала.– Хотела? – настаивал я.Она вздохнула и повернулась ко мне.– Тигр, ты оставил его раненного, злого и униженного. Некоторые люди, после такого, единственной целью своей жизни делают месть. Они плохие враги.– Незбет?– А ты уверен, что он не из таких?Я фыркнул.– С такими врагами как Незбет, я бы прожил вечность.– Я слышала, что говорили те трое. Ты сделал его борджуни. Почему?– Почему я сделал его борджуни? Или просто почему я это сделал?– И то, и другое.– Я его борджуни не делал. Это был его выбор. И он сам его сделал, отказавшись от своей чести, как указывает кодекс, – я вытащил полоску кумфы застрявшую между зубов. – Ты понимаешь, что такое кодекс и что такое честь.– Да.– Когда обученный шодо танцор меча сознательно отказывается от чести ради выигрыша танца или убийства, все отворачиваются от него. Он сам себя изгоняет из круга, – я пожал плечами. – После этого он не обязан становиться борджуни, но я не знаю ни одного танцора меча, который бы согласился растить коз или выцарапывать урожай из Южной пустыни.– Есть и другие занятия.– Да. Можно охранять караваны. Но караванщики предпочитают нанимать настоящих танцоров, а не обесчещенного человека. Они не могут быть уверены в его преданности – он ведь может завести их в ловушку, – я покачал головой. – Нет больше, истиннее свободы, чем быть танцором меча. И нет большего бесчестия, чем нарушить кодекс. Этот проступок будет преследовать человека всю жизнь, каждый день издеваясь над ним, пока все мысли этого человека не повернутся к борджуни, потому что только им все равно. Чтобы стать одним из них, достаточно уметь быстро и легко убивать.– И ты сделал таким Незбета.– Незбет молод. Он мог бы снова пойти к шодо и попросить о переучебе, начать все сначала. Но если у него есть голова на плечах, он вернется туда, откуда пришел и забудет о круге. Танцы – не его дело.– Поэтому ты и сломал ему запястье?– Нет. Хотя может быть. Если честно, я сделал это потому что знал, что другого шанса проучить его у меня может не быть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46