В общем-то она была права. Должен признать, что пообщавшись с Дел, я научился обходиться без представлений и переходить сразу к делу. Отвлекаясь по пустякам, говорила она, человек понапрасну теряет силы и зря тратит время.Теперь, когда я постарел и старые болячки напоминали о себе постоянно, в танце мне приходилось пользоваться любым преимуществом. И к советам Дел стоило прислушаться – дурой ее нельзя было назвать.Танец с Незбетом Дел провела не отступая от своих принципов: быстро поймала и зажала клинок Южанина, не давая ему вырваться, легко отогнала Незбета к тонкой, изогнутой линии и выбила у него оружие. Меч вылетел за пределы круга, а Дел прижала мальчишку к периметру нежнейшим из поцелуев Бореал.– Сколько их? – спросила она. – Кто они? И как далеко отсюда?Темные глаза Незбета совсем почернели от потрясения. Пустые руки сжимали воздух, рот был невоспитанно открыт. Но он не осмелился покинуть круг из страха, что Бореал будет возражать. Северная яватма не скупилась на обещания и ее прикосновение никогда не добавляло оптимизма. Незбет понимал не хуже меня, что единственный шаг в сторону привел бы к его смерти. Дел завоевала это право.– День или два пути, – выдавил он, начиная с последнего вопроса. – Танцоры мечей и воины. Танцорам мечей нужен Песчаный Тигр, воинам нужен убийца джихади.– Это я, – отрезала Дел. – Я убила обоих: Аладара и Аджани.Я увидел как изменился его взгляд: в откровенное мужское неверие закралось робкое сомнение. Он начал понимать, но его удерживала с детства привычная сила Южных верований. Дел ничем не переубедила бы его, даже здесь и сейчас. Но она забросила семена сомнения. Семена, которые заставляли задуматься о ВОЗМОЖНОСТИ.– Джихади не мертв, – вмешался я, зная, что племена представляли серьезную угрозу. Слепая вера делает из людей дураков. – Того человека звали Аджани. Он был Северянином, борджуни, грабил на Юге и на Севере. Он убеждал людей, что он джихади, но это вранье. Племена подхватили пророчество, но не поняли правды… им нужно было только спросить Оракула,– который был братом Дел.Незбет осторожно пожал плечами.– Они хотят убить тебя. Они видели тебя в городе… Они видели как ты вызвал огонь с неба своим мечом.– Это магия, – совершенно серьезно сказал я, но удивляться самому себе было некогда. – Не извращенная правда, а просто магия. Аджани был борджуни. Насильником и убийцей. Он продал брата этой женщины работорговцам – он бы продал и ее, но она сбежала от него. И стала танцором меча, – я не улыбался; мне было все равно, верит ли он мне. – Он не был джихади. Настоящий джихади я.Незбет выразительно сплюнул.– Ты был танцором меча, которому многие стремились подражать. И вот до чего ты дошел: врун и убийца.– Бывало, что я врал, – согласился я, – и конечно мне приходилось убивать, если ты говоришь о врагах, пытавшихся убить меня. Но в главном ты не прав, – я глубоко вздохнул и понял, что пора менять тему. – А что касается смерти Аладара, я могу сказать одно: он заслужил ее. Это личное дело. И я готов принять за эту смерть любые вызовы, хотя убила его Дел, – я посмотрел на нее, потом снова на Незбета. – А ты, несмотря на свои убеждения, работаешь на женщину. Она использовала мужчину чтобы нанять тебя, зная, что ей ты бы отказал. А значит она наняла тебя ложью. Деньги, которые ты принял, позорные.– Денег я не получу, пока не привезу тебя! – рявкнул он.– Неужели? – я удивленно выгнул брови. – Значит ты даже глупее, чем я думал.– Тигр, – тихо сказала Дел; я понял, что это вопрос.Я пожал плечами.– Он проиграл. Танец окончен. И если он не захочет стать борджуни, пожертвовав своим положением и гордостью, он не посмеет нас преследовать,– я махнул рукой. – Отпусти его. Пусть возвращается к остальным. Он может передать им все наши слова, – Дел опустила Бореал, а я встретился взглядом с Незбетом. – Слушай меня, Незбет: сейчас я говорю с тобой как танцор меча с танцором. Я клянусь тебе именем моего шодо: все, что тебе рассказали – вранье. Передай это воинам.Незбет уставился на меня. Он вдруг постарел, а губы превратились в тонкую прямую линию.– Значит ты опозорен, – объявил он. – Ты обесчестил имя своего шодо.Я устало махнул рукой.– Убирайся отсюда, мальчишка. Ты слишком глуп, чтобы жить, но я тебя убивать не буду. Моему мечу нравится вкус мужчин.Незбет подобрал клинок и убрал его в диагональные ножны. На прощанье он еще раз попытался испепелить меня взглядом, потом повернулся, вскочил в седло и поскакал в пустыню. Лошадь шла тяжелым галопом, поднимая в воздух облака песка.Я тяжело вздохнул и, глядя ему вслед, заметил:– Воды у него мало, и лошадь он загонит. Ему повезет, если быстро встретит людей. А мы, похоже, пока в безопасности.– Нет, – покачала головой Дел.– Может и нет, – согласился я. – Нам тоже пора ехать.– Тигр?– Что?– Почему ты не взял его лошадь? Он сказал, что за ним идут другие… они могут встретиться.Я задумался. Нахмурился. Посмотрел на нее.– Ну, наверное мы просто не можем поступать как воры.Дел усмехнулась.– Наверное.
Он начался незаметно, как начинаются самые страшные из них. Легкий ветерок оставлял узоры на песке, подергивал за шелк бурнуса; воздух ласкал лицо, откидывал волосы со лба и глаз. Песок, поднимавшийся из-под копыт жеребца, взлетал, зависал в воздухе и поднимался еще выше, жаля глаза. Дел и я, сидя рядом, спасались от него под надвинутыми капюшонами, пока я не скинул шелк с головы и не натянул повод, заставляя жеребца остановиться.– Самиэль, – сказал я, имея в виду ветер, а не мой меч.Дел не сразу поняла, потом забеспокоилась.– Ты уверен?– Воздух пахнет по-другому, – я прищурился. Солнце по-прежнему слепило глаза, хотя песок уже летал в воздухе. Если ветер станет сильнее, самиэль превратится в самум. В пустыне от горячего ветра достаточно неприятностей, а хуже песчаной бури уже ничего не придумаешь.– Лучше нам найти какое-нибудь убежище, вроде стены в оазисе… – я покачал головой, отгораживаясь от солнца и песка ладонью. – Мы отъехали слишком далеко. Может найдем какие-нибудь деревья…– Я помню самум… – Дел поежилась и не стала продолжать.Я тоже его не забыл. Тогда мы только встретились и Дел была совсем недоступной…Я криво улыбнулся, вспоминая те дни. И длинные темные ночи разочарований.Дел ткнула меня в спину.– Мы едем дальше? Или остаемся здесь?– Кто-то поедет, а кто-то пойдет. Жеребец устал, ему нужен отдых.Дел изобразила задумчивость и наконец приняла решение:– Ну так уж и быть, пусть тем, кто пойдет буду я, – она соскользнула по гнедому крупу и пошла к голове жеребца. – По-моему впереди что-то растет.Я пожал плечами.– Замечательно, тогда вперед. Не хотелось бы останавливаться, в любой момент ожидая появления новых гончих аид… – я повернулся, прищурившись осмотрел горизонт в той стороне, откуда мы пришли. – Если Незбет не соврал и они действительно так близко, долго гнаться за нами им не придется. По крайней мере некоторым из них. Мы постоянно по разным причинам задерживаемся и теряем слишком много времени.– И чем больше мы будем задерживаться, тем больше их будет догонять нас.– Это точно, – согласился я. – Давай надеяться, что если вскоре кто-то и появится, то это будут выскочки вроде Незбета, пожертвовавшие собственным благополучием ради славы и вырвавшиеся намного вперед.– Мне не нравится, что так много танцоров согласились охотиться за своими, – мрачно сообщила Дел.Я обернулся.– С танцорами мечей мы справимся. Мы двое из лучших, помнишь? Если не самые лучшие, – я сказал «мы» понимая, что она заслужила это. – И кроме того, всей толпой они не нападут. Это против правил круга. Они будут танцевать один за другим. Я больше волнуюсь из-за племен.Но Дел не могла успокоиться из-за танцоров мечей.– И сколько танцев ты сумеешь выиграть, в твоем состоянии?– Я? Аиды, баска… я могу ссылаться на больное колено очень долго, – я усмехнулся. – Может, в конце концов они устанут ждать и сдадутся.– А ты когда-нибудь сдавался, если тебя нанимали на работу?– Один раз. Тот человек действительно заболел… он умирал и я отпустил его. Но между прочим, могу сообщить тебе, что я ограничился гонораром, может это возродит хотя бы часть твоей веры в меня.– Часть возродит, – согласилась она. – Но тебе нужно было вернуть и гонорар, поскольку ты не выполнил задание.– Ну… да, – и я снова прищурился, защищаясь от укусов песка. – Давай к тем кустам. Надеюсь, ему это надоест до того, как он превратится в самум.
Немного позже, когда мы съежившись лежали среди кустов, Дел сообщила то, что и без слов было ясно.– Он не прекращается.– Нет.– И даже становится сильнее.– Да.– Значит будет самум.– Похоже на то, – я по привычке попытался согнуть колено, выругался и сел.Возразить было нечего. Он не прекращался. Он становился сильнее. И он почти превратился в самум.Нет, он уже превратился.– Аиды, – пробормотал я.Дел, сжавшаяся среди корявых кустов, повернулась и увидела то, что обнаружил я: через горизонт перекатывалось охряно-темное облако песка и грязи.Жеребец беспокойно заржал и начал рыть песок, добавляя в воздух пыли. Я поднялся, прохромал два шага к нему, успокаивающе провел рукой по шее.– Легче, старина. Ты знаешь правила этого танца. Приляг, закрой глаза… – я положил руку на оголовье уздечки, собираясь заставить жеребца лечь.И тут меня осенило.Я мрачно посмотрел на клубы песка, катившиеся из-за горизонта. Там, где мы находились, был пока еще самиэль, а не самум, но через несколько минут истинная сила и ярость песчаной бури поглотит нас. Положение было не совсем безнадежным: у нас были одеяла, вода и еда, так что даже если самум продлится несколько дней…Нет, об этом лучше не думать.Думай о чем-нибудь другом. О магии.Незбет сказал: я вызвал огонь с неба своим мечом. И я сделал стекло день или два назад. Дважды я создал что-то из ничего, используя магию Самиэля и подчиняя ее своей воле. В Искандаре я вызвал песчаную бурю, чтобы облегчить нам побег, и держал ее под контролем. Стеклянный круг получился случайно, я смутно помнил как это произошло, но все равно, это означало, что с помощью Самиэля, если обстоятельства вынуждали меня, я мог совершать чудеса.И не выпускать из-под контроля магию.Племена верили, что джихади может сделать невозможное, например превратить песок в траву. Так почему же они не поверили, что я джихади после того, как я вызвал огонь с неба?Потому что Песчаный Тигр был всего лишь танцором меча, который провел детство чулы. А рядом с ним стоял Аджани. Аджани – огромный, могучий, умный, который по выражению Кота Беллина горел очень ярко – заставил их поверить в себя. Он потратил на это много слов и времени.Теперь я мог доказать им, что Оракул показал на меня, только сделав то, на что способен один джихади.А для этого мне нужна была магия.Жеребец невесело кивнул, потом повернул голову, ткнулся лбом мне в грудь и сильно потерся, что лишило меня с таким трудом сохраняемого равновесия. Я устоял только потому что успел ухватиться за седло, и выругался, когда больное колено напомнило о моем неделикатном отношении к нему.Песня ветра изменилась.– Тигр…Я перестал ругаться и осмотрелся. День превращался в ночь.Времени уже не было.Я отвязал жеребца от куста, который он легко мог выдрать, но не выдирал потому что ему и в голову не приходило, что он явно сильнее – и умнее – сидящего в песке растения. Все лошади таковы. Повод я закинул ему на шею и привязал к седлу. Если жеребец вздумает спасаться бегством – чего я опасался – лучше предусмотрительно избавить его от травм. Болтающийся повод обычно рвется, когда на него наступают. Но однажды я видел как нога убегавшей лошади попала в петлю болтавшегося повода, и, споткнувшись и неудачно упав, лошадь сломала себе шею.– Не поднимайся, – посоветовал я Дел, – а лучше ложись. Можешь даже закрыть глаза или спрятаться под одеяло. Я сам не представляю, что может произойти.Дел сидела прямо.– Что ты… Тигр!Я вынул из ножен меч.– Эта штука у меня уже давно, а я так и не выяснил, что я могу с ней сделать.– Или он с тобой!– Ну… и такое может быть, – я прищурился, спасаясь от песка, выплюнул грязь изо рта и пожал плечами. – Придется рискнуть. И к тому же, баска… может удастся задержать идущих за нами гончих.– Это может убить тебя!– Нет, – усмехнулся я. – Убить меня придется тебе, если Чоса слишком разойдется.Она тут же замолчала.На это я и рассчитывал; размышления о предстоящем меня тоже не радовали.И рисковал я гораздо больше, чем она.Я так думаю.Аиды, как же я ненавижу магию. 13 Я подумал о песне, просто о глупой песенке. Я не мастер в пении (Дел сказала бы совсем не мастер) и поэтому всегда чувствую себя втройне глупо, когда приходится петь. Я стоял в окружении песков и сочинял песенку, даже напевал вслух, потому что из прошлого опыта знал, что без этого было не обойтись. По крайней мере раньше каждый раз я пел.Северяне Стаал-Уста мне все подробно объясняли: пение позволяло оживить меч, вложить в него сознание, вызвать силу, скрытую в яватме, омытой тщательно продуманными ритуалами и рунами. Согласно привычным мне представлениям о танце, пение только мешало сосредоточиться. Готовиться к вступлению в круг нужно было совсем иначе: замкнуться в себе, оживить свою душу, успокоить свои чувства…Аиды, если задуматься, все это звучит странно, а если попытаться объяснить вслух, то получается просто ерунда. Так что попробую проще: я воспринимал себя как оружие, а меч как свое продолжение, поэтому стоило мне только подумать о движении, мечь тут же совершал его, как неотъемлемая часть моего тела.Раньше у меня был Разящий. Я считал его совершенством, но в бою против Северного танцора меча, повторно напоившего свою яватму, он был разбит. Вместе с Разящим я много лет бродил по Югу и каждый домейн, в котором мы находились, принадлежал нам, хотя об этом не знал владевший им танзир; а среди танцоров мечей, которые правят Югом своим искусством владения оружием и готовностью убивать за деньги, мы с Разящим считались лучшими.Конечно Аббу Бенсир мог бы возразить и заявить, что это он лучший, но до сих пор не делал этого, потому что наши дороги долго не пересекались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46